— Это Юлия. — Мина показала на дисплей. — Придется ответить. Похоже, работа нас преследует. Да… Некоторое время она внимательно слушала то, что ей говорила Юлия. — Норковые фермы, говоришь? Хорошо, спасибо за информацию. И положила телефон обратно в карман — предварительно поставив на беззвучный режим, как успел заметить Винсент. — Важная информация? — спросил он. — Похоже, нам все-таки придется поработать. Мина покачала головой. — Я не меньше твоего озабочена предстоящим убийством, — сказала она, — но сегодня вечером мы точно никого не поймаем. Судмедэксперт Мильда обнаружила связь между убийствами и норковыми фермами. По дороге сюда я получила твое сообщение о том, что убийц, возможно, двое, а не один. — Что нисколько не меняет психологический профиль, — подхватил Винсент. — Скорее, делает более понятным. Но если их двое, у них потрясающая способность планировать действия заблаговременно. Возможно, очень заблаговременно, — повторил он, выделив слово «очень». Мина кивнула: — И это нас к ним нисколько не приблизит. Сегодня, по крайней мере. Винсент кивнул, а Мина посмотрела на наручные часы. Он уважал тех, кто их носит. С некоторых пор стало обычным использовать в качестве часов мобильник. Но часы элегантнее, не говоря уже о том, как легко с мобильником утратить самоконтроль и зависать в соцсетях каждый раз, когда решил посмотреть время. — Уже поздно отправляться проверять норковые фермы, — продолжала Мина. — Да и в отделении наверняка никого нет. Завтра начнем с утра пораньше. Фермы поручено объезжать Рубену, а нам с тобой сегодня рекомендуется думать о чем-нибудь другом. — Юлия спала с Рубеном? — спросил Винсент. — Тсс… — Мина приложила палец к губам. — Это секрет… для всех, кроме сотрудников отделения полиции, которые были в рождественском круизе лет пять тому назад. А почему ты спрашиваешь? — Меня интересует Рубен. Со стороны посмотреть — сердцеед похлеще Бьорна Ранелида[38]. Но что за этим стоит? Мина подняла бровь: — Интересный вопрос… А куда мы, собственно, направляемся? — Сам не знаю, так хорошо сегодня на улице… — Винсент обошел лужу. — У тебя были какие-то планы? — Да нет… — Мина вздохнула. — Я ведь даже не знала, захочешь ли ты меня видеть. Давай только держаться подальше от леса, если можно. Во‐он того. Винсент подозревал, как она старается не думать о насекомых и прочей мелочи, копошащейся под листвой и в корнях деревьев. Лучше Мине не знать об огромном муравейнике, который они только что прошли. — Ну, если ты совсем не настроена работать, то… может, пойдем в кино? Последнее слово само собой соскочило с его языка. Мина скосила глаза на Винсента. На этот раз она точно улыбнулась. — Кино? Это туда обычно отправляются люди во время свидания? Винсент покраснел. Черт, об этом он не подумал… — Ну, не знаю… прости. А что ты вообще любишь делать? — Я? Люблю тренироваться в спортзале. Играть на бильярде… я очень хорошо играю. Но сегодня с удовольствием схожу с тобой в кино. Так давно не смотрела фильмов… — Она толкнула его локтем в бок. — Заодно Мария получит повод, чтобы не ревновать впустую. На машине Мины они доехали до кинотеатра «Фильмстаден» в Сёдерхалларне. В машине Винсент больше молчал. Трудно говорить, когда не видишь лица собеседника. Когда расплачивался на парковке, не позаботился даже о том, чтобы проконтролировать время и в итоге заплатить четную сумму. Он вообще не хотел делать ничего, что со стороны могло бы показаться странным. В «Фильмстадене» купили билеты на фильм, о котором ничего не слышали, и вошли в вестибюль кинотеатра. За буфетными кассами обнаружился стеклянный прилавок с попкорном в больших бумажных стаканах. Винсент направился было к нему, но остановился. Может, лучше что-нибудь из напитков? Что обычно покупают на свиданиях? Он плохо знал правила. Винсент повернулся было, чтобы спросить Мину, но ее не оказалось рядом. Она стояла в нескольких метрах за его спиной и выпученными от ужаса глазами смотрела на стаканы с попкорном. Ее лицо побледнело. Взгляд скользнул в сторону прохладительных напитков и соломинок, которые кучей лежали за стеклом. Расширенные зрачки и напряженная челюсть выдавали бурю, которая в ней бушевала. Винсент повел себя как идиот. Кто только ни прикасался к этим открытым стаканам с попкорном! Сотни людей немытыми руками рылись в куче соломинок. Не говоря о тех, кто сидел на тех самых стульях, на которые собирались сесть они, и о следах кока-колы на полу, которую на подошвах заносили в зрительный зал. Как он только мог подумать, что Мине здесь понравится? — Мина, — Винсент осторожно тронул ее за локоть, — мы немедленно уходим отсюда. Она вздрогнула, не отрывая глаз от попкорна. — Но мы ведь уже заплатили за фильм. Она терла ладони друг о друга, как будто мыла руки. Кожа снова стала сухой и пошла маленькими трещинами. — Мы не можем уйти, — повторила Мина, — потому что заплатили. — Ну конечно, мы