Мина показала на один из двух предметов рядом с кусками тела на столе. — Да, — ответила Мильда. — Нашли в его заднем кармане. Одежда была в нижнем ящике. Предмет, на который показала Мина, был рогаткой. Настоящей мальчишеской рогаткой с резинкой. Вечерние газеты писали, что Роберт любит стрелять из рогатки и охотно демонстрирует свое искусство незнакомым людям. Может попасть в почтовую открытку с десяти метров. Мина отвернулась. Личное, человеческое — она всегда умела дистанцироваться от этого. И только с Робертом Бергером, похоже, дала слабину. Особенно здесь, при виде расчлененного тела и безмятежного лица, еще хранившего подобие улыбки. Если бы еще не эти выпученные, вопрошающие глаза… * * * На фотографиях в газетах он смеялся во весь рот, а взгляд лучился радостью и желанием жить. Кажется, в «Афтонбладет» упоминалось, что родители называли его Боббан, и Мина ненавидела себя за то, что знает его домашнее прозвище. Она подпустила его слишком близко, и теперь это мешало сосредоточиться на работе — процедурах, процессах, правилах и тому подобной полицейской рутине. На чисто технических моментах. Или клинических. — Тело расчленено на три основные части, — сказала Мильда. — Это не считая конечностей. Срезы ровные и чистые, то есть использовалось очень острое лезвие. — Он был жив, когда… это происходило? — Да. — Мильда показала на срезы. — Но все время истекал кровью. Сердце еще билось, когда его резали. Есть еще кое-что… это то, ради чего я тебе позвонила. Мильда убрала волосы со лба Роберта. Два глубоких пореза, две вертикальные линии, — для Мины это означало римскую цифру «два». — Часы лежали в одном из ящиков. — Мильда показала на второй предмет рядом с рогаткой. — Ты сама все видишь… Два часа. Батарейки вынуты, тем не менее стекло разбито. У Мины перехватило дыхание. Часы. Вырезанная двойка на лбу. Это обратный отсчет, Винсент был прав с самого начала. А вот Рубен облажался. — О месте преступления что-нибудь сказать можешь? Первичное или вторичное? — Об этом лучше спросить криминалистов, после того как они обследуют место преступления. Но если хочешь знать мое мнение, то скорее вторичное. — Почему? — Похоже на то, что в ящиках гораздо меньше крови, чем ее должен был потерять Роберт. Другими словами, там слишком чисто. Поэтому, скорее всего, его позже перенесли на то место, где он был обнаружен. — Токсикологический анализ… Мина испуганно осеклась. Она затронула опасную тему и надеялась, что Мильда не возненавидит ее за это. — Это часть процедуры вскрытия. Придется взять желчь, учитывая, как много крови он потерял. Но не бойся, я не повторю прошлой ошибки. И попрошу исследовать его пробы в приоритетном порядке. Его и Агнес. — А это можно? — недоверчиво спросила Мина. — Нет, но они там, в лаборатории, кое-чем мне обязаны, и я вправе требовать особого к себе отношения. — Сколько это займет времени? — Мина не могла оторвать взгляд от умиротворенного лица Роберта. — Всего несколько дней, а если повезет, то еще меньше. Здесь я не могу ничего обещать. Вообще, я сама еще с ним не закончила. Хочешь остаться? Ничего не имею против, если ты будешь наблюдать за моей работой. Мильда в очередной раз сменила перчатки и занялась инструментами, аккуратно разложенными на столике рядом с расчлененным телом. Здесь были даже весы; Мина знала, что они используются для взвешивания органов. Все, начиная от сердца и мозга и заканчивая содержимым желудка, будет положено на весы. Мине не раз приходилось присутствовать при вскрытии. — Нет, спасибо, — ответила она Мильде. — Не в этот раз. А вот на ящики я бы взглянула. — Конечно, они в коридоре. Ожидают отправки в национальную криминалистическую лабораторию в Линчёпинг. Нужно было срочно звонить Юлии и