— Дай-ка мне угадать, — сказала она. — Мамины треугольные бутерброды? — Да, хлеб без корочки. С яйцом. Ты же знаешь… — …как важно изо дня в день делать одно и то же. Последнюю фразу они повторили хором и рассмеялись. — Дай мне маму, — попросила Яне, — если она, конечно, управилась с бутербродами. — Да, но сейчас она не может говорить с тобой. — А… что… сегодня такой день, да? — Яне понизила голос почти до шепота. — Ты справляешься? — Нет, просто мамы сейчас нет в доме. Со мной всё в порядке. По крайней мере, мама была достаточно здорова, чтобы приготовить завтрак. Всё нормально. И беспокойство Яне — не что иное, как ее нечистая совесть. Кроме того, пока она разговаривает с братом, никакая мама не сможет заставить ее вернуться домой. — Ты, кажется, сооружал что-то в хлеву перед моим отъездом? — спросила Яне. — Очередной трюк? Мама говорила, что как будто даже с ее участием. Покажешь, когда вернусь? В трубке стало тихо. Яне даже прижала ее к уху, чтобы убедиться, что брат все еще там. Она слышала, как он дышал. Брат неохотно раскрывал свои тайны. «Тогда не будет никакой магии», — говорил он. Мог бы быть и менее загадочным… — Не волнуйся, — прошептала Яне. — Я не скажу маме. — Я больше не хочу говорить, я хочу есть. Бутерброды стынут. — О’кей, братец. Увидимся через неделю. Передавай привет маме. Брат оборвал ее чуть ли не на полуслове. Яне высвободила запутавшийся в шнуре палец и тоже положила трубку. Пока они говорили, ее не покидало чувство, что всё в порядке, а сейчас беспокойство вернулось. Уж больно странно братец завершил разговор. Ей нужно съездить домой, убедиться, что всё хорошо. — Хватит, Яне, — сказала она вслух и тряхнула головой. Ее мама — лучший манипулятор из всех, каких Яне доводилось видеть в жизни. Вот кто умеет запустить когти в человека, и в Яне эти когти сидят глубже, чем в ком-либо. Ничего не предпринимая, мама едва не заставила Яне плясать под свою дудку. Только вот ничего у нее не выйдет — не на этот раз, по крайней мере. Яне взяла собранную с вечера пляжную сумку и вышла на задний двор. Ивла лежала на траве и читала книгу. — Ивла! — позвала Яне. — Как насчет того, чтобы поплавать? — Ты да-авно опоздала, моя милая, со своим предложением. — Ивла, уже в бикини, поднялась с одеяла. — Последний прыгает с вышки! — крикнула Яне, седлая велосипед. Она не собиралась возвращаться домой раньше, чем сама того захочет. * * * Рубен вот уже в сотый раз, наверное, потянулся к рычагу переключения только для того, чтобы убедиться в том, что в этом нет смысла. И не меньше, чем в сотый раз, пожалел, что не сел в свой «Шевроле Камаро». Автоматическая коробка передач — какая глупость… Он ведь не инвалид пока, слава богу. Но «норковая ферма» — это звучит так, будто там должно быть много глины, разной производственной грязи и комки шерсти повсюду. Было бы из-за чего подвергать «Элинор» таким испытаниям. «Элинор» — так Рубен называл свою машину. В ответ на недоуменные вопросы указывал на боевик с Николасом Кейджем в главной роли. Но истинная причина была личная. «Элинор», только после автосервиса, сияла новым лаком под брезентом в гараже. Соседей по гаражу, конечно, раздражал этот брезент. Легко было рассуждать им, привыкшим ездить на грязных машинах… А Рубен вот не мог позволить ни единой частичке жира из тех, что витали в воздухе гаража, даже сколь-нибудь приблизиться к его белоснежной принцессе. Поэтому и взял на этот раз служебный автомобиль. И надпись «Полиция» крупными буквами тоже кстати, особенно с учетом того, что он заявится без предупреждения. Рубен быстро обращал нервозность, которая возникала при виде его автомобиля, в свою пользу. Но, несмотря на это, день обернулся пустой тратой времени. Как Рубен и предполагал. Он уже успел побывать на трех фермах и рассчитывал посетить четвертую, прежде чем окончательно выбьется из сил. До сих пор главной задачей было осмотреться. Прикинуть, до какой степени норковая ферма подходит на роль того