— Закончилось, — выдохнул Мегрэ. — Так ли это? — Сейчас Жанвье насыщает информацией журналистов. Те появятся с минуты на минуту. — А что же с этой молодой женщиной, Антуанеттой? — Она останется за решеткой, весьма возможно, что ей предъявят обвинение в соучастии — ведь она обеспечила доктору алиби. — Ее мать тоже? — Вполне вероятно. — Так, по-вашему, они знали?.. — Видите ли, дитя мое, меня это не касается: я нахожусь в отпуске. И даже будь я сейчас на месте Жанвье, не позволил бы себе принимать на сей счет решения, ибо это — дело судей. — А отпустят ли теперь Жильбера? — Завтра утром — не раньше, ведь только следователь вправе подписывать необходимые для этого документы. — Но знает ли Жильбер о развязке? — Он должен был услышать, как подселяли соседа, и, готов поклясться, узнал голоса. Что с вами? Мартин, сама не зная почему, внезапно залилась слезами. — У меня даже носового платка нет с собой… — пролепетала она. — До чего глупо! А во сколько его освободят завтра утром? — Уж никак не раньше девяти. Передавая ей свой платок, Мегрэ по-прежнему не спускал глаз с портала здания уголовной полиции. Вскоре оттуда выкатился серый, должно быть, одного из журналистов, автомобиль, в который набилось четверо или пятеро его коллег. Двое фотографов вышли пешком и двинулись в сторону Нового моста. В кабинете Мегрэ свет все еще горел, но наконец погас и он. — За мной… Он отошел чуть дальше в поисках самой густой тени. Было слышно, как во дворе застучал мотор, и вскоре из арки выскочила одна из черных машин уголовной полиции. — Все в порядке. Он один, — пробормотал комиссар. — Кто? — Жанвье. Если бы он потерпел неудачу, то либо сам, либо взяв водителя, отвез бы Жава домой. Черный автомобиль, в свою очередь, повернул к Новому мосту. — Ну вот, милая девушка. Все кончено. — Благодарю вас, комиссар. — За что? — За все. Она чуть было вновь не разревелась. Мегрэ шел рядом с Мартин в сторону моста Сен-Мишель. — Не надо меня провожать. Я живу почти напротив. — Знаю. Спокойной ночи. На площади Шатле одно из кафе все еще было открыто. Мегрэ вошел туда, сел за один из столиков в почти пустом зале и медленно выпил пива. Затем поймал такси. — На бульвар Ришар-Ленуар. Я скажу, где остановиться. Жизнь на его улице замерла. На тротуаре — ни души. Когда он преодолел последний пролет лестницы, дверь, как всегда, открылась — мадам Мегрэ издали узнавала его шаги. — Ну как? — спросила она, стоя с бигуди на голове. — Разобрались. — Негрель? — Жав. — Никогда бы не поверила. — Никто не приходил? — Нет. — Возвращаясь, журналистов не заметила? — Смотрела внимательно. Уверена, что их не было. — Сегодня что за день? — Суббота. Точнее, воскресенье — ведь уже полпервого. — Тебя не затруднит собрать вещи на несколько дней? — Когда ты намерен уехать? — Как только ты будешь готова. Завтра утром нас засекут, это уж точно. — Мне нужно привести в порядок волосы. В полтретьего они спустились в тихую и теплую ночь — Мегрэ нес чемодан, которым супруги пользовались в редкие выходные. — Куда собираешься отбыть? — Где отыщется местечко. Есть же где-то, не слишком далеко от Парижа, какой-нибудь отель со свободным номером. Они поехали на такси вдоль Сены в направлении Фонтенбло. Едва миновали Корбей, как Мегрэ вспомнил об одной гостинице, где как-то во время расследования ему доводилось останавливаться. — Ты собираешься их разбудить? У комиссара не было никаких конкретных планов. Он совершенно не представлял себе, что будет делать в следующее мгновение. Уж на сей-то раз он отдыхал по-настоящему. Он не ошибся, положившись на свою счастливую звезду, так как не понадобилось никого будить на этом постоялом дворе, все окна которого были закрыты от лунного света ставнями. На берегу Сены в серебристом мерцании деловито ставил верши человек, в котором Мегрэ узнал хозяина. — У нас и правда есть одна свободная комната, но ее зарезервировали на завтрашний вечер. Какое это имело значение? К тому времени они уже рассчитаются с ним и отправятся дальше — попытать счастья где-нибудь неподалеку. В ожидании, пока владелец разбудит жену, они мирно устроились на террасе за железным столом, глядя на несущую свои воды реку. И только через четыре дня в гостинице на берегах Луэна Мегрэ получил почтовую открытку с видом набережной Орфевр. Его имя и адрес были нацарапаны печатными буквами, а на месте, предназначенном для письменного сообщения, приводились всего два слова: «СПАСИБО, ПАТРОН». * * *