Мегрэ взял такси и через несколько минут уже входил в бистро «У Дезире». Хозяин стоял за стойкой и обслуживал группу штукатуров в белых блузах, которые зашли опрокинуть по стаканчику красного вина. В углу сидел пожилой мужчина и писал письмо. Возле него стояла чашка кофе. Дезире достаточно было одного взгляда, чтобы узнать в Мегрэ своего ночного посетителя. Но он ничем не выдал этого. Избегая смотреть на него, он принялся переставлять стаканы и бутылки. — Стакан белого вина… На сей раз незапечатанного… — Шестьдесят сантимов… Штукатуры не обращали внимания на Мегрэ. Человек с письмом тоже. Тем более, что у него были затруднения с вечным пером. — Скажите, пожалуйста, хозяин… Дезире нехотя повернулся к нему. — Я ничего не забыл у вас вчера вечером? Не оставил здесь свой зонтик? — Никто не оставлял зонтиков. — Вы помните молодую девушку, которая ждала меня, после того как позвонила мне по телефону? Она попросила у вас один или два жетона? Хозяин молчал с упрямым видом. — Это меня не касается. Кроме того, я не помню, что происходило вчера вечером, и не обязан об этом говорить… — Кто-то приходил сегодня утром и рекомендовал вам помалкивать, не так ли? Рабочие стали прислушиваться и осматривать комиссара с головы до ног. — С вас шестьдесят сантимов… — повторил старый упрямец. Мегрэ положил на стойку монету в один франк и направился к двери. — Вы забыли сдачу… Я не беру чаевых… В отеле «Савой» на улице Эколь произошло почти то же самое. Хозяйка, полненькая женщина с крашеными рыжими волосами, сидела за бюро возле доски с ключами. — Здравствуйте, мадам… По взгляду, которым она его одарила, Мегрэ сразу понял, что она знает, с кем разговаривает. Однако хозяйка сделала вид, что он ей не знаком. — Комиссар Мегрэ из уголовной полиции… — Кто? — Прошлой ночью я привел сюда молодую девушку. Я пришел заплатить за комнату, так как у нее не было денег… — Вы мне ничего не должны. — Она уплатила? — Не важно. Вы мне ничего не должны. — Значит, кто-то приходил сегодня утром, уплатил за нее и допросил вашего ночного дежурного? — Послушайте, господин комиссар, я знаю, кто вы, и ничего против вас не имею. Но я не хочу неприятностей. Мне ничего не известно об этой особе. Мои книги в порядке. Ни полиция, ни налоговый инспектор никогда не могли нас упрекнуть… — Благодарю вас… — Простите, что я не могу ответить вам иначе… — Я вас понимаю. Времени зря не теряли, ничего не скажешь! Бесполезно звонить Мартине Буэ, подруге, у которой мадемуазель Приер провела вчерашний вечер, слушая пластинки. Она не скажет больше других. Мегрэ нисколько не сомневался, что Николь звонила вчера из кафе на бульваре Сен-Жермен. Конечно, префект здесь ни при чем. Это дело не его рук. Он не любит полицейских старой школы. Это его право. Он не любит персонально Мегрэ, о котором слишком много, по его мнению, пишут газеты. Это тоже его право. Министр внутренних дел позвонил ему сегодня утром, чтобы сообщить о деле, которое было чревато большими неприятностями для них. Эти люди не были ни героями, ни святыми. Они достигли занимаемых ими постов путем интриг, о которых предпочитали забыть. Чтобы удержаться на своих местах, им приходилось маневрировать. Мегрэ попал в сомнительную, если не сказать скандальную историю. Влиятельный государственный сановник пожаловался на него и грозил обратиться в более высокую инстанцию. Все это было в порядке вещей. А какое удовлетворение должен был испытать префект-метла, получив такую неожиданную возможность отчитать человека пожилого и пользующегося большой популярностью! — Жанвье!.. — Иду, патрон… Жанвье зашел в кабинет комиссара, неся перепечатанные на машинке листы. Мегрэ прочитал несколько строчек, остановился: — Ты уверен, что ничего не пропустил? — Я сличил с оригиналом. Но все же предпочел бы, чтобы вы сами… — Нет! — У Мегрэ не было никакого желания перечитывать свои собственные слова. Он подписал бумагу, взял в ящике стола официальный конверт, написал на нем адрес и позвал служащего. — Немедленно отправить с нарочным в кабинет префекта полиции… Слушаю тебя, Жанвье… — Я позвонил одному из моих друзей, адвокату, который вхож в самые высокие административные круги. — Он знает нашего Приера? — Да. Приер первоклассный юрист, был женат, но его жена погибла в автомобильной катастрофе лет десять назад. Его отец был судовладельцем… — В Ла-Рошели? — Вы угадали. Они оба улыбнулись. Человек, когда лжет, очень редко придумывает все от начала до конца. Молодая девушка, которая рассказала ему по телефону такую трогательную историю, говорила, что она из Ла-Рошели. Ее отец судья, а отец подруги — торговец рыбой… — Продолжай. — Там же живет и его брат, он торгует судами. Что касается самого Приера, то он очень богат. Занимает огромную квартиру на бульваре Курсель. Еще один брат, Кристоф, был женат, имел дочь и жил в Марокко. Он покончил с собой при обстоятельствах, о которых мой друг ничего не знает. Жена его исчезла. Предполагают, что она снова вышла замуж за американца и живет в Техасе. Что касается дочери, то это и есть Николь Приер, которую вы знаете… — Что еще? — Девица слушает лекции в Сорбонне… — Что она из себя представляет? — Мой друг не имел случая узнать ее лично, но ему кажется, что его жена встречалась с ней где-то. Он поговорит с женой… Нет никакой видимой причины, чтобы Жан Приер, докладчик Государственного совета, известный юрист, питал враждебные чувства к какому-то Мегрэ, о котором он, скорее всего, даже ничего не слышал. А тем более, чтобы он задумал против него такой коварный план, в котором его племянница рисковала своей репутацией. — Я бы дорого дал за одну беседу с глазу на глаз с этой девчонкой. — Боюсь, патрон, что вам не дадут этой возможности. — Ты не догадываешься, кто может быть настолько заинтересован в том, чтобы убрать меня с пути, что затеял такую рискованную историю? — Вы, конечно, мешаете многим… Не говоря о той шайке, которая вот уже два месяца очищает среди бела дня ювелирные магазины города… Сегодня утром на авеню Виктора Гюго был снова ограблен магазин… — Они оставили какие-нибудь следы? — Никаких. — Стреляли? — Нет. Спокойно уехали на машине. Сам ювелир так расстроился, что прошла добрая минута, пока он догадался нажать сигнал тревоги… У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — Возможно… Где я был вчера в одиннадцать часов утра? Жанвье это было известно, так как он сам сидел за рулем маленькой черной машины. — У Манюэля. — А позавчера в то же время? — У Манюэля. — Ага…