Винсенту. Мильда кивнула, не глядя на Мину, и сосредоточилась на выборе инструментов. Мина почувствовала себя лишней и направилась к выходу. Обернувшись в дверях, она заметила, как Мильда ласково погладила Роберта по щеке. * * * Она предпочитала работать в одиночестве, поэтому почувствовала облегчение, когда Мина ушла. Приглушенная танцевальная музыка — идеальный фон для устных комментариев. Вскрытие под музыку — почти клише. В детективных романах патологоанатомы работают под оперные арии. Но любое клише имеет реальную основу. Музыка и в самом деле успокаивает и помогает сосредоточиться. И при этом ощущается как последняя дань уважения тому, кто лежит на столе. Мильда предпочитала песенные шлягеры или что-нибудь танцевальное. Только так и можно противостоять смерти. Иногда она подпевала. Те, кто потом слушал и документировал ее комментарии, давно к этому привыкли. Сейчас Мильда поставила «Элоизу» группы «Наследники». Фестивальные шлягеры занимали особое место в ее сердце. Мильда не пропускала ни одной трансляции с тех пор, как достаточно повзрослела, чтобы смотреть фестивали по телевизору. Собери, собери мои мысли, прежде чем я уйду-у… Мильда подпевала с чувством, осторожно исследуя края срезов. Чистые. Ровные. Нужен очень острый инструмент, чтобы сделать такие. Коллегам из лаборатории будет над чем поработать. Мильда подцепила обломок кости в плоскости разреза и опустила в миску со специальным раствором на скамье из нержавеющей стали. Вода, средство для мытья посуды, алконокс — идеальная смесь для сохранения ДНК. Термометр в миске показывал 55 градусов[21] — отлично. Остается удалить мягкие ткани, и можно идти дальше. Ты считала меня хитрецом, потому что я покончил с э‐этим… Мильда вернулась к Роберту — и снова эта мысль, которая будто витала в воздухе прозекторской. На столе вместо Роберта мог лежать ее Конрад. И это непременно случится, если ничего не изменится. Если ей, Мильде, не удастся ничего изменить… Она погладила Роберта по щеке. Нужно собраться, сосредоточиться. В конце концов, это ее профессия, ее долг. Это тоска по тебе, и теперь я снова стою у твоих дверей… Мильда до сих пор стыдилась, что так оплошала с Агнес. Ошибки непозволительны. Каждый промах — предательство по отношению к жертве и ее родственникам. У Мильды обязательства перед ними. Она должна все делать идеально, ничего не пропускать и не путать. Все замечать. Она — мать и может ошибиться в этом качестве. Но ошибки судмедэксперта непростительны. Мильда прикрыла глаза, прогоняя образ Конрада на металлическом столе, и продолжила. И если я тебе сейчас позвоню, неужели ты не откро-оешь? Слова, пустые и легкие, словно разноцветные воздушные шары, эхом отскакивали от голых стен. Голос у Мильды так себе, но публика, конечно, не станет придираться. Да и акустика работает на нее. Так выйди же, выйди ко мне… Мильда сделала паузу. Следовать обычному порядку вскрытия было затруднительно, поскольку вместо целого тела на столе лежали отдельные его куски. Большинство покойников, которых до сих пор приходилось препарировать Мильде, были в лучшем состоянии. Расчлененка случалась не так часто. Элоиза! Мы ведь больше, чем друзья… Мильда взялась за секатор. Обычно ей помогал ассистент, но на этот раз она решила работать одна. Видеокамеры, фиксирующей каждое ее движение, и устных комментариев вполне достаточно. Так дай же мне, дай же зна-ать… Голос Мильды накладывается на речитатив Каспера и клацанье секатора. Мильда перерезает мягкие хрящи на грудной клетке Роберта и снимает реберный каркас, освобождая мягкие ткани. В таких случаях ее коллеги обычно перепиливают ребра, но у Мильды нет никакого желания ранить руки об острые сколы костей, которых в теле Роберта и без того предостаточно.