Три раза на одной неделе Мегрэ наносил визит Манюэлю Пальмари, бывшему хозяину «Золотого бутона» на улице Фонтен, который живет теперь как пенсионер в хорошо обставленной квартире на улице Акаций. — Может быть, это и глупо, но у меня появилось желание снова пойти к нему и задать несколько вопросов… Это казалось бессмысленным. Но разве события предыдущей ночи не были так же бессмысленны? Пальмари, которого в его кругу чаще называли Манюэль, в течение тридцати лет царствовал на Монмартре, где начинал свою карьеру молодым сутенером. Занимался ли он еще какими-нибудь делами в то время? Комиссар, тогда еще инспектор, несмотря на подозрения, ни разу не смог уличить его в чем-либо конкретном. В течение тридцати лет многие из друзей Манюэля исчезли из окрестностей площади Пигаль. Некоторые уехали совсем, другим после нескольких лет тюрьмы было запрещено жить в Париже. Кое-кто открыл довольно подозрительные таверны. Манюэль сумел каким-то образом приобрести «Золотой бутон». Тогда это был всего лишь жалкий кабачок, такого же типа, как «У Дезире», с той только разницей, что в «Золотом бутоне» можно было встретить в основном молодых людей с подмоченной репутацией. Кабачок вскоре превратился в современный бар, затем в ресторан на несколько столиков. Ресторан стали посещать уже не прежние желторотые юнцы, а клиенты, приезжающие на больших американских машинах. Мегрэ иногда завтракал там, порой задерживаясь до того часа, когда маленький зал пустел. — Скажи, пожалуйста, Манюэль… — Да господин комиссар… — Этот тип со шрамом у глаза, который сидел вон там, у окна… — Я, господин комиссар, не интересуюсь своими клиентами… Я вижу, как они входят и выходят, даю им пожрать и выпить, кладу в кассу их монеты, и… будьте здоровы… Манюэль был врожденным актером. Он разыгрывал комедию не только для других, но и для собственного удовольствия. Случалось, что, довольный своей ролью, он подмигивал собеседнику: — Мы давно знаем друг друга, не правда ли? Еще когда оба были более изящными, господин Мегрэ! — И у тебя еще не было ни гроша за душой. — Да, я натерпелся лишений, что и говорить. Лишнее доказательство того, что я никогда не марал рук… — Или того, что ты всегда был очень хитер… — Вы считаете меня хитрым? Да я почти не ходил в школу. Я с трудом читаю газету… — Манюэль! — Да! — Этот тип со шрамом?.. — Ладно!.. Понял… Ничего особенного я о нем не знаю… Еще два месяца тому назад у него не было этого шрама… Два месяца — это значит в марте… А в марте… А в марте недалеко от площади Пигаль, у бассейна, завязалась драка между двумя бандами. В ход были пущены пистолеты. В результате один убитый остался на тротуаре, а двое раненых исчезли, как по волшебству. Префект-метла, который играет в теннис и который поклялся, что выметет Париж, не любит осведомителей, ему противны старые методы. И вот к одному такому осведомителю — к Манюэлю — и направился Мегрэ в то утро. Манюэль три года назад, открывая на улице ставни своего ресторана, получил с полдюжины пуль в бедро и живот. Из больницы, куда его отвезли, он не замедлил перебраться в одну из лучших частных клиник. Все, начиная с врачей, были уверены, что живым он оттуда не выйдет. Мегрэ несколько раз навещал Манюэля в больнице. Манюэль сказал тогда: — Вы меня огорчаете, господин комиссар… У вас, полицейских, есть один крупный недостаток — вы никогда не верите людям… В машине, конечно, должно было быть два типа — одному трудно справиться с таким делом… Но честное слово, я их не видел… Сами понимаете, ведь я стоял к ним спиной… Когда поднимают железные шторы, поворачиваются спиной к улице, не так ли? — Ты их еще не поднимал. Ты только открыл дверь. — Но я уже повернулся лицом к дому… Подумайте сами… Ведь вы образованный человек… Какие-то типы хотели меня убить… Из-за них, как мне сказали врачи, я никогда больше не буду ходить на своих