Нюмрод пожал плечами. – Очень послушный паренек, – пояснил он. – Кроме того, у него такая память… – Какая память? – Слишком хорошая, – сказал Нюмрод. – У него хорошая память? – Хорошая не то слово – великолепная. Он знает наизусть все Семи… – Гм-м? – вопросил Ворбис. Нюмрод почувствовал на себе взгляд дьякона. – Идеальная, если хоть что-то может быть идеальным в этом самом неидеальном из миров, – пробормотал он. – Значит, начитанный юноша… – подытожил Ворбис. – Э… Не совсем так, – поправил его Нюмрод. – Он не умеет читать. Ни читать, ни писать. – А, ленивый юноша… Дьякон был не из тех людей, которые любят изъясняться двусмысленностями. Нюмрод несколько раз открыл и закрыл рот, подбирая правильные слова. – Нет, – выдавил он наконец. – Паренек старается. В этом мы абсолютно уверены. Просто, как нам кажется, он не способен… не может понять связь между звуками и буквами. – Ну хоть за это вы его наказывали? – Наказание никаких плодов не принесло. – Как же тогда он выбился в способные ученики? – Он слушает, – ответил Нюмрод. Никто не умел слушать так, как Брута. Вот почему учить его было трудно. Словно… словно ты оказывался в огромной пещере и все произносимые тобой слова бесследно исчезали в безбрежных глубинах головы Бруты. Незнакомые с Брутой наставники могли начать заикаться или даже замолкали перед лицом столь полного, концентрированного впитывания каждого звука, срывающегося с их губ. – Он все слушает, – продолжал Нюмрод. – Все видит. И все впитывает. Ворбис перевел взгляд на Бруту. – Кроме того, я ни разу не слышал, чтобы он произнес хоть одно недоброе слово, – добавил Нюмрод. – Другие послушники иногда насмехаются над ним. Называют Тупым Быком или вроде того. Ворбис внимательно осмотрел похожие на окорока руки Бруты, его толстые, как стволы деревьев, ноги. Казалось, он глубоко задумался. – То есть ты утверждаешь, что он не может читать и писать, зато отличается крайней преданностью? – Преданностью и верностью. – И хорошей памятью… – пробормотал Ворбис. – Более чем, – подтвердил Нюмрод. – Это даже нельзя назвать памятью. Судя по всему, Ворбис пришел к некоему решению. – Как очнется, пришлешь его ко мне, – велел он. Нюмрод смертельно побледнел. – Я с ним только поговорю, – успокоил его Ворбис. – Возможно, паренек мне пригодится. – Слушаюсь. – Ведь пути Великого Бога Ома столь таинственны, столь неисповедимы… Высоко в небе. Только свист ветра в перьях. Орел парил на ветру и смотрел вниз на игрушечные здания Цитадели. Он где-то ее выронил и теперь никак не мог отыскать. Она где-то там, внизу, на этом крошечном зеленом пятнышке. Пчелы весело жужжали в бобовых цветах. Солнце немилосердно жгло панцирь Ома. И для черепах тоже имеется своя преисподняя. Он слишком устал, чтобы шевелить лапками. Но другого способа не было. Или высунуть голову как можно дальше и мотать ею в надежде перевернуться. Если не остается верующих в тебя, ты умираешь. Основную проблему мелких богов всегда составляли верующие. Но ты так же умираешь, когда умираешь. Частью мозга, не занятой мыслями о нестерпимой жаре, он воспринимал ужас и замешательство Бруты. Не следовало так поступать с пареньком… Он и не думал следить за ним. Да и какой бог станет заниматься подобной ерундой? Кого волнует, чем там заняты люди? Вера – вот что главное. Он просто заглянул пареньку в голову и извлек оттуда воспоминания, как фокусник извлекает из своего уха яйцо. Просто фокус, просто хотел произвести впечатление. «Я лежу на спине, становится все жарче, и скоро я умру… И тем не менее… и тем не менее этот поганый орел выпустил меня прямо над компостной кучей. Клоун какой-то, а не орел. Все вокруг построено из камня, на камне и в каменистой местности, а он умудрился отпустить меня