Задняя дверь распахивается, я с силой выдергиваю застрявшую карту и, зажав ее в ладони, ступаю внутрь. На ощупь двигаюсь по коридору, ведя пальцами вдоль знакомых стен, чтобы не оступиться. Во мраке трудно ориентироваться; со всех сторон я слышу какие-то поскрипывания, но не могу понять – это просто звуки старого здания или же следом за мной крадется Патрик, тянет руки, готовый напасть… Стена коридора под пальцами заканчивается, дальше – гостиная; стоит мне шагнуть туда, как комната освещается падающим сквозь ставни лунным светом, так что я могу видеть. Оглядываюсь вокруг. Тени в комнате выглядят точно такими же, как я их запомнила. В углу – старое отцовское раскладное кресло, кожа у него выцвела и пошла трещинами. На полу – телевизор; на стекле экрана там, где я касалась его пальцами, пятна. Вот куда ездил Патрик – в этот дом. Каждую неделю он пропадал в этом жутком, отвратительном доме. Сюда привозил своих жертв, бог знает что с ними делал, а потом возвращался туда, где они исчезли, чтобы избавиться от тел. Я смотрю направо – и тут замечаю на полу незнакомую тень, длинную и узкую, словно небольшой штабель досок. У тени – форма тела. Тела девочки. – Райли? – шепчу я и устремляюсь к тени через всю гостиную. Еще на бегу вижу, что это она: глаза закрыты, рот плотно сжат, отдельные пряди волос закрывают лицо и падают дальше, на грудь. Даже в окружающем мраке – или, может, из-за мрака? – лицо ее поражает своей бледностью. Девочка похожа на призрака, губы синие, вся кровь отлила от кожи; она словно светится. – Райли, – повторяю я, тряся ее за руку. Она не двигается, не отвечает. Я смотрю на ее запястья – поперек вен уже начала образовываться красная борозда. Смотрю на шею, готовая увидеть начинающие проступать сквозь кожу бледные синяки, похожие на отпечатки пальцев, – но там ничего нет. Пока что нет. – Райли, – твержу я, слегка ее потряхивая. – Райли, просыпайся. Надавливаю пальцами ей за ухом и задерживаю дыхание в надежде что-нибудь, хоть что-то почувствовать. Есть! Почти неразличимый, но есть. Слабо пульсирующий ритм ее сердца, медленный, затрудненный. Она еще жива. – Просыпайся, – шепчу я, пытаясь ее приподнять. Тело тяжелое, как у мертвеца, но когда я тяну ее за руки, то вижу, как глаза ее быстро мечутся из стороны в сторону, она чуть слышно стонет. Диазепам, понимаю я. Она под большой дозой. – Я вытащу тебя отсюда. Клянусь, я тебя вытащу… – Хлоя? Мое сердце замирает – за спиной кто-то есть. Я узнаю этот голос, то, как мое имя перекатывается на языке, словно готовый растаять леденец. Я бы его где угодно узнала. Но это – не голос Патрика. Я медленно встаю, разворачиваюсь лицом к силуэту у себя за спиной. Света в комнате как раз достаточно, чтобы различить черты. – Аарон? – Я пытаюсь придумать объяснение, причину, по которой он мог оказаться в этом доме, в моем доме, но в голове совершенно пусто. – Что ты здесь делаешь? Луна ныряет за тучу, и комната внезапно погружается во мрак. Я таращу глаза, пытаясь что-то разглядеть, а когда сквозь жалюзи снова пробивается лунный свет, Аарон кажется ближе – на полшага, а то и на целый. – Я могу задать тебе тот же вопрос. Я поворачиваю голову набок, смотрю на Райли и понимаю, как все это может выглядеть. Я на коленях во мраке рядом с бесчувственной девочкой. Вспоминаю детектива Томаса, задержавшегося в моем кабинете, с каким подозрением он на меня взирал. Мои отпечатки пальцев на сережке Обри. Его