— Роберт умер третьего мая, — продолжал голос. — Это же очевидно! Третьего мая. Винсент так и застыл на полудвижении. Что только что сказал этот человек? Лишь очень немногие из звонивших говорили о чем-то конкретном, а дату до сих пор не называл никто. Винсент перегнулся через стол и прибавил звук в динамиках рядом с экраном. — Меня крайне беспокоит ваш низкий профессиональный уровень, — продолжал мужчина, раздражаясь все больше. При этом, несмотря на переполнявшие его чувства, он отчетливо проговаривал каждый слог. Как будто от этого зависело, насколько хорошо его поймет собеседник. И выбор слов, безусловно, мог свидетельствовать о нарциссическом расстройстве. Этот человек смотрел на Винсента не как на равного, а сверху вниз. Многие оговаривали себя, называясь убийцами, но Винсент в два счета выводил таких на чистую воду. Здесь же было другое. Мозг Винсента жал на все аварийные кнопки, не считая нужным объяснить, по какому случаю забил тревогу. Винсент даже не сомневался, что на этот раз разговаривает с настоящим убийцей. Тот, кого они искали, был так близок… Виснент слышал его дыхание. — Судмедэкспертиза требует времени, — продолжал мужчина уже другим тоном. — Но вы же знаете, когда он умер. Или вы и в самом деле не поняли, зачем там разбитые часы? В голове роилась по меньшей мере сотня вопросов. Что означает обратный отсчет? Зачем понадобилось инсценировать иллюзионные трюки? Кто он такой, наконец? Но Винсент продолжал слушать, затаив дыхание. — Ваша работа оставляет желать много лучшего, — заключил мужчина и дал отбой. Некоторое время Винсент просто сидел, уставившись на экран. Потом взял мышь и осторожно выделил звонок красным цветом. Огляделся — Рубен даже не оставил свой номер. * * * — Другими словами, дата важна, как мы и предполагали. Мина и Винсент сидели в конференц-зале с материалами текущего расследования на доске. — Да, — кивнув, Мина капнула себе на руку алкогелем. — Кто-то прилагает большие усилия, чтобы информировать нас о дне и часе. Кожа на ее руках пошла трещинами, но такова цена безопасности. Мина протянула пузырек с алкогелем Винсенту. Тот поначалу хотел отказаться, но потом пожал плечами и подставил обе руки. — Я только не могу взять в толк, каким образом сюда вписывается Роберт, — рассуждал он, растирая алкогель между ладонями. Едкий, но приятный запах быстро распространился по комнате. — Я тоже. — Мина снова кивнула. — Связь между Тувой и Агнес очевидна. Мы основательно расспросили родителей Роберта, но ничего не нашли. Юлия по телефону беседовала с персоналом интерната, но и это ничего не дало. Они, конечно, еще съездят туда с Кристером, но ты прав. Роберт действительно не вписывается в общую картину. — М-да… Винсент развернулся на стуле в сторону доски. — В случае Роберта вообще много странностей. Слишком много вещей, которые сразу бросаются в глаза и противоречат сами себе. Даже мне известно, что серийные убийцы выбирают жертвы одного типа. Для этого не нужно быть полицейским, достаточно уметь пользоваться «Гуглом». Между Тувой и Агнес много общего. Обе они молодые женщины примерно одного возраста. Но Роберт… Это как в той детской игре — «что лишнее?». И в нашем случае лишний, конечно, Роберт. Помимо прочего, у него был крайне ограниченный круг общения. Никакой социальной жизни вне семьи и интерната. В отличие, к примеру, от Тувы, которая ежедневно общалась с множеством людей. — Кстати, есть информация о местонахождении Юнаса Раска. Одна из его бывших жен сообщила, что он живет в доме на колесах где-то под Стокгольмом. Мы не успели уточнить. Там целые поселки из фургонов, но он может жить и изолированно. Такое ощущение, что мы к нему приближаемся. Еще немного — и Раск в наших руках. Вот тогда ты сам сможешь его обо всем расспросить. — Он замешан, чисто из вероятностных соображений. — Винсент перевел взгляд с доски на Мину. — Но… я не знаю. Мне трудно представить себе Яна Бергсвика разъезжающим на велосипеде. Так и здесь. Просто что-то не стыкуется. Взгляд Винсента стал ледяным и как будто пронизал насквозь. И Мина опустила глаза. — Иногда люди делают странные вещи, — сказала она. — Их бывает трудно понять, но в полицейской работе чаще всего все оказывается намного проще. Срабатывает самое очевидное