Агнц стремительно направился в вычислительный отсек переговорить с молодым Айресом, застенчивым, безусым юношей с ниспадающими на глаза волосами, который, казалось, только что выпустился из Семантической школы. В присутствии капитана его розовощекое лицо зарделось. Они словно приходились друг другу дедом и внуком. Вместе они прозондировали карты звездного неба, а когда закончили, Агнц прошелся из угла в угол, хмурясь и разглядывая носки своих ботинок. Айрес занимался вычислениями. Постояв, Агнц озабоченно посмотрел в иллюминатор и спустя минуту сказал: – Как-то, еще совсем маленьким, я стоял на краю Большого каньона и думал, что отныне меня ничем не удивишь… – Пауза. – A теперь я получил свое первое капитанское назначение и… – он тихо похлопал меня по корпусу, – первоклассную красотку ракету под свое командование. – И тут же вопрос Айресу: – Айрес, вы кто? Огорошенный, Айрес захлопал глазами: – Я, сэр? Капитан стоял, повернувшись к Айресу крепкой маленькой спиной, проводя смотр звезд, словно небесного воинства, переданного под его начало. – Да. Какого вы вероисповедания, я хотел спросить, – уточнил он. – А! – Большим и указательным Айрес потянул себя за правую ушную мочку. – Я был агностиком первого класса. Получил степень или, лучше сказать, был выпущен с понижением из Академии Атеизма. Капитан, не отрывая глаз, смотрел на звезды. – Вы сказали «был», Айрес. Вы подчеркнули это слово. Айрес скривил рот в полуулыбке: – Точно. Я хотел сказать… Да, сэр. Но это мой первый полет, сэр. Так что это многое меняет. – Неужели? – Да, меняет, сэр. Капитан непринужденно покачался на каблуках. – Каким образом, Айрес? – Вам, как и мне, известно одно высказывание. Старинное высказывание. И мудрое. Оно звучит так: «Баптист – это атеист, слетавший на Луну». – Это относится и к методистам, и к епископалианцам, и к трясунам. – Да, сэр. Капитан издал звук, напоминающий смех: – Все мы одинаковы. Все до единого, Айрес. Толстокожие богоборцы, честные и порядочные, когда мы у себя в Бруклине и в Вошоки. Достаточно лишить нас земли и притяжения, и мы превращаемся в слезливых детишек без подгузников в долгой черной ночи. Черт побери, да разве найдется сегодня хоть один ненабожный звездолетчик, Айрес! – А вы набожны, капитан? Агнц закрыл рот, посмотрел в иллюминатор. Поднял маленькую руку, плавно вытягивая ее вперед: – История всегда повторяется, Айрес. Первый полет обращает нас в истинную веру. Первый же. Достаточно постоять здесь пятнадцать минут или полчаса и посмотреть на космос, осознавая, что ты ничтожен, как суетливая мошка. Смотришь на эти чертовски прекрасные звезды и ловишь себя на том, что ты грохнулся на колени и ревешь в три ручья. В животе жар, голова кругом. И с тех пор ты навсегда становишься кротким и смиренным. Агнц неожиданно отвлекся от раздумий, озираясь по сторонам, спустился по лестнице, схватился за поручень и пристально посмотрел на Айреса. – Вот таким образом, – подчеркнул он, – но учтите: я никогда не засматриваюсь на звезды! Мне надо командовать кораблем… нету на это времени. А если вы поверили во все сказанное мной… катитесь к черту! Мне следовало бы наложить на вас взыскание за расспрашивание старшего по званию! Агнц гирей канул вниз по поручням. * * * Айрес остался сидеть, пытаясь вести вычисления. Через некоторое время он посмотрел вверх на иллюминатор. Его глаза расширились и почернели. Он встал. Прошагал по вычислительному отсеку и остановился, пристально глядя в иллюминатор. Можно было подумать, он слушает музыку. Его губы шевелились. – Как там сказал капитан? Простоять пятнадцать минут или полчаса? Тоже мне… – Он преклонил колени, коснувшись ими пола. – Да я запросто покажу лучшее время, чем у капитана! Благородная кровь. Благородный лейкоцит. Благородный Айрес. Впереди возник Марс, а с ним и первая, по-настоящему мощная гравитационная сила с тех пор, как я покинула Землю, пролетев мимо Луны. Марс замаячил, словно бурое пятно запекшейся крови в пустоте. Масса есть половое влечение космоса, а тяготение – это страстное желание массы, гравитационное либидо гигантского тела – жажда любви ко всем более мелким телам, пересекающим его границы в космосе. Я слышала, как простой народец, обитающий внутри меня, сравнивает планету с пчелиной маткой. С наивысшим притяжением, которого жаждут все более мелкие притяжения и тела. Жестокая блудница, которая спаривается со всеми без разбору, толкая на погибель, пчеломатка, увлекает за собой весь рой. Вот и я теперь часть роя, первая среди многих, летящих следом за мной, предпочитающая зов одного тяготения другому. Но яд оставался во мне. И не было способа сообщить об этом экипажу капитана Агнца. Время тикало на хронометрах приборной доски и пролетало величественно и незаметно в движении звезд. Капитан Агнц спустился в машинное отделение, осмотрел мое сердце и вспомогательные двигатели. Он делал резкие замечания и отдавал отрывистые команды, пересыпая свою речь бранными словечками. Затем он вскарабкался по лестницам на камбуз, чего-нибудь перекусить. Беллок и Ларион остались внизу. – Первым делом, Беллок, ты проверил спасательные шлюпки? – Да. Шлюпка номер 3. Я ее подготовил час назад. – Хорошо. Теперь… * * * Кок поставил перед капитаном Агнцем суповую миску. Выпятив губы трубочкой, Агнц всунул в них ложечку и почмокал в знак одобрения. – Кок? – Да, сэр? – Кок вытер испачканные маслом руки большим полотенцем. – Это ты изобрел гравитационную суповую миску и гравитационную ложку? Кок поглядел на свои ступни. – Я, сэр. – Восхитительное изобретение, Кок. Я помню те времена, когда все жидкости на борту ракеты приходилось потягивать из бутылки с соской. Я чувствовал себя сопливым младенцем. Кок хмыкнул, вернувшись к протиранию посуды. – Корабельной гравитации не хватало, чтобы притягивать суп, тогда я на досуге придумал гравитационную ложку. Получилось. Капитан ел молча. Спустя минуту он сказал: – Наверное, я старею, Кок. Видно, я заболел. – Капитан! Агнц раздраженно помахал ложкой. – Нет, ничего такого. Я хочу сказать, сегодня я что-то расчувствовался. Я чувствую себя… как бы это сказать? Черт возьми, не могу найти нужные слова. Почему ты решил лететь на боевом корабле, Кок? Кок туго скрутил полотенце. – У меня с марсианами кое-какие счеты. Три года назад они убили моих родителей. – Ясно, – сказал капитан. Беллок и Ларион находились внизу. Кок посмотрел на своего командира, на его маленькое сосредоточенное коричневатое лицо, которому на вид можно было дать лет тридцать пять как, впрочем, и сорок, и пятьдесят. Агнц метнул в него взгляд. Кок сглотнул слюну. – Прошу прощения. – Гм? – Я хотел спросить… – О чем?.. Беллок. Ларион. Беллок внизу. Ларион карабкается по лестницам, чтобы забрать часовые мины. Марс маячит впереди. Времени мало, в обрез.