— Ты, конечно, хочешь, чтобы твоего отца выпустили из тюрьмы и чтобы нашли настоящего преступника. Нелегко было рассмотреть через толстые стекла очков выражение его глаз. Он не отводил глаза в сторону, напротив, пристально смотрел в лицо своему собеседнику, и на его худеньком лице не дрогнул ни единый мускул. — Пока мне известно только то, что говорят другие. — Маленькая, самая незначительная деталь может навести меня на след. Сколько всего учеников в школе? — Отвечай, Жан-Поль, — И он нехотя ответил: — Всех тридцать два. — Что значит «всех»? — Маленьких и больших. Всех, кто записан. Мать пояснила: — Всегда есть отсутствующие. Иногда во время полевых работ в классе бывает человек пятнадцать, и нам не всегда удается послать полицейского к родителям. — У тебя есть товарищи? — Нет, — коротко ответил он. — Неужели во всей деревне у тебя нет ни одного приятеля? Тогда, как бы бросая вызов, он заявил: — Я сын школьного учителя. — И поэтому они тебя не любят. Он промолчал. — Что же ты делаешь во время перемен? — Ничего. — Ты не приходишь домой к маме? — Нет. — Почему? — Потому что отец этого не хочет. Мадам Гастен опять пояснила: — Он не хочет выделять своего сына среди других учеников. Если Жан-Поль будет приходить домой во время перемен, то нельзя будет отказать в этом и сыну полицейского, и сыну мясника… — Понимаю. Ты помнишь, что твой отец делал во вторник во время перемены? — Нет. — Он присматривает за детьми? — Да. — Твой отец всегда стоит посередине двора? — Иногда стоит. — В ту перемену он заходил домой? — Не знаю. Мегрэ редко приходилось допрашивать такого строптивого субъекта. Если бы перед ним был взрослый, он наверняка бы рассердился, и мадам Гастен это почувствовала. Стоя рядом с сыном, она как бы старалась защитить его, примирительно положив ему на плечо руку. — Отвечай вежливо комиссару, Жан-Поль. — А я и отвечаю вежливо. — В десять часов вы все вернулись в класс. Подошел ли твой отец к доске? Сквозь оконные занавески он видел здание школы и часть этой доски с написанными на ней мелом словами. — Может, и подошел. — Это был какой урок? — Урок грамматики. — Кто-то постучал в дверь? — Может, и постучал. — Ты не уверен в этом? Ты видел, как вышел твой отец? — Не помню. — Послушай… Когда учитель выходит из класса, ученики обычно вскакивают с мест, начинают смеяться и баловаться. Жан-Поль молчал. — Разве во вторник так не было? — Не помню. — Ты выходил из класса? — Зачем? — Ты мог пойти в уборную. Я вижу, что она находится во дворе. — Нет, я не ходил туда. — А кто подходил к окну? — Не знаю. Теперь Мегрэ встал и, сунув руки в карманы, крепко их сжал. — Послушай… — Я ничего не знаю. Я ничего не видел. Мне нечего вам рассказать! — выпалил вдруг мальчик и, выскочив из комнаты, взбежал по лестнице. Слышно было, как наверху хлопнула дверь. — Не сердитесь на него, господин комиссар. Представьте себя на его месте. Вчера лейтенант допрашивал его больше часа, а когда Жан-Поль пришел домой, он не сказал мне ни слова, бросился на кровать и пролежал там до вечера с широко раскрытыми глазами. — Он любит отца? Она не совсем поняла смысл его вопроса. — Я хочу сказать: любит ли он отца, восхищается ли он своим отцом? Или он любит больше вас? С кем — с вами или с ним — он более откровенен? — Он ни с кем не откровенен. Конечно, мне он больше доверяет… — Как он реагировал на арест отца? — Он был таким же, каким вы его видели. — Он не плакал? — С самого раннего детства я не видела, чтобы он плакал. — Когда у него появился карабин? — Мы подарили ему карабин к Рождеству. — Он часто им пользуется?