можем. Мы заплатили за то, чтобы делать, что хотим. Никто ведь не обязан без остатка съедать пиццу только потому, что он ее купил. У человека всегда есть выбор. Осторожным движением Винсент взял Мину за локоть и повел из кинотеатра. Ей сразу стало легче дышать, как только они повернулись спиной к буфету. Вскоре оказались в Сёдерхалларне, с ее лабиринтом ресторанов, сразу за кинотеатром. — Присядь, пожалуйста, — Винсент указал на ближайший столик. — Закажи чего-нибудь выпить, тебе это нужно. Я скоро. Не дожидаясь ответа, он побежал в бутик напротив, проклиная себя за неосмотрительность. Через три минуты вернулся. Мина заняла столик в углу, на котором уже стояло пиво для него и кола зеро для нее — похоже, пока не тронутая. — Вот. — Винсент протянул Мине только что купленную упаковку соломинок. — Свои ты, конечно, оставила дома. Мина выглядела так, будто вот-вот собиралась заплакать. — Прости, — сказала она. — Не хочу, чтобы ты думал, что я сумасшедшая. Я очень стараюсь, правда, но… Винсент не знал, что станет делать, если она заплачет. В пакете пять соломинок. На держателе висели семь пакетов. Итого тридцать пять соломинок. Мине не больше тридцати трех лет. Тридцать пять минус тридцать три будет два. Одна соломинка уже торчала у Мины в стакане. Их было двое. Винсент и в самом деле страшно боялся, что она заплачет. — Ты будешь последней в этом городе, кто заболеет гриппом, — сказал он. — Разве это плохо? Мина благодарно улыбнулась, вскрыла пакет и сунула соломинку в колу. Потом такую же — в пиво, задержав долгий взгляд на Винсенте. * * * Он не слишком припозднился, но семья уже спала. Обычно Астон начинал зевать уже около восьми. Мария ложилась в половине десятого, на час раньше, чем подростки. У Винсента же период наибольшей творческой активности приходился на между десятью вечера и двумя часами ночи. Поэтому возвращаться домой в полночь было для него оптимальным вариантом. Оставалось два часа на отдых и перекус перед продуктивной работой. Только не сегодня вечером. Слишком много мыслей крутилось в голове — о Мине и о том, о чем они говорили. Винсент почистил зубы и прокрался в спальню, стараясь не будить Марию. Если б она проснулась и поинтересовалась, с какой стати Винсент заявился домой посреди ночи, ему нечего было бы сказать в свое оправдание. Он разделся, не включая лампы. Носки и нижнее белье оставил на полу — в стирку. Остальную чистую одежду аккуратно сложил на комоде. Когда глаза привыкли к темноте, его внимание привлекла пирамида на ночном столике Марии — ее библиотека. Очень может быть, что Винсент не лучше жены понимал, как устроена жизнь. И так же, как и она, не имел ни малейшего шанса вычитать это из книг. Но он в отличие от нее осознавал это. И собирался учиться. У Мины. Мура, 1982 год Яне сидела на стуле в прихожей Ивлы. Рядом на комоде стоял старый телефон. Яне держалась за серую трубку, но не снимала ее с держателя. Звонить или не звонить — вот в чем вопрос. Она так боялась, что мама будет каждый день и даже по несколько раз надоедать ей звонками, спрашивать, как она и когда думает возвращаться… Поэтому первым делом объяснила родителям Ивлы, что мама немного маниакальна на этот счет, и заранее извинилась. Но мама вела себя на удивление хорошо. Побеспокоила только в первый день, убедилась, что Яне доехала и у нее всё в порядке, — и больше не объявлялась. Яне представляла себе, как тяжело это давалось маме. Но то был хороший признак, потому что та, похоже, поняла, что сможет прекрасно справиться и без дочери. Яне рассуждала логически, проходила последовательности событий от конца к началу, как будто разгадывала секрет очередного фокуса. Мама поняла, что это не Яне держала ее на поверхности, не давая погрузиться на дно, что, так или иначе, она справлялась сама. Теперь, может, и не возникнет больших проблем с переездом. И все-таки Яне сидела перед телефоном, с серой трубкой в руке, липкой от пота. Что-то здесь было не так. Она не могла объяснить, откуда у нее это чувство. Это могло быть просто глупостью. Или же голосом нечистой совести. Яне следовало скорее радоваться, что мама отошла от обычной схемы поведения… Тем не менее что-то упорно твердило ей, что дома все не так, как должно быть. Яне мяла телефонный шнур между пальцев. Мама велит немедленно возвращаться, как только почувствует ее беспокойство. Но если не звонить вообще, этот ком в желудке так и не рассосется. Яне переложила трубку в другую руку, вытерла пот о штаны и набрала номер. После пары минут треска и щелканья в ухе на том конце провода раздался звонок. Он был такой слабый, будто Яне звонила на другой материк. После пяти сигналов ей ответили: — Алло, Боман. — Привет, брат! Это Яне. Тишина. Яне знала, что ее брат не большой любитель телефонных разговоров и задавать вопросы придется ей. — Как вы там? — Отлично. Я завтракаю. Значит, всё в порядке. Яне облегченно вздохнула.