— Нет. Потому что у него не было шанса исправиться. Я кивнул, а затем спросил: — Это правда? То, что сказал полицейский. — О Шоне Купере и его дочери? Я снова коротко кивнул. Мистер Хэллоран опустил взгляд на свои сигареты. Думаю, он очень хотел курить, но не решался на территории церкви. — Шон Купер не был милым и добрым юношей. То, что он сделал с тобой… Многие тоже назвали бы это насилием. Я ощутил, как кровь хлынула к моим щекам. Я не хотел об этом вспоминать. Словно почувствовав это, мистер Хэллоран продолжил: — Но совершил ли он то, в чем обвинил его полицейский? Нет, я не думаю, что это правда. — Почему? — Я не думаю, что… та юная леди была в его вкусе. — А… Я не вполне понимал, о чем речь. Он встряхнул головой: — Забудь. Тебе больше незачем думать о Шоне Купере. Теперь он тебя не тронет. Я подумал о звуке камешков, бьющих в мое стекло. О голубовато-серой коже, залитой лунным светом. «Привет, говноед». Я не был так уверен в этом. Но все же сказал: — Нет, сэр. То есть… да, сэр. — Вот и хорошо. Он улыбнулся и пошел прочь. Я все еще пытался осознать все это, когда кто-то внезапно схватил меня за руку. Я резко обернулся. Прямо передо мной стоял Хоппо. Его волосы уже растрепались, а рубашка была наполовину расстегнута. В руках он держал ошейник и поводок Мерфи. Но самого Мерфи рядом не было. — Что случилось? Он смотрел на меня дикими глазами: — Мерфи. Он исчез. — Выбрался из ошейника? — Я не знаю. Такого никогда раньше не было. Он не такой уж вольнолюбивый… — Думаешь, он домой побежал? — спросил я. Хоппо потряс головой: — Я не знаю, он же старый… Зрение и нюх у него уже так себе. Он изо всех сил старался не поддаваться панике. — А еще он не такой быстрый, как раньше, — добавил я. — И вряд ли ушел далеко. Я огляделся. Взрослые все еще разговаривали. Толстяк Гав стоял неблизко, и я не мог привлечь его внимание. Железного Майки все еще не было поблизости… И тут я увидел кое-что еще. Рисунок на надгробии прямо возле церковных ворот. Он уже начал выцветать и слегка размылся под дождем, но все равно бросился мне в глаза. Он явно был здесь лишним и в то же время казался ужасно знакомым. Я подошел ближе. Мои конечности тут же покрыла гусиная кожа, а волосы почему-то стали сильно давить на голову. Белый меловой человечек. Его ручки были раскинуты в стороны. На лице виднелась буковка «О», как будто он кричал. А еще он был не один. Рядом с ним кто-то грубо намалевал белую меловую собачку. Меня внезапно охватило дурное предчувствие. Очень дурное предчувствие. Берегись Мелового Человека. — Что это? — спросил Хоппо. — Ничего! — тут же ответил я и вскочил. — Пойдем поищем Мерфи. Пошли! — Дэвид, Эдди, в чем дело? — К нам подошли родители. — Мерфи, — сказал я. — Он… сбежал. — О нет! — Мать Хоппо прикрыла рот рукой. Хоппо еще крепче сжал поводок. — Мам, мы пойдем поищем его, — сказал я. — Эдди… — начала было мама. — Пожалуйста! — настойчиво добавил я. Я видел, как она размышляет. Вид у нее был нерадостный, лицо — бледное и напряженное. Но, наверное, все дело было в похоронах. Папа положил руку ей на плечо и коротко кивнул. — Ладно, — сдалась мама. — Идите и поищите Мерфи. Когда найдете — возвращайтесь в церковь, мы будем в общем зале. Увидимся там. — Спасибо! — Давайте. Недолго! Мы бежали по дороге и звали Мерфи по имени, но, наверное, зря, ведь он был глух как пень. — Может, на всякий случай посмотрим сначала у тебя дома? — предложил я. Хоппо кивнул: — Да, давай. Хоппо жил на другом конце города, на узкой улочке, где теснились дома с террасами. Это была одна из тех улиц, где мужчины сидят на этих самых террасах, потягивая светлое пиво из банок, где по обочинам бегают малыши в подгузниках и вечно раздается собачий лай. Тогда я об этом не думал, но, наверное, потому, что мы никогда не зависали дома у Хоппо. Мы все жили в нормальных домах. Да, мой был немного потрепанным и старомодным, но все же он стоял на улице с хорошей дорогой, по краям которой росли деревья, и все такое. Хотелось бы мне сказать, что дом Хоппо казался одним из лучших на этой улице, но это было не так. Окна закрывали пожелтевшие занавески, краска на входной двери облупилась, а крошечный дворик был весь завален битыми горшками, садовыми гномами и старыми шезлонгами. Внутри царил ничуть не меньший хаос. Я помню, как подумал, что для уборщицы мать Хоппо не очень-то старательно наводит порядок в собственном доме. Всюду валялись кучи хлама — иногда в самых неожиданных местах: пустые коробки из-под кукурузных хлопьев громоздились на телевизоре в гостиной, в прихожей возвышалась гора рулонов туалетной бумаги, на кухонном столе валялись бутыли с отбеливателем и отравой для улиток. А еще жутко воняло псиной. Мне нравился Мерфи, но запах явно не входил в число его достоинств. Хоппо обежал дом и осмотрел задний двор, а затем примчался обратно и потряс головой. — Ладно, — сказал я. — Поищем в парке. Он мог пойти туда. Он кивнул, но я видел, что он изо всех сил старается не разрыдаться. — С ним раньше никогда такого не случалось. — Все будет хорошо, — сказал я, хоть это и было полной чушью. Не будет. Все будет совсем, совсем наоборот. Мы нашли его под кустом, неподалеку от детской площадки. Мерфи лежал, свернувшись клубком. Думаю, он пытался найти укрытие. Дождь усилился. Волосы Хоппо свисали тяжелыми влажными сосульками, напоминая водоросли. Моя рубашка липла к телу. Ботинки тоже промокли и громко чавкали, когда мы бежали к Мерфи. Издалека казалось, что он просто спит. Только приблизившись, мы увидели, как часто вздымается его круглый бок, и услышали его тяжелое хриплое дыхание. Вскоре стало ясно, что ему очень плохо. Совсем плохо. Совершенно плохо. Его язык опух и почернел. Из-за крови. И яда. Я до сих пор помню тот запах и взгляд больших шоколадных глаз. Мы опустились на колени. В его взгляде было столько растерянности и в то же время признательности. Мы делали то, что должны были, но не могли ему помочь. И уже во второй раз за тот день я понял, что есть вещи, которые не исправить.