Тот кивнул, развернулся и пошел обратно к садовой мебели и жене. Она помахала Рубену, который опять сел в машину и надел наушники. Поднял руку, прощаясь с пожилой парой, и вырулил на дорогу с маленькой парковки. — Продолжим, Рубен, — вернулся в наушники голос Винсента. — Что ты, собственно, пытаешься всем этим сказать? Удивительно, но Рубен не услышал в этих словах и намека на раздражение. Он не знал ничего хуже навязчивой «человечности», в большинстве случаев оборачивающейся банальным копанием в грязном белье. Но менталист, похоже, действительно знал свое дело. И что-то в Рубене страшно хотело, чтобы этот разговор продолжался и дальше. — Я‐то думал, вы пропали насовсем, — сказал Винсент. — Но у меня идея. Сейчас я перешлю вам номер человека, который действительно умеет говорить на такие темы. Он один из лучших, поверьте. Свяжитесь с ним. Или не делайте этого. Меня не интересует, что вы выберете. Коллеги любят и ценят вас, Рубен, вы должны это знать. И вы нужны им. Когда не ведете себя как идиот, конечно. Рубен молча выруливал к парому. Мягкий голос Винсента все еще звучал в его голове. Рубен хотел рассказать. Всё. — Двенадцать лет тому назад, — начал он. — Ее звали Элинор. Это был последний раз, когда я кому-то доверился, и вы здесь ни при чем. Последняя фраза вырвалась сама собой. Уж очень не вязался весь этот разговор с обычным Рубеном, которого знали все. С другой стороны, Рубен и не собирался заходить дальше этого разговора. Иначе что-то в нем грозило сломаться. Что-то такое, что он оберегал вот уже больше десяти лет. Он отключился и въехал на борт парома. Голова гудела от мыслей, забытых было, но снова разбуженных Винсентом. До сих пор Рубен не решался и подступиться к ним, а теперь вот они переполняли его, как поток, сдержать который было не в его силах. Э‐ли-нор… Его якорь, скала посреди бушующего моря. Его опора. Само совершенство. Но Рубен был слишком молод, чтобы оценить это. Потому и похоронил свои чувства в глубине пещеры, завалив ход камнем. Изабеллы, Яники, Мелиссы — он нанизывал их, как жемчужины на нитку. А после Санны разуверился в женщинах окончательно. И правильно сделал. Какими бы разными они ни были, всех интересовала одна вещь, а именно доступ к его банковскому счету. Но банковский счет — не то, чем может похвастать среднестатистический полицейский, а Рубен был именно таким. В конечном итоге он расстался со всеми ними — и постепенно стал замечать, что женщинам нужен совсем другой Рубен. Так он превратился в наглого, жизнелюбивого шута. Никто не спрашивал его, с чего он вдруг стал таким, пока он смешил и развлекал, платил и ублажал в постели — лучше, чем их законные мужья. Никто не интересовался, что он прячет за этим фасадом. Элинор… Пока не появился этот Винсент Вальдер. Рубен скосил глаза на зеркальце заднего вида и на какое-то мгновение поймал свое отражение — улыбающееся, к его собственному удивлению. Чуть заметная, но все-таки улыбка. Ему полегчало. Мобильник снова засигналил. Рубен понял, что это, и решил пока не удалять сообщение от Винсента. * * * Мина сняла белые хлопковые перчатки, бросила их в мусорную корзину и достала новую пару из картонной коробки. Она весь день просидела на работе за компьютером и ни разу не сменила перчаток. О бактериях, копошившихся сейчас среди прочего мусора, лучше не думать. Мина не выносила мусор с десяти утра и сейчас охотнее всего подожгла бы его. Она уже представляла, как огонь стерилизует содержимое корзины. Но тогда наверняка сработает пожарная сигнализация. Мина натянула новые перчатки и села, подперев голову рукой, прежде чем успела осознать, что контакт с кожей делает перчатки непригодными к дальнейшему использованию. Выбросив и эту пару, Мина взяла следующую. Потянулась за баллончиком чистящего спрея. Прошла неделя с тех пор, как она последний раз мыла стены в этой комнате. Пора. Тем более что работа по дому помогает сосредоточиться. Но на этот раз запах чистящего спрея пробудил в Мине воспоминания о бабушке Элен. Ее «двушка» возле площади Мариаторгет всегда сияла чистотой. Там пахло зеленым мылом и бисквитом только что из духовки. Сюда, а не в пустой родительский дом возвращалась Мина после школы. Она выросла в объятиях бабушки. Иногда казалось, что скатывание к полному одиночеству началось именно с ее смертью. Мине было пятнадцать лет, когда это случилось, и с тех пор она так и не сошлась ни с одним человеком, включая мужчину, с которым одно время жила. Что же касается Винсента… Мина посмотрела на спрей в своей руке, вздохнула и положила его обратно в ящик. За окном самый разгар лета, и в комнате невыносимо жарко. Но Мина не спешила открывать окно, потому что свежий воздух вместе с прохладой принес бы