– Расскажи нам о своем самом раннем воспоминании, сын мой, – ласково попросил Ворбис. – Я увидел яркий свет, а потом кто-то меня шлепнул, – ответил Брута. Все трое тупо уставились на него. Обменялись взглядами. Сквозь мучительный страх до сознания Бруты донеслись отрывки ведущегося шепотом обсуждения. – …А что мы теряем?.. Безрассудство, возможно, это все происки демонов… Но ставки слишком высоки… Любая случайность, и мы пропали… И так далее. Брута оглядел комнату. Обстановке в Цитадели никогда не придавали особого значения. Полки, табуреты, столы… Среди послушников ходили слухи, что у жрецов, занимавших в иерархии высшие посты, мебель вся сделана из золота, но в этой комнате Брута ничего подобного не обнаружил. Обстановка была такой же строгой и простой, как и в комнатах послушников, хотя строгость эта была… более пышной, если можно так выразиться. Здесь царила не вынужденная скудность, а скорее умышленная пустоватость. – Сын мой? Брута поспешно повернулся. Ворбис посмотрел на своих коллег. Коренастый кивнул. Толстяк пожал плечами. – Брута, – сказал Ворбис, – возвращайся к себе в опочивальню. Перед твоим уходом слуга даст тебе поесть и попить. Завтра на рассвете явишься к Вратам Рогов, ты отправляешься со мной в Эфеб. Ты что-нибудь слышал о делегации в Эфеб? Брута покачал головой. – Возможно, ты и не должен был о ней слышать, – кивнул Ворбис. – Мы едем туда, чтобы обсудить с тамошним тираном кое-какие политические вопросы. Понимаешь? Брута снова покачал головой. – Хорошо, очень хорошо. Кстати, Брута?.. – Да, господин? – Об этой встрече ты должен забыть. Ты никогда не был в этой комнате. И нас здесь не видел. Брута в изумлении уставился на Ворбиса. Ерунда какая-то… Нельзя же захотеть – и забыть! Некоторые вещи забываются сами – ну, те, что хранятся в запертых комнатах, – но это происходит по воле какого-то непонятного для него механизма. Что имел в виду этот человек? – Хорошо, господин, – послушно откликнулся Брута. Ему показалось, что так будет проще. Богам не к кому обратиться за помощью, и, если ты сам бог, никому ты не помолишься. Вытянув шею и торопливо перебирая неуклюжими лапками, Великий Бог Ом мчался к ближайшей статуе. Статуя оказалась им самим, только в виде топчущего безбожника быка, но это не утешало. В любое мгновение орел мог прекратить кружиться и камнем пасть на жертву. Ом был черепахой всего три года, но вместе с формой унаследовал целый мешок инстинктов, большинство из которых крутились вокруг ужасного страха перед существом, нашедшим способ обедать черепахами. Богам не к кому обратиться за помощью. Ом никогда не думал, что окажется в подобной ситуации. Но каждое живое существо порой нуждается в дружеской поддержке. – Брута! Брута был не слишком уверен в своем ближайшем будущем. Дьякон Ворбис явно отстранил его от занятий, а поэтому занять остаток дня было абсолютно нечем. Тогда Брута снова устремился к саду. Пора было подвязывать бобы, и этот факт он воспринимал с радостью. С бобами он чувствовал себя уверенно. Они не отдавали невыполнимых приказаний, типа «а ну забудь!». Кроме того, если ему придется куда-то там уехать, прежде нужно доокучить дыни и растолковать кое-что Лю-Цзе. Лю-Цзе был неотъемлемой частью сада. Подобный человек есть в каждой организации. Он может подметать мрачные длинные коридоры, бродить среди полок на магазинных складах (и только такой человек знает, где что находится) или состоять в неоднозначных, но крайне важных и запутанных отношениях с котельной. Этого человека знают все до единого, ходят слухи, что он работал здесь всегда. А еще никто не имеет ни малейшего представления, куда подобные люди деваются, когда их нет там… ну, там, где они обычно находятся. Лишь иногда тот, кто понаблюдательнее всех прочих (научиться наблюдательности совсем не так трудно, как говорят), вдруг останавливается и задумывается о странном работнике… чтобы в следующее мгновение заняться чем-нибудь другим. Лю-Цзе плавно передвигался из сада в сад вокруг всей Цитадели – и при этом он практически не интересовался растениями, что было, мягко говоря, необычным. Он занимался почвой, навозом, перегноем, компостом, глиной, песком и пылью, а также средствами их перемещения с места на место. Обычно он работал метлой или ворочал кучи. Но как только кто-то сажал в одну из вышеперечисленных субстанций семена, Лю-Цзе мигом терял к ней всякий интерес. Когда появился Брута, Лю-Цзе разравнивал дорожки граблями. У него это получалось очень и очень неплохо. После Лю-Цзе оставалась рубчатая поверхность и плавные мягкие повороты. Брута всегда чувствовал себя чуть-чуть виноватым, шагая по такой дорожке. Они с Лю-Цзе почти не общались, потому что от слов тут ничего не зависело. Старик лишь кивал и улыбался однозубой улыбкой. – Я на какое-то время уеду, – громко и отчетливо произнес Брута. – Наверное, в сад пришлют кого-нибудь другого, но кое-что тут нужно обязательно сделать… Кивок, улыбка. Старик терпеливо шел следом по грядкам, пока Брута объяснял ему насчет бобов и овощей. – Ты понял? – спросил он после десяти минут сплошных объяснений. Кивок, улыбка. Кивок, улыбка, манящий жест. – Что? Кивок, улыбка, манящий жест. Кивок, улыбка, манящий жест, улыбка. Лю-Цзе боком продвигался в дальний конец обнесенного стеной сада, где хранились его любимые компостные кучи, груды цветочных горшков и другие косметические садовые средства. Как подозревал Брута, старик и спал здесь же. Кивок, улыбка, манящий жест. Рядом с вязанкой из бобовых стеблей стоял небольшой столик. Он был застелен соломенной циновкой, на которой стояли с полдюжины остроконечных камней, каждый высотой не более фута. Вокруг камней через равные промежутки были установлены палочки. Тонкие щепочки заслоняли от солнца одни участки, тогда как маленькие зеркала отбрасывали солнечный свет на другие. Размещенные под разными углами бумажные конусы направляли ветер в определенные точки. Брута никогда не слышал об искусстве бонсай, особенно применительно к камням. – Они… Очень красиво, – неуверенно произнес он. Кивок, улыбка, маленький камень в руке, улыбка, возьми, возьми. – Не, я не могу принять… Возьми, возьми. Ухмылка, кивок. Брута взял крошечный камень, похожий на небольшую гору. Он обладал странной, нереальной тяжестью – рука ощущала вес в фунт или около этого, а мозг фиксировал тысячи очень, очень маленьких тонн. – Э… Спасибо. Большое спасибо. Кивок, улыбка, ласковый толчок в спину. – Камень… он как гора, только небольшая. Кивок, ухмылка. – Это что такое у него на верхушке? Неужели настоящий снег? Но… – Брута! Голова дернулась вверх, однако голос раздавался внутри ее. «О нет!» – Брута почувствовал себя несчастным. Он вернул маленькую гору Лю-Цзе. – Прибереги ее для меня, ладно? – Брута! «Нет, нет, все это было сном… Который приснился мне перед тем, как я стал влиятельным и разговаривал с дьяконами». – Какой, к черту, сон?! Помоги мне! Когда орел пролетел над Местом Сетований, молящиеся бросились врассыпную. Он описал круг всего в нескольких футах над землей и сел на статую Великого Ома, Топчущего Безбожников.