решение. Насильник, убивший двух девушек, несколько раз объявился в кафе, где работала Тува. По-твоему, это случайность? — Но ни одна из жертв не изнасилована, — повторил Винсент. — Кто знает… Раск двадцать лет провел в тюрьме. Может, у него больше и нет никакого либидо. Что, если убийство и расчленение и есть психологическая замена сексуальному насилию? Винсент смотрел на нее удивленно. — Я сталкивалась и с таким. — Хмм… Ты говоришь почти как Ян. Мина легонько пнула его в ногу. — Скорее всего, Юнас Раск и сообщил тебе дату смерти Роберта. Мина искренне верила в то, что говорила, но чувствовала, как с каждым словом все глубже погружается в трясину. — Да, возможно, — ответил Винсент. — Что дальше с телефонными звонками? Над вазочкой с фруктами закружила банановая муха, Мина почувствовала во рту кисловатый рвотный привкус и снова потянулась за алкогелем. Она подумала было, не облить ли им муху, но шансы попасть были слишком малы. Винсент быстро взглянул на Мину, потом взял вазочку и вынес ее за дверь. Когда вернулся в конференц-зал, у Мины в глазах блестели слезы. Она несколько раз лихорадочно сглотнула и откашлялась. — Когда ты уезжаешь? Винсент посмотрел на часы. — Самолет в Мальмё вылетает через два часа. Выходит, совсем скоро. Ей не хотелось отпускать его. После пресс-конференции группа так и не успела толком собраться. Но как сказать об этом вслух? Как бы Мина ни сформулировала фразу, она открывала больше, чем хотелось. Сохранять невозмутимый вид — вот и все, что оставалось в такой ситуации. — Мы будем работать дальше. Квибилле, 1982 год — Можно? Или я умру от любопытства. Мама рассмеялась. Так громко и отчетливо, будто стояла здесь, в бывшем хлеву, а не за дверью снаружи. — Подожди немного… Он поправил рубашку и наморщил лоб. Мама стала такой грустной с тех пор, как уехала Яне. Она почти перестала разговаривать. Только за завтраком, нарезая треугольные ломтики хлеба для горячих бутербродов, говорила, как важно каждый день делать одно и то же. Все остальное ее время без остатка поглощала борьба с сорняками. На холодильнике висело расписание. Оно было написано от руки на листке из блокнота. Малла, Йесси и Лотта видели его и нашли забавным. Их родители явно не занимались такой ерундой. Но мальчик понимал, как важно все до мелочей продумывать наперед. И надеялся, что на этот раз сделал именно так. Если это и есть то, чего не хватает маме, то она развеселится. Если нет — он даже не представляет себе, что станет делать. Мальчик прокашлялся и торжественно открыл дверь. Глаза мамы возбужденно блестели. Она вошла в его магическую мастерскую и замерла на месте: — Но… это же… Ой! Это был самый большой из его ящиков. Маме он доходил почти до пояса. И стоял на колесах так, чтобы его можно было повернуть к публике любой стороной. Мальчик отпустил тормоза, и одно колесо медленно повернулось. Кончики пальцев до сих пор были влажными от темно-синей краски, но мальчика это не беспокоило. Мама прикрыла ладонью рот. Ей понравилось, на этот счет можно было не беспокоиться. И это было еще не все. Одна из стенок ящика осталась некрашеной. Зато к ней была приклеена бумажка: «Зарезервировано для Лас-Вегаса». — Не иначе как я была святой в прошлой жизни, — прошептала мама, утирая слезы в уголках глаз. — Иначе чем я могла заслужить такого сына? Она взяла кисточку и приступила к покраске оставшейся стенки. Когда управилась, спросила: — И как это работает? Ты ведь расскажешь мне, правда? На этот раз мама все-таки нарисовала звезды. — Я буду вынужден сделать это, если ты согласишься быть моей ассистенткой, — ответил он и открыл ящик. — Не боишься? — Нет, нет! Подумать только… Я буду ассистировать настоящему иллюзионисту! От запаха краски у мальчика закружилась голова. Наверное, все-таки не следовало закрывать дверь. Но эта была их с мамой тайна, не для посторонних глаз. Не то чтобы они ждали кого-то в гости, и тем не менее… — Сначала ты залезешь в ящик, — сказал мальчик. — Собственно, я должен надеть на тебя наручники и посадить в мешок, но у меня нет ни того ни другого. — Слава богу, — рассмеялась мама. — Я закрою ящик на висячий замок и встану на крышку. А потом ты вылезешь из потайной дверцы и… — Но я не вижу здесь никакой потайной дверцы. — Голос мамы звучал обеспокоенно.