– Ты рассказывала мне, что сама недавно рассталась с одной девушкой – кажется, по имени Настя. Сказала, как тебе было нелегко, помнишь? – Вита кивнула, припоминая тот эпизод. – Ты считала, что у вас все «взаправду», что «ничто не сможет вас разлучить», но когда ты попыталась сделать следующий шаг – получила от ворот поворот. – Влад осознавал, что сыпет соль на раны, но так было нужно. – Я до сих пор не понимаю, почему ты тогда решилась открыться незнакомцу, вроде меня, но твои откровения, рассказ, как проплакала несколько дней в подушку, как «маленькая девочка» – это не мои слова, а твои, – вызвали во мне такое чувство, будто мы не два гостя бара, случайно оказавшихся в одно время, а давно знакомые друг с другом старые приятели, встретившиеся после долгой разлуки. – Он выдержал паузу и дотронулся до руки девушки. Не обнаружив сопротивления, спросил: – Ты помнишь, что сказала после этого? Вита наконец взглянула на него. В глазах продолжала отражаться грустная пелена, но помимо этого, где-то на дальнем фоне появился неяркий оттенок чего-то иного – более светлого, теплого. – Ты сказала, что любовь редко бывает вечной, чаще наоборот – она пролетает так быстро и незаметно, что не успеваешь опомниться – а ее уже нет. Но когда она проходит, тебе не нужно оставаться одному, наказывая себя за совершенные ошибки. Напротив: остаться одному – значит сделать первый шаг к признанию собственной неудачи, когда на самом деле – это опыт, это учеба. Ты учишься, совершенствуешься и стараешься не повторять старые ошибки впредь. Но для этого тебе нужен, необходим человек – нет, друг! – который напомнит тебе об этом, наставит на нужный путь и в любом случае поддержит. Влад потирал большим пальцем тыльную сторону ладони Виты. – Я знаю, что Кира для тебя многое значит. И скажу честно: не знаю, сможет ли она тебя простить. Буду лишь на это надеяться. В том, что произошло, есть и моя вина, и потому прошу за это прощения. Прости меня. – Влад, я… – Знаю, что одних слов недостаточно, но пойми и ты – это не повод уничтожать себя, ты… просто не должна так поступать. Такая девушка должна бороться, и я знаю, что ты сможешь. Ты не одна, Вита. Ты не будешь одна. Я всегда буду рядом, чтобы помочь, чтобы ни произошло. – Влад… Во время монолога он и не заметил, как губы подруги растянулись в слабую, но уже похожую на ту знакомую улыбку. Одинокая слезинка дорожкой тянулась вниз по щеке. – …спасибо. У него на душе стало теплее. Ему удалось. Да, это только начало и не следовало ожидать, что она через пять минут снова обернется в ту, прежнюю Виту, но начало положено. – Не за что. – Оглядев два полных бокала, он взял один и сказал: – За тебя. Вита подняла свой коктейль, они легонько ими соприкоснулись и сделали несколько глотков. – Как тебе? – спросил Влад, намекая на вкус напитка. – Так себе, – ответила она. – А тебе? – Тоже. Они рассмеялись. Негромко. Даже сдержано. Но искренне. Как в старые добрые времена. Глава 6 Влад всегда хотел младшего брата или сестру. Быть не отцом, но наставником, защитником. Быть тем, у кого спокойно можно спросить совета, попросить помощи, зная, что не получишь отказа по причине усталости после тяжелого рабочего дня. Но этому никогда не суждено было произойти. Тот, кого Влад мог называть «Папой», никогда не существовал. Взамен был человек, который имел чисто-юридическое звание «Отец». Простая запись в свидетельстве о рождении и упоминание в графе «Отчество» в паспорте. Не более чем призрак, абстракция, если бы не одна важная деталь. Влад помнил отца, несмотря на то, что, когда этот человек навсегда исчез из его жизни, ему едва исполнилось семь лет. Он бы рад его забыть, но некоторые воспоминания слишком глубоко вцепляются в разум, настолько, что голова отдается острой болью каждый раз, когда их задеваешь. Отец никогда не будет бо?льшим, чем смесью запахов табачного дыма и сильного перегара с рыданиями мамы поздно ночью, когда он заваливался, подобно ишаку. Влад всегда плохо засыпал, поэтому слышал все их ссоры, что проходили на кухне за закрытой дверью. Слышал, как мама плакала, умоляя подумать хоть раз о семье, о сыне, о ней. Но ни просьбы, ни мольбы никогда не помогали. Никакие уговоры на него не действовали. Единственный аргумент, которым он защищался, как щитом, – именно он их обеспечивал, он приносил деньги в дом. – Твоему сыну нужен отец! А не приносящий подаяния пьяница! – срывалась на крик мама сквозь слезы. Из кухни донеся резкий звук удара, а за ним и женский вскрик. Маленький Влад спрятал голову под одеяло, в надежде перестать слышать. Это не помогало. – Не смей, сука! Не смей так разговаривать со мной! Они ругались долго. Они ругались громко. Дошло до того, что он пригрозил уйти и оставить их на милость судьбы. – Уходи! Пожалуйста, уходи, – просила она в отчаянии. – Прошу… И отец ушел. Не тихо. С коридора доносились разные проклятья, полные ненависти. – Неблагодарная тварь! Да ты со своим выродком подохнешь! На коленях приползешь!.. Дверь захлопнулась. Мама зашла в комнату, где, как она думала, спал Влад, но тот рыдал, укрывшись одеялом с головой. – Тише, дорогой, тише, – обнимала мама сына, стараясь спрятать собственные слезы. – Больше нам нечего бояться. Я обещаю, все будет