— Пройдите, пожалуйста, за мной, господин Мегрэ… Она открыла обитую войлоком дверь, затем еще одну, окрашенную в серый цвет. Они внезапно попали из полутемной приемной в залитый солнцем кабинет врача. Человек в белом халате сидел перед бюро эпохи Луи-Филиппа и держал в руках карточку комиссара. Секретарша исчезла. Франсуа Мелан, не торопясь, прочел всю карточку до конца, в то время как Мегрэ сделал два-три шага вперед. — Садитесь… После разговора с Марселем Лендри Мегрэ видел доктора Мелана в своем воображении совсем не таким. Его еще меньше, чем дядю Николь, можно было представить танцующим в клубе «Сто ключей». У Мелана были рыжие волосы. Огненно-рыжие. Он был из тех рыжих, которых в детстве товарищи дразнят морковкой. Доктор поднял голову, и Мегрэ увидел стекла очков без оправы, за которыми светились ясные голубые глаза. Мелан выглядел очень молодо. — Зубная боль возникла внезапно? Он ничем не выдал, что знает Мегрэ. Его глаза не выражали любопытства. — Да, вчера вечером, в тот момент, когда я ложился спать… — Этот зуб беспокоил вас и раньше? — Нет. У меня в общем-то хорошие зубы. — Сейчас посмотрим… Он поднялся, и Мегрэ сделал еще одно открытие: Мелан был огромного роста, почти на голову выше его. Халат на нем — не намного чище, чем на его секретарше, — достигал только колен и открывал брюки, которые нуждались в утюжке. Посреди комнаты стояло зубоврачебное кресло, и над ним, как обычно, находилась большая круглая лампа в форме диска. Между креслом и окном — узкий столик с аккуратно разложенными инструментами. Немного поколебавшись, Мегрэ уселся в кресло. Повязав салфетку вокруг шеи пациента, доктор нажал ногой на педаль и немного приподнял кресло. — Откиньте голову… Так, хорошо… Откройте рот… Здесь тишина была не такой полной, как в других комнатах этого дома. Окна кабинета выходили на улицу. Оттуда доносились разные шумы: и неясный гул голосов, и более резкие звуки. Мелан с невозмутимым видом подержал секунду маленькое зеркальце над пламенем… — Откройте шире рот, пожалуйста… Когда Мелан нагнулся, Мегрэ увидел его лицо совсем близко, как бы через увеличительное стекло. У доктора, как у большинства рыжих, была розоватая кожа, пористая, немного веснушчатая. Мелан не разговаривал. С тех пор как комиссар вошел в кабинет, он произнес минимум слов. И когда он распрямил свое большое тело, то сделал это как-то застенчиво и неловко. С помощью остроконечного инструмента доктор прикоснулся к поверхности коренных зубов. — Вы чувствуете что-нибудь? — Нет… — попытался ответить Мегрэ с открытым ртом. — А теперь? — Нет. — А здесь? Мегрэ, конечно, ничего не чувствовал. У него никогда не болели зубы. Врач взял другой инструмент в форме маленького молоточка. — Я вам делаю больно? — Это неприятно… — Но не острая боль?.. Почему-то вдруг комиссар решил, что ни в коем случае не разрешит доктору сделать себе укол. Его охватил страх. Какой-то смутный, неопределенный страх. Он полулежал с запрокинутой головой, с открытым ртом в кресле, где чувствовал себя почти пленником. Почему он проник в этот дом? Потому что искал человека, напавшего на него с изощренной жестокостью. Человека, который из чувства ненависти к нему или из желания избавиться от него сделал попытку его опорочить. Человек тот составил сложный план и выполнил его досконально, использовав в качестве инструмента молодую девушку из хорошей семьи. Почему, собственно, говорят «хорошая семья»? Потому что другие семьи плохие? Если он находился здесь, следовательно, у него были, пусть и не очень основательные причины подозревать стоматолога с рыжими волосами. Комиссар ничего не мог прочесть в голубых глазах, увеличенных стеклами очков. Черты лица Мелана были спокойны. «Каждый человек способен стать убийцей, если у него на это есть достаточная побудительная причина». Мегрэ как-то произнес эту фразу в ответ на вопрос Пардона или какого-то журналиста. Кто-то хотел опозорить, опорочить его имя, чтобы он вынужден был уйти со своего поста. Предположим, это Мелан… Но если у Мелана были достаточные причины, чтобы придумать всю эту сложную махинацию, которую разыграла Николь, что помешает ему попытаться избавиться от комиссара и другим способом? — Прополощите рот. Под взглядом врача, невозмутимо и спокойно стоящего рядом, Мегрэ повиновался. — У вас исключительно здоровые зубы. Они не могли причинить вам страдания. Если прошлой ночью у вас был приступ боли в правой части челюсти, то это может быть началом гайморита. — И ничего нельзя сделать? — Это уж должен решить ваш постоянный врач. Мелан, повернувшись к нему спиной, стал приводить в порядок инструменты, в то время как Мегрэ не без труда выбрался из кресла, которое доктор забыл опустить. Сделав два шага по направлению к окну, Мегрэ увидел сквозь тюль гардины полуодетую Алин. Она курила и смотрела на улицу. Комиссар был знаком с расположением комнат в квартире напротив. Окно, у которого стояла подруга Манюэля, находилось в комнатке, где калека проводил светлые часы дня. Это открытие немного взволновало Мегрэ. — Сколько я вам должен? — пробормотал он. — Вы рассчитаетесь с моей помощницей. Все так же внешне спокойно, с неподвижным лицом, с ничего не выражающими глазами, доктор открыл дверь в маленький кабинет, где Мегрэ заполнял карточку. Помощница указала комиссару на стул, где он сидел ранее: — Минуточку подождите… Она, вероятно, пошла проводить к доктору пациентку с печальным лицом. На письменном столе стояла длинная и узкая деревянная коробка, в которой находились карточки больных. Искушение было слишком велико. А может быть, это ловушка? Мегрэ не пошевелился. — Вы пользуетесь социальным страхованием? Покажите, пожалуйста, вашу карточку. Он порылся в портфеле, всегда забитом ненужными бумагами, и протянул карточку некрасивой женщине. Та переписала номер. — Вы должны заплатить за визит двадцать франков. Ваша касса вернет вам восемьдесят процентов. Она возвратила ему карточку. Так же, как и ее патрон, секретарша не старалась быть любезной. Проводив его до двери, она нажала маленькую кнопку. Внизу его уже поджидала испанка. Она проводила комиссара до выхода. …Мегрэ поднял голову. Алин исчезла. Комиссар направился в дом, где жил Манюэль. На третьем этаже позвонил. Открыла старуха, ведущая у Пальмари хозяйство, старуху он заметил еще в предыдущие визиты. — Вы к господину Пальмари? — И к мадемуазель Алин. — Мадам, кажется, в ванной. Но входите, пожалуйста. Мегрэ вошел в гостиную. Дверь в комнату Манюэля была открыта. Тот сидел в своем кресле и слушал радио. С досадой и сожалением он выключил его. — Опять! — Мне нужно поговорить с Алин. — Она пошла принять ванну. Что вам от нее нужно? — По правде говоря, я еще и сам не знаю. — Послушайте, господин комиссар, я всегда был вам другом… При случае оказывал небольшие услуги, за которые, если бы о них узнали, мне всадили бы еще несколько пуль, кроме тех, что я получил три года назад. А сейчас вы вешаете на меня всех собак. Вы бы стали терпеть, господин комиссар, чтобы за вами вечно следили? Чтобы вам задавали дурацкие вопросы, не объясняя даже, в чем дело?