— Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам. Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу. Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате». — Они приходят уже в большом подпитии? — Конечно. — Много их было последней ночью? — Это был понедельник. По понедельникам у нас никогда много не бывает. — С того места, где вы находитесь, видно, что делается в зале? Она показала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с табличкой: «Туалет». Другая, точно такая же, справа, была без обозначения. — Я почти всегда там. Мы вообще не подаем горячих блюд. Но иногда гости заказывают луковый суп, ветчину или лангустов. Тогда я на минуту выхожу на кухню. — Значит, вы почти всегда в зале? — Чаще всего. Я слежу за моими девочками и в подходящий момент подсовываю клиентам коробку конфет, цветы или какой-нибудь сувенир. Вы знаете, как бывает. Она даже не пыталась лгать и, наконец, села со вздохом облегчения и вынула одну ногу из тапка. Нога была отекшая и натруженная. — Что еще вы хотите узнать? Я вас не тороплю, но мне пора будить Фреда. Ему нужно больше времени, чтобы выспаться, чем мне. — Во сколько вы легли? — Около пяти. Но иногда ложусь только в семь. — А во сколько вы встали? — Час назад, и, как видите, уже подметаю. — Муж пошел спать вместе с вами? — Он поднялся наверх за пять минут до меня. — С утра он не выходил в город? — Он все время в постели. И только когда он так упорно стал допытываться о ее муже, женщина забеспокоилась. — Вы пришли из-за него? — Скорее из-за двух мужчин, которые были здесь сегодня, около двух часов ночи. Они сидели в одном из кабинетов. Вы не помните? — Двух мужчин? Она осмотрела столики по очереди, словно рылась в своей памяти. — Вы можете показать, где сидела Арлетта перед своим вторым выступлением? — Да. Она была со своим молодым человеком. Я даже ей сказала, что это пустая трата времени. — Он часто приходил? — Три или четыре раза. Он из тех, кто заходит случайно и влюбляется в одну из девушек. Я им твержу все время: ради бога, один раз, если не можете без этого обойтись, но постоянным поклонникам здесь не место. Они сидели в шестой ложе, спиной к улице. Я их хорошо видела. Он все время держал ее за руку и болтал без конца, а лицо было, как у теленка… — А в соседней ложе? — Было пусто. — Весь вечер? — Это легко проверить. Я еще не убирала со столиков. Если бы там кто-то сидел, то в пепельнице остались окурки, а на скатерти — следы рюмок. Женщина не пошевелилась, когда он пошел проверить. — Вы правы, ничего не видно. — Может, в другой день я не была бы так уверена, но вчера, как всегда по понедельникам было так пусто, что мы уже хотели закрывать. Даю слово, от силы человек двенадцать. Муж подтвердит это. — Вы знаете Оскара? — спросил он напрямик. Она не пошевелилась, но комиссар почувствовал, что ей не хочется продолжать разговор. — Какого Оскара? — Мужчина в возрасте, невысокий, коренастый, с проседью. — Такого не знаю. Мясника зовут Оскаром, но он — высокий брюнет с усами. Может, Фред знает… — Пригласите его. И Мегрэ остался один в пурпурном тоннеле. В темноте зала светлый прямоугольник двери был экраном, на котором, как в старых немых фильмах, двигались смутные силуэты. Перед ним на стене висели фотографии Арлетты в неизменном черном платье. Оно обтягивало ее тело так плотно, что девушка казалась еще более нагой, чем на тех вызывающих фотографиях, которые лежали в кармане у комиссара. Утром у Люка он почти не обратил на нее внимания. Это была маленькая ночная бабочка, таких он много встречал. Запомнилась ему только молодость девушки и показалось, что тут что-то не так. Он сразу вспомнил ее хриплый голос. Так говорят все, кто слишком много курит и пьет. Он вспоминал ее беспокойные глаза и то, как он помимо своей воли смотрел на ее грудь. Его тогда захлестнула аура женственности, запах теплой постели, который исходил от нее. Он редко встречал женщин, буквально источающих секс, хотя этот имидж совсем не вязался с детским страхом в ее глазах, а тем более с квартирой, которую он только что видел, квартирой со старательно натертым паркетом, стенным шкафчиком для щеток и тщательно убранной кладовкой. — Фред идет. — Вы ему рассказали, зачем я здесь? — Я только хотела узнать, не видел ли он этих двоих. Он абсолютно уверен, что за четвертым столиком никого не было. У нас, знаете ли, столики в ложах пронумерованы. В пятой сидел американец, который выпил целую бутылку виски, и большая компания в одиннадцатой. Официант Дезире вам подтвердит это сегодня вечером. — Где он живет? — Где-то в предместье. Не знаю точно. Утром возвращается к себе на поезде с вокзала Сен-Лазар. — Кто еще у вас работает? — Кузнечик, он швейцар и заодно курьер, разносит проспекты. Оркестр и девушки. — Сколько их? — Кроме Арлетты — Бетти Брюс, вот ее фотография слева. Она исполняет акробатические танцы. И Таня, она в перерывах между своими номерами играет на пианино. Вот и все. Конечно, есть и другие — приходят с улицы выпить рюмку и снять клиента. Но они у нас не работают. Мы здесь как одна большая семья. Ни у Фреда, ни у меня нет больших амбиций. Когда накопим немного денег, будем жить себе спокойно в нашем домике в Бурживале. Вот идет муж. Невысокий, но крепко сложенный и хорошо сохранившийся мужчина лет пятидесяти, черноволосый, с едва пробивающейся сединой, вышел из кухни, на ходу надевая пиджак на рубашку без воротничка. Было видно, что одевался он поспешно, так как на нем были брюки от смокинга и домашние туфли на босу ногу. Хозяин кабаре тоже оказался спокойным. Даже куда более спокойным, чем жена. Скорее всего, фамилия Мегрэ была ему известна, но видел он его впервые и шел медленно, чтобы приглядеться. — Фред Альфонси, — представился он, протягивая руку. — Жена вас ничем не угостила? Стол перед комиссаром был пуст. — Вы в самом деле ничего не хотите? Но и ведь не возражаете, если Роза принесет мне чашку кофе. Так звали его жену. Она ушла на кухню, а Альфонси сел перед комиссаром, положил локти на стол и замолчал. — Вы уверены, что никто тут не сидел прошедшей ночью? — Послушайте, господин комиссар, я знаю, кто вы, а вы обо мне не знаете ничего. Может быть, вас дезинформировал кто-нибудь из полиции нравов… Эти господа иногда заглядывают ко мне. Такая уж у них работа. А если они не сказали, то я скажу, что у меня ни разу не было никаких нарушений. Я — тихий и спокойный человек. Эти слова звучали странно из уст крепыша со сломанным носом и ушами экс-боксера, как цветная капуста. — А значит, когда я говорю, что за этим столиком никого не было, значит — никого не было, у меня скромное заведение. Здесь работает немного людей, и я всегда на месте, чтобы все были на глазах. Могу точно сказать, сколько посетителей здесь было этой ночью. Достаточно просмотреть счета в кассе. На них написаны номера столиков. — Арлетта со своим парнем сидели в «пятерке», так? — В «шестерке». Направо — четные номера, слева — нечетные. — А за боковым столиком? — В «восьмерке?» Где-то в четыре ночи там сидели две пары. Вроде парижане, которые у нас никогда не были и зашли из любопытства, но быстро сообразили, что это не для них. Выпили бутылку шампанского и сразу ушли. А я закрыл кабаре.