над тем единственным местом, которое прекратило мой полет, но не мою жизнь. Мало того, я тут же умудрился наткнуться на самого настоящего верующего. Очень странно. Можно было бы принять за промысел божий, если б я сам не был богом… пусть лежащим на спине, страдающим от жары и готовящимся к смерти…» А этот человек, который его перевернул. Выражение его мягкого лица. Ом хорошо его запомнил. Выражение не жестокости, нет, но какого-то другого уровня существования. Выражение абсолютного, ужасного умиротворения… Солнце закрыл чей-то силуэт. Ом прищурился на Лю-Цзе, а тот в свою очередь взирал на рептилию с добрым, хоть и перевернутым сочувствием. А потом он взял и поставил черепашку на лапки. После чего поднял метлу и ушел, даже не оглянувшись. Ом, с трудом переводя дыхание, припал к земле, но затем, отдышавшись, немного повеселел. «И все-таки кто-то там, наверху, любит меня, – подумал он. – И этот «кто-то» – Я». Сержант Симони наконец вернулся к себе домой и только там развернул свой клочок бумаги. И нисколечко не удивился, увидев маленькое изображение черепахи. Ему повезло. Этого момента он ждал всю жизнь. Кто-то должен привести в Омнию носителя Истины, дабы он стал символом движения. И это сделает он, сержант Симони. Жаль только, Ворбиса нельзя убить. Нет, это должно произойти на глазах у всех. Перед Великим Храмом. Иначе никто не поверит. Ом ковылял по занесенному песком коридору. После исчезновения Бруты он немножко побездельничал. Бездельничание – это еще одно умение, которым в совершенстве владеют черепахи. Возможно даже, они мировые чемпионы в этом виде спорта. «От паренька никакого проку… – думал Ом. – И чего я завел разговор с каким-то несмышленым послушником?» Но этот тощий старик его не слышал. Как и шеф-повар. Со стариком все понятно, совсем оглох. А вот что касается повара… Ом пометил для себя: после возвращения божественной силы придумать для поваров что-нибудь этакое, особое. Он еще не знал, что в точности, но не последнюю роль в судьбе всех поваров должен был сыграть кипяток, а может, и морковке место найдется. Некоторое время он тешил себя мечтами о жуткой участи, ожидающей злодея-повара, но потом вдруг опомнился. Все это несбыточные мечтания. Он по-прежнему находится посреди огорода в облике черепахи. Ом прекрасно помнил, как попал сюда, и даже с ужасом взглянул на темную точку в небе, которая, как подсказывала ему память, была орлом. Следует найти более приземленный способ убраться отсюда, если, конечно, он не собирается провести следующий месяц жизни, прячась под дынным листом. И тут его поразила еще одна мысль. Еда! Вкусная еда! Вернув былое могущество, некоторое время он посвятит конструированию новых преисподних. А также выдаст на-гора парочку свежих Заповедей. Не Возжелай Мяса Черепахового. Неплохо, очень неплохо. И как это не пришло ему в голову раньше? С чувством перспективы у него всегда были проблемы. Если бы всего несколько лет назад он придумал заповедь вроде: «Да Отнеси Ты, Придурок, Любую Бедствующую Черепаху Туда, Куда Она Захочет, Если Ты, а Это Особо Важно, Не Орел» – вот если бы он тогда позаботился придумать что-нибудь похожее, то не находился бы сейчас в столь нелепом положении. Однако выхода нет… Придется искать сенобиарха самому. Верховный жрец непременно его услышит. Он должен быть где-то здесь. Верховные жрецы не уходят далеко от насиженных мест. И найти сенобиарха будет достаточно несложно. Ом все-таки еще бог, пусть и в облике черепахи. Неужели он не справится с такой простой задачей? Нужно лишь ползти вверх. Суть иерархии именно в этом и состоит. Самый главный всегда на самом верху. Слегка покачивая панцирем, бывший Великий Бог Ом отправился исследовать возведенную в его честь Цитадель.