пыльцу, выхлопные газы, частички асфальта, сигаретный дым и что там еще скопилось на грязных улицах. Правильнее всего было бы обзавестись скафандром, но Мину не поняли бы коллеги. Так что оставалось потеть. В конце концов, платье можно постирать, а нижнее белье выбросить. Она так ни к чему и не пришла. Три трупа. Три человека стали жертвами одного убийцы. Мина не верила, что это могло быть случайностью. Для этого они были слишком разными. Их, конечно, что-то объединяло, стоило лишь приглядеться внимательнее. После Роберта все как будто закончилось. Ни новых убийств, ни признаний — ничего. Но Мина знала, что это не так. Обратный отсчет не завершен. Она развернула стул к стене, на которой развесила копии фотоснимков Агнес, Тувы и Роберта вместе с орудиями убийства. Иллюзионные трюки. Ящики. Там же висела перечеркнутая фотография Даниэля и газетная статья о Йеспере, отце Агнес. Последний целиком и полностью отрицал свою причастность к убийству Даниэля. Двое подозреваемых по этому делу уже задержаны и опознаны свидетелями. Оба уже имели дело с полицией, так что особых усилий для их поимки не потребовалось. Задержанные утверждают, что действовали по собственной инициативе. Вряд ли удастся докопаться до истины, если речь идет о возможной причастности Йеспера Сеси к убийству. Но Мине трудно поверить, что «Шведское будущее» инициировало и остальные убийства. При том что Тува еврейка, а Роберт, как принято считать, страдал генетическим заболеванием, а значит, ни ему, ни ей не было места в том будущем, которого хотят для Швеции Йеспер и его соратники, что-то мешало Мине поверить, что парламентская партия, которая рассчитывает войти в ригсдаг, занималась организацией убийств. Похоже, Даниэль стал случайной жертвой проходивших мимо расистов. Возможно, у молодых людей случился гормональный сбой, приведший к выбросу в кровь тестостерона, но в любом случае — никакой конспирологии. Тут же, на стене висела лондонская фотография бывшего парня Тувы из альбома ее родителей. Им полиция пока не занималась. Мина, как и Юлия, не верила, что это может к чему-либо привести. Разгадка ближе. Винсент говорил, что убийца был завсегдатаем кафе в Хорнстюлле и Даниэль видел его много раз. Другими словами, убийца тщательно выбирал каждую жертву, а не хватал первых попавшихся девчонок на дороге, как это делал Раск. Раск, который до сих пор гуляет на свободе… Мина встала, подошла к стене и долго вглядывалась в лица, как будто хотела заставить их говорить. Почему он выбрал именно их? Что их объединяет? Мина вернулась к компьютеру. Прорезала дырочку в перчатке на кончике указательного пальца правой руки, чтобы использовать снесорную панель. Тем самым она, конечно, поступалась собственными принципами, но чего не сделаешь ради работы? Каждый такой компромисс, исключительный случай пробивал чуть заметную брешь в ее доспехах и делал чуть беззащитнее. Мина глубоко вздохнула и коснулась сенсорной панели кончиком пальца. Вышла на информацию об Агнес, Туве и Роберте в своей личной папке, распечатала протоколы бесед с родственниками. Она начнет по новой, пройдется по всему с самого начала. Где-то здесь кроется эта связь, всего-то остается увидеть. И сделать это нужно как можно скорее. Убийца еще не закончил. Менталист что-то знает. Неспроста он интересовался Девушкой с дельфином. Мина не любит, когда коллеги скрытничают, но Винсент, конечно, расскажет обо всем при первой возможности. * * * По пешеходному мосту Винсент направлялся к ресторану «Гондола». В половине восьмого вошел в зал, полный туристов и наслаждавшихся летним отпуском стокгольмцев. Ульрики еще не было. — Вы бронировали? — спросил его мужчина в строгом костюме. — Нет, я ненадолго. Посижу в баре, — ответил Винсент. При известной доле везения разговор с Ульрикой мог закончиться быстро. Сосредоточиться на проблемах Ребекки — вот и все, что нужно. И полностью игнорировать колкости Ульрики насчет его нынешнего брака и ее сестры. Марии Винсент объяснил, что ресторан, как нейтральная территория, — лучший вариант для этой встречи. Но, кроме того, он знал, что Ульрика ничего не устроит в публичном месте. Винсент не хотел повторения прошлого раза. Он сел в баре и заказал сваренного кофе, хотя это было не совсем то, чего требовал желудок, который буквально горел от голода. Винсент так ничего и не съел после завтрака, но он и не планировал задерживаться здесь дольше необходимого. А после того как они с Ульрикой договорятся, его ждет кебаб в бистро за углом. Но не успел Винсент выпить и половины своего кофе, как рядом с чашкой опустился бокал красного вина. Перед ним стояла Ульрика с таким же бокалом в руке. Винсент удивленно поднял бровь. — Тебе это нужно, — объяснила она. — Серьезное начало. — Винсент покрутил бокал, так что немного вина пролилось на стол. — Когда придут твои друзья? Он смотрел на вино, которое вращалось все медленнее. Капли на внутренней стороне бокала набухали и стекали вниз. «Совсем как дождь на окне», — подумал Винсент. — У нас час, прежде чем они подойдут, — ответила Ульрика, опускаясь на стул рядом. — Проверяешь содержание алкоголя? — Она кивнула на бокал. Винсент вздохнул. Час — 60 минут. 