— Уходя с кладбища, я искал вас, но так и не нашел… Завтрак готов, Арманда? — Потерпите пять минут. На столе было только два прибора. Так же как и служанка кюре, сестра доктора предпочитала не садиться за стол вместе со всеми. Она, наверно, ела, стоя у плиты, в промежутках между двумя блюдами. — Садитесь. Что вы об этом скажете? — О чем? — Ни о чем. Обо всем. Хорошие были похороны!.. Мегрэ проворчал: — А учитель все еще в тюрьме. — Кого-то надо же было посадить. — Мне хотелось бы задать вам один вопрос, доктор. Вот на похоронах была уйма народу… Интересно, многие ли из них думают, что Гастен убил старуху Бирар? — Кто-то, конечно, думает. Есть люди, которые верят чему угодно. — А другие? Доктор не сразу понял значение вопроса. Мегрэ пояснил: — Предположим, что одна десятая часть жителей деревни уверена, что учитель стрелял. — Пожалуй, так и есть. — Значит, девять десятых думают иначе. — Вне всякого сомнения. — Кого же они подозревают? — Все зависит от их точки зрения. По-моему, каждый более или менее искренне подозревает того, кого хотел бы видеть убийцей. — И никто не называет имя убийцы? — Между собой они, конечно, называют. — Вам доводилось слышать их предположения? — Между собой они говорят. — Вы слышали, как они выражали подобные подозрения? Доктор посмотрел на него с той же иронической усмешкой, как и Тео: — Мне они об этом не говорят. — И между тем они знают, что учитель не виноват, и их нисколько не волнует, что он сидит в тюрьме. — Уж что-что, а это их, конечно, не волнует. Гастен не принадлежит к любимцам деревни. Они считают, что если лейтенант и следователь решили засадить его в тюрьму, то это их дело. Так сказать, за то им и денежки платят. — И они позволят его осудить? — Не моргнув глазом. Если бы это был кто-то из своих, ну тогда дело другое. Понимаете? Если нужно найти виновного, то пусть он будет чужой. — Они думают, что сын Селье сказал правду? — Марсель хороший мальчик. — Он солгал. — Возможно. — Но я хотел бы знать, почему он это сделал? — Может быть, боялся, что станут обвинять его отца. Не надо забывать, что его мать — племянница старухи Бирар и она получит от нее наследство. — Мне казалось, что почтальонше всегда хотелось, чтоб ее племянница не получила ни единого су. В поведении доктора почувствовалось некоторое замешательство. Сестра внесла закуску. — Вы не ходили на похороны? — спросил ее Мегрэ. — Арманда никогда не ходит на похороны. Они молча принялись за еду. Первым снова заговорил Мегрэ. Причем заговорил как бы рассуждая сам с собой: — Марсель Селье видел, как учитель выходил из сарая, не во вторник, а в понедельник. — Он признался? — Я его еще не спрашивал об этом, но я абсолютно уверен. В понедельник, до начала уроков, Гастен работал у себя в саду. Когда рано утром он шел по двору, то увидел, что там валялась мотыга. Вот он и вошел в сарай, чтобы положить ее на место. Во вторник вечером, после того как был обнаружен труп старухи, Марсель ничего не сказал — он еще не думал обвинять своего школьного учителя. Мысль эта пришла ему в голову позже. Может быть, он услышал какой-то разговор, который натолкнул его на подобное признание… Он не совсем соврал. Обычно женщины и дети пользуются такой полуложью. Он ничего не придумал, он только перенес реальное событие с одного дня на другой. — Забавно! — Держу пари, что он пытается убедить себя, что видел, как учитель выходил из сарая именно во вторник. Ему это не удается, конечно, и тогда он идет к священнику на исповедь. — Почему вы не спросите об этом у священника? — Потому что если бы он мне сказал об этом, то нарушил бы таинство исповеди. Священник этого не сделает. Сначала я хотел поинтересоваться у соседей, особенно у служащих кооператива, не видели ли они, как Марсель ходил в церковь после службы, но теперь я знаю, что он прошел туда через двор… Жаркое было хорошо зажарено, а бобы так и таяли во рту. Доктор поставил на стол бутылку хорошего старого вина. Снаружи доносился смутный шум, какие-то разговоры, которые велись во дворе гостиницы и на площади. Понимал ли доктор, что Мегрэ ведет этот разговор, как бы проверяя свои умозаключения на собеседнике? Он кружил вокруг одной и той же мысли, не подходя вплотную к главному. — По правде говоря, я не думаю, что Марсель солгал лишь для того, чтобы отвести подозрение от отца. В этот момент ему показалось, что доктор знает обо всем этом куда больше, чем мог бы сказать. — В самом деле? — Я пытаюсь представить себя на его месте. С самого начала мне казалось, что это история ребенка, в которой случайно замешаны взрослые люди. — И он добавил, спокойно и прямо смотря доктору в лицо: — И я все больше убеждаюсь, что и другие знают об этом. — В таком случае вы, может быть, заставите их заговорить? — Может быть. Но дело это трудное, верно? — Очень трудное. Доктор Брессель явно издевался над ним, точно так же, как и лейтенант в мэрии. — Сегодня утром я долго беседовал с сыном господина Гастена. — Вы заходили к ним? — Нет. Я случайно увидел его у кладбища, когда он смотрел через забор на похороны, и пошел за ним к морю. — Хм… Зачем же он отправился к морю? — Он убегал от меня. И в то же время он хотел, чтоб я догнал его. — Что же он вам сказал? — Что Марсель Селье стоял не у левого окна, а у правого. Во всяком случае, Марсель мог видеть, как упала Леони Бирар в тот момент, когда пуля вошла ей в глаз, но он не мог видеть, как учитель выходил из сарая. — Какой же вывод вы делаете? — Что сын Селье солгал, желая кого-то прикрыть… Не сразу. Ему потребовалось время. Да, по-видимому, мысль эта пришла ему в голову не сразу. — Почему же он выбрал учителя? — Во-первых, потому, что это выглядело наиболее правдоподобно. И конечно, потому, что накануне, почти в тот же час, он видел, как учитель выходил из сарая. А может быть, и из-за Жан-Поля.