двух ногах… Мне предстоит провести остаток дней в маленькой коляске, словно я впал в детство… Что же вы думаете? Разве мне не хочется видеть в тюрьме этих подлецов?! Так он ничего и не сказал тогда. Автомобиль выезжал на улицу Акаций. Район был тихий и спокойный, населенный зажиточными людьми. — Мне подняться с вами, патрон? — Нет, поищи своего коллегу… Я не знаю, кто сегодня на посту… — Толстяк Лурти… — Ты найдешь его на каком-нибудь углу… Он, вероятно, сможет тебе сказать, куда ходила сегодня Алин… Алин тоже была интересным экземпляром. Во времена «Золотого бутона» она работала в ресторане. Тогда это была еще худенькая девочка с черными, всегда растрепанными волосами, с блестящими и печальными глазами. Она была любовницей Манюэля. В клинике он добился, чтобы Алин поместили в маленькой комнатке рядом с его палатой. По его указанию она нашла управляющего для «Золотого бутона» и время от времени заходила посмотреть, как там идут дела, и проверить выручку. За три года она округлилась, перестала ходить с нечесанными волосами, начала кокетливо одеваться. В общем, стала дамой. Дом, в котором жили Манюэль и Алин, был очень скромным внешне, но довольно комфортабельным внутри — большой лифт и двери красного дерева. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, Мегрэ позвонил в дверь слева. Он довольно долго ждал, затем услышал шум маленькой коляски на резиновом ходу. — Кто там? — спросил Манюэль через закрытую дверь. — Мегрэ. — Опять? Дверь открылась. — Войдите… Я один… Только собрался подремать, когда вы позвонили… У Манюэля была теперь красивая седая шевелюра, придававшая его лицу благородство. Общей презентабельности его вида способствовали безупречно белая сорочка, шелковые брюки и красные комнатные туфли. Манюэль приспособил для себя маленькую комнатку, выходящую окнами на улицу. Там находились телевизор, радиола, несколько транзисторов разного размера, газеты, журналы и до сотни детективных романов. В углу стоял красный диван и рядом с ним кресло, обитое таким же атласом. Манюэль не курил. Он никогда не курил. И не пил. — Вы знаете, что я не люблю бросать слов на ветер. Я вас предупреждаю, что в один из ближайших дней рассержусь. Я свободный гражданин. У меня нет судимости. Налоги плачу аккуратно… Живу здесь как мышь в норе… Из-за своей ноги не могу выйти из квартиры. Меня одевают и раздевают, как ребенка… Мегрэ, хорошо зная Манюэля, ожидал конца комедии. Сейчас тот играл роль ворчуна. — Мой телефон прослушивается. Не качайте головой, я не вчера родился на свет Божий… И вот тоже… Мне наплевать на то, что мои разговоры записываются. Но почему не дают покоя Алин?! — Кто-нибудь грубо обошелся с ней? — Не притворяйтесь, господин Мегрэ… Вы хитрее меня… — Сомневаюсь… — Хм… Вы хотите сказать, что с трудом читающий… Завел волынку! Он так гордился этим, как другие гордятся своими дипломами! — Если бы я был так же хитер, как вы, Манюэль, то вы уже давно были бы в тюрьме. И вы это хорошо знаете. — Ну вот! Опять эта старая песня… Но вернемся к Алин. Сегодня ее выслеживает какой-то верзила… Вчера — маленький брюнет… Завтра будет еще кто-то… Она не может купить пару котлет без того, чтобы кто-нибудь из ваших ребят не следовал за ней по пятам… Что касается вас, комиссар… Я вас очень люблю… Но это не повод, чтобы приходить ко мне почти каждый день, как к больному родственнику… Почему бы вам не приносить сладости и цветы!.. Если бы вы хоть раз сказали, что же все-таки хотите выведать у меня… — Сегодня это сугубо личный вопрос… — Для кого? — Вы знаете Николь? — Какую Николь? Все тротуары Парижа исхожены девушками по имени Николь… А что делает ваша Николь? — Она посещает лекции в Сорбонне. — Где?.. — В университете, если так вам больше нравится… — И я должен знать девушку, которая посещает университет? — Я вас просто спрашиваю… Ее зовут Николь Приер…