Глава 4 Письма почтальонши Лейтенант улыбнулся, словно извиняясь: — Вы же сами видите! Я делаю все, что могу. И это действительно было так. Он вел расследование с еще большим рвением: ведь теперь у него был помощник, да еще из прославленной парижской сыскной полиции, которая представлялась ему крайне авторитетной инстанцией. Сам он был как бы на особом положении. Он принадлежал к известной тулузской семье; по настоянию родителей он прошел курс обучения в политехническом институте и окончил его с более или менее хорошим аттестатом. Но вместо того, чтобы стать военным или инженером, он предпочел поступить в полицию и еще два года изучал право. У него была красивая жена из хорошей семьи, и все считали, что это одна из самых приятных супружеских пар в Ла-Рошели. Он делал вид, будто прекрасно себя чувствует в мрачноватой обстановке мэрии, куда никогда не заглядывало солнце и где, по сравнению с ярким светом на улице, было почти совсем темно. — Не так-то просто узнать, что они думают, — заметил он, раскуривая новую сигару. В углу комнаты, прямо у стены, стояли шесть карабинов 22-го калибра. Четыре из них были совершенно одинаковы, а один — старого образца, с резным прикладом. — Думаю, что теперь они все тут, голубчики. Ну а если и остались еще где-нибудь, мои люди найдут их сегодня же. Он взял с каминной полки картонную коробочку, похожую на коробку для пилюль, и вынул оттуда кусочек расплющенного свинца. — Я осмотрел его очень тщательно. В свое время я изучал баллистику, а в Ла-Рошели у нас нет эксперта. Это обыкновенная свинцовая пуля, которую иногда называют легкой пулей. Достигая цели, она расплющивается даже о сосновую доску. Поэтому оставленный такой пулей след мало что говорит следователю, тогда как пули другого образца позволяют точно установить, каким оружием пользовались в данном случае. Мегрэ понимающе кивнул. — Вы знакомы, господин комиссар, с карабином 22-го калибра? — Более или менее. Скорее менее, чем более, ибо он не припомнил ни одного преступления в Париже, совершенного с помощью такого оружия. — Из него можно стрелять выборочно — короткими или длинными патронами. Короткие предназначены для стрельбы на очень близком расстоянии, но пули длинного патрона поражают цель даже на расстоянии в сто пятьдесят метров и больше. На мраморной каминной доске лежали кучкой еще двадцать других свинцовых кусочков. — Н-да… Вчера мы проделали опыт с несколькими карабинами. Пуля, которой убили Леони Бирар, была, вероятно, длинная, 22-го калибра, и вес ее соответствовал весу тех, которые мы испытали. — А патрон не нашли? — Мои люди тщательно обыскали сад за домом. Они и сейчас еще продолжают поиски. Вряд ли стрелявший подобрал гильзу… Как видите, я пытаюсь объяснить вам, что у нас крайне мало вещественных доказательств. — Скажите, а давно ли пользовались этими ружьями? — Недавно. Но установить это точно трудно, так как мальчишки обычно не заботятся о чистке и смазке ружья после употребления. Медицинская экспертиза — взгляните, вот справка — тоже не очень-то нам помогла, потому что врач не может определить даже приблизительно, с какого расстояния произведен был выстрел. Это могло быть и с пятидесяти и со ста метров… Стоя у окна, Мегрэ набивал трубку и рассеянно слушал лейтенанта. Напротив церкви он видел мужчину с всклокоченными черными волосами, который подковывал лошадь, и молодого парня, державшего ее ногу. — Вместе со следователем мы рассмотрели многие возможные гипотезы. Первая, пришедшая нам на ум, может показаться вам странной: это несчастный случай. Преступление настолько невероятно, так мало возможностей убить старую почтальоншу из карабина 22-го калибра, что мы невольно задали себе вопрос: не произошло ли это случайно? Кто-нибудь в саду, как это часто делают мальчишки, мог стрелять по воробьям. Бывают еще более странные совпадения… Вы понимаете, что я хочу сказать? Мегрэ утвердительно кивнул. Чувствовалось, что лейтенант испытывает почти детское желание добиться его одобрения, и трогательно было видеть, как он старался. — Мы отнесли эту гипотезу к разряду теории чистой случайности. Если бы смерть Леони Бирар произошла в другое время дня, или в выходной день, или в каком-либо другом месте, то мы бы и остановились на этом предположении, как на наиболее вероятном. Однако старуха была убита в то время, когда все дети были в школе. — Все? — Почти все. В этот день в школе отсутствовало трое или четверо учащихся, и все они живут довольно далеко. Кроме того, в это утро в деревне их не видели. Еще один — сын мясника — уже целый месяц лежит в постели. Мы