3600 секунд. С кебабом придется повременить. Он сделал хороший глоток, прежде чем ответить: — Это миф. Содержание алкоголя нелья проверить таким образом. Просто он испаряется быстрее воды, а значит, поверхностное натяжение увеличивается, и на внутренней стороне стекла появляются капли. Это чисто химическое явление, и оно ничего не говорит ни о качестве вина, ни о его вкусе. Просто красиво. Осталось 3510 секунд. — Не знала, что ты такой знаток вина. — А я и не знаток, просто немного разбираюсь в жидкостях. Но давай перейдем к делу. Когда придут твои друзья, меня здесь не будет. — Нам некуда спешить, — мягко возразила Ульрика. — Как дела дома? Как чувствуют себя Ребекка и Беньямин, когда они у тебя? Это было последнее, что Винсент ожидал от нее услышать. Обычно Ульрика очень неохотно говорила о детях, как будто им не было места в ее жизни успешного адвоката. И потом, они никогда не обсуждали, как живется Беньямину и Ребекке у Винсента, иначе, чем разбирая жалобы Ульрики. Похоже, то, что она вынуждена делить детей с сестрой, стало раной, которую ей вряд ли когда-нибудь удастся залечить. Винсент смотрел на бывшую жену, пытаясь разглядеть, что стоит за этим вопросом. Но поникшая голова Ульрики и выжидательный взгляд не указывали на какие-либо скрытые планы. Что, если она и вправду заинтересовалась детьми? И это была не та агрессивная Ульрика, с которой Винсент виделся в мае. Он расслабился. В кои веки появилась надежда, что они просто поговорят как цивилизованные люди. — Ну, начну с того, что твою сестру они упорно называют тетей. Ульрика как раз подняла бокал и собиралась выпить. Она рассмеялась, и немного вина выплеснулось на стол. Это было чистой воды злорадство, но хриплый голос выдавал искреннюю заинтересованность. Чудвищный соревновательный инстинкт — вот что всегда его в ней раздражало. У Ульрики было все — деньги, внешность, бьющая ключом энергия. Но даже когда она смеялась, непременно утверждала над кем-то свое превосходство. — Прости, — сказала она. — Тетя, значит… Единственным, чем, по-видимому, природа обделила ее, были чувства. Винсент все больше убеждался в том, что его бывшая жена страдала эмпатическим расстройством. Поначалу он принимал это за холодность, обыкновенное равнодушие к окружающим, но со временем понял, что проблема глубже. Ульрика на ментальном уровне не была способна понять ситуацию или эмоциональный мир другого человека. При этом она умела подыграть и знала, что говорить, чтобы в нужный момент привлечь нужного человека на свою сторону. Именно поэтому и преуспела на адвокатском поприще. — Она, как мне кажется, предпочла бы, чтобы ее называли Марией, — продолжал Винсент. — В остальном же… Беньямин не покидает своей комнаты вот уже вторую неделю. Боюсь, не завелись бы маленькие тролли в куче грязного белья у него на полу. У Ребекки много друзей и на словах все классно, но на самом деле ужасно, я убежден. Она все еще не хочет показать нам свои руки. — Наверное, считает их слишком полными. Винсент замолчал. Вот по этой самой причине он и не смог жить с Ульрикой. Одно дело — ее ничем не оправданная, почти нездоровая требовательность к себе. В конце концов, она взрослый человек. Но это выливалось в проблему, когда Ульрика начинала мерить и окружающих той же меркой. Наконец, когда она принялась разъяснять детям, сколько денег они должны зарабатывать и как выглядеть, чтобы добиться положения в обществе, он понял, что с него хватит. Тогда-то и начались ссоры. — Если у Ребекки и есть комплексы по поводу собственного тела, то это от тебя, — холодно заметил Винсент. — Но, боюсь, все гораздо хуже. Серьезного разговора между нами все еще не было, но я подозреваю, что у нашей дочери на руках порезы, сделанные бритвой или ножом. Ты слышишь? Винсент осушил свой бокал. Ульрика больше не смеялась. Она выпила вино, кивнула бармену и заказала два джин-тоника. Похоже, тоже по-своему переживала за Ребекку. — Так или иначе, Ребекка сделала это у тебя, — сказала Ульрика. — Что-то есть такое в твоем доме, что толкнуло ее на это. У меня она чувствовала себя прекрасно. — Боже мой! — Винсент выкатил глаза на бывшую жену. — В каком мире ты живешь? Да что ты вообще знаешь о своей дочери? Когда ты в последний раз говорила с Ребеккой?