— Второй, налево… В отеле не было лифта. — Помогите мне подняться по лестнице… Я еле держусь на ногах… Он помог. Поднявшись на второй этаж, Мегрэ открыл дверь. — Спите и ни о чем не беспокойтесь. Завтра утром я займусь вашим делом. В комнате она оступилась, упала на пол и не делала попыток подняться. Она могла заснуть прямо на полу. Он поднял девушку, снял с нее туфли, жакет. Собирался было уйти, когда она захныкала: — Хочу пить! Он прошел в крошечный туалет, сполоснул стакан, наполнил его свежей водой. Когда вернулся, она сидела на кровати, пытаясь снять с себя юбку. — Пояс давит… Девушка пила воду, устремив на него взгляд, полный отчаяния. — Вы не хотите мне помочь!.. Если бы вы знали, как мне плохо!.. Меня тошнит… Он помог ей раздеться, и она осталась в одной комбинации. — Ну как дела? — спросила мадам Мегрэ, когда он вернулся домой. — Странная история… Завтра будет видно… — Красивая девушка? — Признаться, не обратил на это внимания… Она была мертвецки пьяна… — Что ты с ней сделал? — Устроил в отель. Мне пришлось уложить ее в постель… — Ты раздел ее? — Ничего другого мне не оставалось… — А ты не боишься? Мадам Мегрэ лишь высказала вслух то, что беспокоило и его самого. Он был недоволен собой. В девять часов утра, придя на работу, он первым долгом позвонил в отель «Савой». Ему ответили, что особа из 32-го номера ушла, заявив, что комиссар Мегрэ, который ее привел сюда, придет и уплатит по счету. Через десять минут телефонистка уголовной полиции сообщила ему, что никакого судьи по фамилии Карве в Ла-Рошели нет. И что вообще ни Карве, ни Дюбюиссон в телефонной книжке не значатся. Глава 3 «Вы забываете, что полиция — это я!» Мегрэ стоял у открытого окна, засунув руки в карманы и сжав зубами трубку. У него не хватало духу перечитать вторично показания Николь Приер. До этого он долго сидел в кресле, подавленный, чувствуя невыразимое отвращение ко всему. Он уже ощущал себя как бы чужим в этом кабинете. Ему осталось три года до отставки. Пардон и это подчеркнул. Почему? Потому что считает Мегрэ уставшим? Потому что, прослушивая его как врач, нашел какой-то изъян, о котором не хотел ему говорить? Он рекомендовал ему меньше пить. А лучше вовсе не пить. Немного вина за обедом. Скоро ему пропишут режим и пилюли в определенные часы. Мегрэ потерял представление о времени. Солнечные блики в комнате постепенно перемещались с одного предмета на другой, но он не замечал этого. Он не испытывал желания ни бороться, ни защищаться. В какой-то момент он даже почувствовал облегчение. Никакой ответственности. Не будет больше изнурительных вечеров и ночей в погоне за преступниками. «Вы забываете, что полиция — это я!» Возможно, его спасла эта маленькая фраза. Он уже почти видел себя в деревенском домике, с садом, где они с женой будут выращивать овощи и цветы. С лейкой в руках, поливая их рано утром и после захода солнца… Рыболовные снасти в сарае… «Вы забываете, что полиция…» Это до такой степени не вязалось с его характером, придавало всему такой фальшивый тон, что в конце концов Мегрэ улыбнулся и начал медленно распрямляться. Он встал и посмотрел на забытые им бутерброды. Взял один, открыл оставшуюся бутылку пива. Так он и ел, стоя перед окном и любуясь Сеной сквозь неподвижную листву деревьев. Наконец Мегрэ снова почувствовал контакт с внешним миром — с прохожими, которые где-то двигались по улицам, с молодой парой, которая, обнявшись, медленно переходила через мост Сен-Мишель… За стеной стучали пишущие машинки. Инспекторы, должно быть, поглядывают время от времени на дверь своего шефа и обмениваются беспокойными взглядами. Мегрэ вернулся к письменному столу, чтобы прочесть окончание показаний Николь Приер, так как там оставалась еще одна фраза. «Комиссар не воспользовался моим беспомощным состоянием. Полагаю, что в последний момент он испугался…» Мегрэ набил трубку, более твердым шагом вернулся к окну. Глаза его постепенно оживали. Вздохнув, он направился наконец в соседнюю комнату. Люка отсутствовал. Молодой Лапуэнт был в отпуске. Жанвье печатал рапорт на машинке. В комнате было еще несколько человек. Все почувствовали, что Мегрэ вошел и смотрит на них, но никто не решался поднять голову, из деликатности, так как они знали: если комиссар закрывается у себя в кабинете, значит, случилось что-то серьезное. Часы показывали три. — Зайди ко мне с блокнотом, Жанвье. Жанвье был лучшим стенографистом в его бригаде. Он немедленно зашел к шефу, закрыв за собой дверь. В его взгляде был вопрос, который он не смел сформулировать. — Садись… Я диктую… Его показание оказалось более коротким, чем он предполагал. Часом раньше он представил бы объяснения, высказал бы предположения. Сейчас же ограничился лишь фактами, избегая всего, что могло произвести впечатление комментариев. По мере того как Мегрэ продвигался в своем рассказе, инспектор Жанвье становился все более серьезным, хмурил брови, изредка бросал взгляды на шефа. На все ушло не больше двадцати минут. — Напечатай это в трех экземплярах. — Слушаюсь, патрон… Несколько секунд Мегрэ колебался. Префект рекомендовал ни с кем не говорить об этом деле. — Прочти… Он подтолкнул рукой листки с показаниями Николь Приер. Прочтя несколько строчек, Жанвье покраснел, как утром в префектуре покраснел Мегрэ. — Кто же это мог… Славный Жанвье! Он и Люка были самые старые сотрудники Мегрэ, и все они понимали друг друга без лишних слов. — Кто? Я бы очень хотел знать это… Никому не говори об этом деле. Наш главный шеф рассматривает его как государственную тайну. Если у тебя будет время, постарайся разузнать о Жане Приере… В тот момент, когда Мегрэ собрался выйти из комнаты, Жанвье пробормотал: — Не расстраивайтесь, патрон… — Я сказал, что подам в отставку, но я остаюсь. Если только меня не выгонят. Решил защищаться…