места, где можно держать взаперти человека или даже убить его, так, чтобы это не особенно бросалось в глаза со стороны. Но там, где до сих пор побывал Рубен, не было ни квадратного сантиметра свободной площади. Только норки. Тысячи норок и автоматизированная система, позволяющая одному человеку обслуживать их всех. Там едва хватало места для животных, какие уж тут подпольные столярные мастерские… Последняя на сегодняшний день ферма располагалась на острове Лидён в архипелаге Норртелье, куда можно было добраться только на пароме. Въехав на борт, Рубен выключил мотор и вышел из машины. Ветер проникал сквозь куртку и теребил волосы, но Рубену это нравилось. Свежий воздух — это так здорово, особенно после затхлых ферм… Условия содержания животных возмущали многих, поэтому предприятия меховой индустрии и прятали от посторонних глаз, и то, что Рубен видел сегодня, действительно не внушало радости. Но борцам с мировым злом он посоветовал бы для начала обратить внимание на людей, нуждающихся в помощи. Ладно, в конце концов, каждый борется, как умеет: полицейский приносит пользу на своем месте, демонстрант с плакатом в руке — на своем… Четверть часа спустя, когда паром причалил к берегу и Рубен снова сел в машину, зазвонил мобильник. — Рубен Хёк, — ответил Рубен в систему громкой связи. — Добрый день, Рубен, это Винсент. Как вы? Я слышал, вас отправили осматривать норковые фермы? Винсент? Вот уж кого не ожидал… Должно быть, Мина насплетничала. Похоже, она слишком доверяет этому фокуснику. Или хочет лечь с ним в постель завернутой в разноцветную фольгу? Рубен громко рассмеялся, представив себе, как это будет выглядеть. — Пустая трата времени, если честно, — ответил он Висенту и включил мотор. — Сейчас еду осматривать последнюю. Что там еще нашли у него в желудке? Надеюсь, нас не отправят проверять «Макдоналдсы»… В этот момент паром причалил, и машину тряхнуло. — С какой это стати вы мне позвонили? Шлагбаум поднялся, и Рубен съехал на дорогу. — Хочу поговорить с вами кое о чем с глазу на глаз. Кроме Рубена на пароме были еще две машины. Он проехал мимо них, одновременно изучая карту в телефоне. Норковая ферма располагалась неподалеку от причала. Рубену вдруг страшно захотелось, чтобы этот день поскорее закончился. — Мы не знаем друг друга, — продолжал Винсент, — но я наблюдал за вами, слушал, как вы говорите. Ваше отношение к женщинам, Рубен… Когда она вас, собственно, оставила? Рубен присвистнул и вывернул на обочину. Две машины, мимо которых он только что проезжал, проскочили вперед, раздраженно гудя. Еще не остановившись, он стал нащупывать в кармане наушники. Этого никто и ни в коем случае не должен был слышать. Поэтому подстраховаться не мешало даже в машине. — Что за вопрос? — Рубен не с первого раза вставил в уши наушники. — Во‐первых, я понятия не имею, о чем вы. А во‐вторых — это личное. Кем вы себя возомнили, в конце концов? — У меня и в мыслях не было следить за вами, — ответил Винсент. — Но разбитое сердце я чувствую на расстоянии. Говорю совершенно объективно. Рубен не знал, что на это отвечать. Это было то, в чем он никак не хотел признаваться, будь то самому себе или кому другому. Но чертов менталист прав, при полном отсутствии и намека на деликатность. Рубену совсем не хотелось об этом думать, сейчас или позже. Женщинам нельзя доверять — больше здесь говорить не о чем. — Извините, что так прямо, — продолжал менталист, — но я не думаю, что другое обращение понравилось бы вам больше. Что же касается меня, я скорее предпочту выглядеть полным идиотом, чем смотреть, как вы и дальше мучаетесь. При условии, конечно, что мои предположения относительно вас верны. В его голосе не слышалось ни слащавости, ни навязчивого сочувствия. — Вы как будто хотите на мне жениться, — пошутил Рубен и снова завел машину. — Почему вас так заботит моя судьба? Он уже видел эту ферму. Где-то здесь должен быть съезд с главной дороги или развилка, чтобы он мог