хорошо. Она сдержала обещание, несмотря на все трудности, что предстали перед ними. Мама растила и воспитывала Влада в одиночку, при этом усердно работая, чтобы обеспечить их обоих. Он редко видел ее днем, когда возвращался со школы, но даже когда она вымотанная и уставшая приходила вечером, то всегда находила время пообщаться с сыном. Она слушала его, искренне смеялась над историями, что он рассказывал, и даже помогала с домашним заданием, если он в чем-то не мог разобраться. В холодильнике всегда находились обед и ужин для Влада на тот случай, если мама задерживалась на работе, что происходило нередко. Он и сейчас помнил, как ночью она, после тяжелой смены, стояла перед плитой и готовила суп. Тогда мама повернулась и по-доброму улыбнулась: – Влад, сынок, почему ты не спишь? – Жду, когда ты пойдешь спать, – честно ответил одиннадцатилетний ребенок. – Милый, ты иди, ложись. А я приду где-то через полчасика. Ему не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Однако следующим вечером он с уверенностью в еще не сломавшемся голосе заявил, что хочет научиться готовить и попросил маму стать его учителем. – Конечно, – она была удивлена, но растрогана. – Конечно, я тебя научу. На протяжении долгого времени Влад внимательно слушал и следил за каждым движением маминых рук, добавляющих ингредиенты то на сковородку, то в кастрюлю. И спустя две недели он, весь измазанный ингредиентами, впервые самостоятельно приготовил пюре и вынес его на суд единственного судьи. – Слегка пересолил, Влад, – сказала мама, после ужина, устроенного сыном, который, услышав оценку, расстроенно опустил голову. – Но знаешь… Он услышал, как мама тихонько всхлипывает, а когда поднял взгляд, то и вправду увидел слезы в материнских глазах. Влад поднялся из-за стола и быстро подошел к ней. – Мама, прости. Не плачь, пожалуйста. Я обещаю, в следующий раз будет лучше. Она в ответ тепло его обняла и поцеловала в макушку. – Ты молодец, сынок. Я очень тобою горжусь и уверена, что в следующий раз у тебя получится лучше и вкуснее, – мама прижалась сильнее и прошептала ему на ухо: – Я люблю тебя. – И я тебя. Через месяц Влад научился готовить по новым, более сложным рецептам, что давало возможность ему и маме заниматься приготовлением пищи по очереди. Она оставляла ему деньги, а он после школы покупал в магазине необходимые продукты и готовил уже по своему вкусу. Блюда получались аппетитные, хотя и не идеальные. В любом случае, главное, что мама теперь спала более пяти часов в сутки. Помимо готовки, мама, пусть уже не специально, раскрыла в нем любовь к чтению. В то время, когда у всех его школьных товарищей были видеомагнитофоны с большим количеством кассет с мультфильмами и множество всевозможных игрушек, у Влада в пользование приходился лишь старенький телевизор с плохим приемом сигнала. Взамен у него была внушительная книжная полка его мамы, которая в детстве и юношестве зачитывалась разнообразными историями: как для взрослых, так и для детей. И так, пока дома никого не было, вся домашняя работа сделана, а погода на улице не подходила для прогулок с друзьями, Влад зачитывался Драгунским, Беляевым и Носовым, а позже Булгаковым, Толстым и Дюма. Имя отца не всплывало в их доме до тех пор, пока Владу не исполнилось шестнадцать. В доме раздался телефонный звонок, на который ответила мама. На том конце провода сообщили, что отец скончался и, поскольку других наследников у него нет, все его имущество переходило единственному сыну. Мама молча выслушала, не проронив и слезинки. Оно и понятно – этот человек давно не являлся частью их жизни. Не стало открытием и то, что новой семьей он так и не обзавелся. Последнее, что о нем напоминало, – это однокомнатная квартира и небольшое сбережение на банковском счету. Оформив все документы, они решили вместе съездить и осмотреть жилье. Как и ожидалось – ничего сверхъестественного: обычная квартира без излишеств. Даже был намек на порядок. – И что ты думаешь? – спросила мама. – Я… даже не знаю. А ты? – Я думаю, что неплохо было бы все здесь продать, а на вырученные деньги, прибавив те накопления, купить сюда новую мебель и сделать простенький ремонт. – Зачем? – Чтобы ты сюда переехал, когда окончишь школу и поступишь в университет. – Сюда? Ты хочешь, чтобы я жил здесь? После него? Мама посмотрела на него снизу вверх (он давно перегнал ее по росту) и мягко улыбнулась. – Сынок, послушай. Это всего лишь квартира: место, где стоит мебель и хранится одежда. Не воспринимай это иначе. А что до него… Потому я и говорю, что надо продать здесь все и купить новое, чтобы не оставалось никаких воспоминаний. Понимаешь? – Кажется… да, но… – ему не прельщала сама идея, что он съедет и оставит маму одну. Она не дала ему договорить. – Влад, ты должен начать жить самостоятельно и писать свою собственную историю, не оборачиваясь на прошлое. Этот этап твоей жизни заканчивается, начинается другой, и пусть будет нелегко нам обоим, сделать новый шаг надо. Поверь мне. Мама крепко его обняла. – И кто знает, может, именно в этой квартире будет жить новая, счастливая семья с тобой во главе? Влад грустно улыбнулся, но она этого не заметила. Он не мог ей рассказать о том, о чем уже неоднократно задумывался. Семья.