обсудили также и второе предположение — недоброжелательное отношение к покойной. Допустим, кто-то из соседей, кого она сильно разозлила, выстрелил издалека, чтобы попугать ее или разбить окно… разумеется не помышляя при этом об убийстве. Я еще не отказался от этой второй версии, ибо третья — преднамеренное убийство — потребовала бы первоклассного стрелка. Если бы пуля попала не в глаз, а куда-нибудь еще, старуха бы отделалась легким ранением. А чтобы попасть именно в глаз, да еще с большого расстояния, надо быть исключительно метким стрелком… Не забывайте, что все это произошло среди бела дня, посреди деревни, в тот час, когда большинство женщин дома. Стояла хорошая погода, и многие окна были раскрыты настежь. — Вы пытались установить, где находился каждый из ее соседей около четверти одиннадцатого утра? — Вы слышали показания Марии Шмелкер. Показания остальных так же неубедительны, как и ее. Все дают показания очень неохотно, а когда вдаются в подробности, то это только больше запутывает дело. — Помощник полицейского был в своем саду? — По-видимому, да. Все зависит от того, на какое время надо ориентироваться — на радио или на церковные часы, так как часы на церковной башне спешат на пятнадцать — двадцать минут. Кто-то из тех, кто слушал радио, сказал, что видел, как Тео направлялся в «Уютный уголок» в начале одиннадцатого. А в «Уютном уголке» утверждают, что он пришел туда уже после половины одиннадцатого. Жена мясника, сушившая на дворе белье, утверждает, что видела, как он вошел, по обыкновению, в свой погребок пропустить стаканчик вина. — У него есть карабин? — Нет. Только охотничье ружье — двустволка. Я рассказываю вам все это лишь для того, чтобы показать, насколько мне трудно получить точные сведения. Только мальчишка стоит на своем. — Сын полицейского? — Да. — Почему он ничего не сказал при первом допросе? — Я задал ему такой вопрос, но он ответил весьма уклончиво. Вам, конечно, известно, что его отец, Жюльен Селье, женился на племяннице старухи. — Я знаю также, что Леони Бирар объявила ей, что лишает ее наследства. — Марсель Селье сказал, что он не хотел впутывать своего отца в это дело. Только вчера вечером он рассказал отцу об этом. И Жюльен Селье привел его к нам только в четверг утром. Вы их увидите. Это симпатичные, честные люди. — И Марсель видел, как учитель выходил из сарая? — Так он утверждает. В классе дети были предоставлены самим себе, они баловались, а Марсель Селье, серьезный, спокойный мальчик, подошел к окну и увидел Жозефа Гастена, выходившего из сарая. — А он видел, как тот туда входил? — Нет, только как он выходил. В этот момент выстрел уже прозвучал. Учитель же продолжает отрицать, что в то утро он входил в сарай. Или он врет, или мальчишка все выдумал. Но зачем? — В самом деле, зачем? — спросил Мегрэ. Перемена в школе кончилась. Мимо окна прошли две женщины с сумками в руках, направляясь в кооператив. — Могу я осмотреть дом Леони Бирар? — спросил Мегрэ. — Я провожу вас. Ключ у меня. Ключ также лежал на каминной полке. Лейтенант сунул его в карман, застегнул китель и надел фуражку. Они вышли. В лицо им пахнуло морем. Правда, запах моря был едва уловим, и это огорчило Мегрэ. Они завернули за угол и перед заведением Луи Помеля комиссар вдруг сказал: — Не выпить ли нам по стаканчику? — Вы полагаете?.. — смущенно пробормотал лейтенант. Пить в бистро или в харчевне было не в его правилах. Предложение комиссара смутило его, и он не знал, как отказаться. — Я думаю, только… — О, всего один глоток белого вина. Тео сидел в углу за стойкой, вытянув длинные ноги, бутылка вина и стакан стояли поблизости. Напротив него стоял почтальон, вместо левой руки у него был железный крюк. Когда они вошли, оба замолчали. — Что вам предложить, господа? — спросил Луи, стоявший за стойкой с засученными рукавами. — По стаканчику белого вина. Смущенный Даньелу старался держаться с достоинством. Может, поэтому-то помощник полицейского и смотрел на них обоих насмешливо. Высокий, громоздкий, он был, видимо, раньше толстяком, а теперь похудел, и его дряблая кожа покрылась морщинистыми складками, напоминавшими чем-то смятую одежду. В его взгляде читалась насмешливая самоуверенность крестьянина, к которой добавлялась самоуверенность политикана, привыкшего вносить сумятицу в муниципальные выборы. — Так что же стало с этим канальей Гастеном? — спросил он будто ни к кому не обращаясь. И Мегрэ, не зная почему, ответил ему в том же тоне: — Он ждет, когда кто-то другой займет его место. Такой ответ шокировал лейтенанта. А почтальон быстро обернулся.