попасть на парковку перед главным зданием. Он будет там через пару минут. — Вовсе нет. Я всего лишь… — Значит, решили поработать моим личным психотерапевтом, — перебил менталиста Рубен. — Да нет же… Я даже не знаю, насколько верны мои догадки. Но, Рубен, когда вы в порядке, то вы в порядке. Вам это мешает… работать, общаться с коллегами. Рубен припарковал полицейскую машину и вышел. На других фермах он уже издали слышал множество звуков, свидетельствующих о бурной деятельности. Животным нужен корм, нужны кондиционеры, конвейерные ленты. Не говоря уж о звуках, которые издают сами животные… Здесь же было тихо. Рубен уже догадывался, что ферма закрыта. В последнее время такие случаи не редкость. Догадка подтвердилась, когда он увидел, каким заброшенным выглядит здание. В нескольких десятках метров за фермой блестела гладь водоема. Почти идиллия, если б не запах, еще более сильный, чем на других фермах. Если здесь сейчас не было животных, то они исчезли совсем недавно. Из ферм, которые Рубен успел посетить до сих пор, эта наиболее подходила на роль места убийства. — Но главное, такое поведение мешает вашим коллегам, — снова послышался голос Винсента. — Я всего лишь говорю то, что должен сказать, без всякой оценки. Я вижу, как реагируют окружающие на ваши комментарии, взгляды. Возможно, вы находите это забавным — и в какой-то степени правы. Но я вижу, как это выводит ваших коллег из равновесия, заставляет совершать ошибки. Я не даю никаких оценок, просто объективное наблюдение. Объективное наблюдение? Кто, черт возьми, так сейчас говорит? — Вы имеете в виду Мину? — спросил Рубен. Бородатый мужчина пенсионного возраста вышел из дома, похожего на жилой, в стороне от корпусов фермы. Неужели он действительно живет здесь? Бедняга… Остается надеяться, что у старика атрофировалось обоняние. — Это не мое дело, как вы сами сказали, — продолжал Винсент. — Но мне не нравится, что группа работает не на высоте своих возможностей. Тем более сейчас, когда вы ведете такое расследование… По крайней мере, он не сказал «мы ведем», а это уже кое-что. На лужайке перед домом стояла садовая мебель. Белая краска отслаивалась на стульях, на одном из которых сидела женщина. Мужчина приближался к полицейской машине. — Нужна помощь? Рубен показал на наушники. — Кроме того, Рубен, мне по-человечески было бы приятно видеть, что вам хорошо. — Одну минуту, Винсент… — Рубен повернулся к бородатому мужчине: — Это ваша ферма? — Моя и жены, — мужчина показал на женщину. — Была, во всяком случае. Теперь, боюсь, от нее немного осталось. Нагрянули активисты и «освободили» зверьков. Нам не удалось отловить их снова. Мы рассчитали Йорана и Мартина, наших работников, и закрыли ферму. На этом острове, как и на соседних, полно норок. И они хорошо плавают, мы в этом убедились. — Мужчина невесело рассмеялся. — Конечно, мы заявляли в полицию, но безрезультатно. Вы ведь здесь из-за этого? Давно пора заняться этим, хоть раз заставить активистов заплатить… Рубен кивнул. — А больше здесь никого не было? — спросил он. — Никаких незваных гостей? Кроме активистов, я имею в виду? — Здесь, на острове? — Мужчина выпучил глаза и снова рассмеялся. — Это же маленький островок, и сюда нельзя добраться иначе, кроме как на пароме, на котором вы приплыли. Если, конечно, нет своей лодки. Мы бы прослышали, если б кто-нибудь объявился. Но нет никаких незваных гостей, ни праздников в лесу, если вы это имеете в виду… Без норок мы никому не интересны, даже активистам. — Мужчина усмехнулся. — Сюда никто не ездит, разве по конкретной надобности. Нам вот тоже, наверное, придется все продать и переехать в Хэррюнгу. Родственники, знаете ли… Рубен бормотал под нос, делая отметки в блокноте. Еще один тупик. На острове не происходит ничего, если не считать отслаивающейся краски на фасаде дома. И с запахом, конечно, тоже надо что-то делать. — Если прослышите что-нибудь, обязательно позвоните мне. — Он протянул бородачу визитку.