обвиняющие слова. Если во всем и есть связующая нить, так это – вы. Я указываю на Райли рукой и открываю рот, пытаясь что-то сказать, однако в горле застрял комок. Пробую откашляться. – Слава богу, она жива, – перебивает меня Аарон и делает еще шаг ко мне. – Я сам ее только что нашел. Пробовал разбудить, но ничего не вышло. Позвонил в полицию. Они уже едут. Я смотрю на него, все еще не в силах разговаривать. Он чувствует мои колебания и продолжает: – Я вспомнил то, что ты говорила про этот дом. Как он стоит здесь совершенно пустой. Я и подумал – вдруг она здесь… Несколько раз тебе звонил, ты не отвечаешь. – Он поднимает вверх руки, словно намереваясь обвести ими комнату, потом снова их роняет. – Похоже, мы пришли к одинаковым выводам. Вздохнув, я киваю. Вспоминаю прошлый вечер, нас с Аароном в комнате мотеля. Как его жадные руки скользили сквозь мои волосы; как мы потом молча лежали рядом. В ушах все еще звучит его голос. Я тебе верю. – Мы должны ей помочь. – Ко мне наконец возвращается собственный голос. Я снова поворачиваюсь к Райли, опускаюсь на корточки и еще раз проверяю пульс. – Сделать так, чтобы ее стошнило или что-то в этом роде… – Полиция уже едет, – повторяет Аарон. – Хлоя, все в порядке. С ней все будет хорошо. – Патрик должен быть где-то поблизости. – Я провожу пальцами ей по щеке. Такое чувство, что она слишком холодная. – Когда я проснулась, у меня была куча пропущенных звонков. Он мне даже голосовое сообщение оставил, и я подумала, а вдруг… Тут я замолкаю и снова вспоминаю последовательность событий. Я проваливаюсь в сон, потрескавшиеся губы Аарона липнут в прощальном поцелуе к моему лбу. Я медленно встаю, разворачиваюсь. Мне вдруг совершенно расхотелось иметь его у себя за спиной. – Обожди секундочку. – Мысли движутся медленно, будто ковыляют сквозь грязь. – А откуда ты вообще узнал, что Райли похищена? Я вспоминаю, как проснулась сутки спустя после ухода Аарона. Звонок Шэннон, ее длинные влажные всхлипы… Райли пропала. – В новостях объявили, – отвечает он. Что-то в тоне его ответа – холодном, отрепетированном – не дает мне ему поверить. Я чуть отступаю назад, чтобы увеличить между нами дистанцию. Стараюсь при этом держаться строго между Аароном и Райли. Вижу, как при этом моем движении выражение его лица чуть меняется – линия губ твердеет, делается тоньше, челюстные мускулы напрягаются. Он сжимает кулаки. – Хлоя, будет тебе, – говорит он, пытаясь выдавить улыбку. – Там уже организовали поисковую партию и все такое. Ее целый город ищет. Все про это знают. Он протягивает ладони вперед, словно пытаясь взять меня за руки, но я не тянусь навстречу, а вскидываю свои собственные ладони, жестом приказывая ему не двигаться. – Это же я, – говорит он. – Я, Аарон. Хлоя, ты меня знаешь. Сквозь жалюзи снова льется лунный свет, и я вижу то, что лежит между нами на полу. Наверное, я ее обронила, когда бросилась к Райли, стала лихорадочно проверять пульс. Пресс-карта Аарона. Я открыла ею дверь. Но теперь что-то в ней выглядит не так. Медленно, не отводя глаз от Аарона, я нагибаюсь и поднимаю карту. Подношу к лицу, вглядываюсь и вижу, что она треснула – сломалась, пока я давила на дверь. Край совсем растрепан. Я берусь пальцами за разлохмаченную бумагу, легонько тяну и вижу, как покрытие отслаивается целиком. По спине пробегает холодок. Пресс-карта не настоящая. Фальшивка. Я снова перевожу взгляд на Аарона, который стоит и смотрит на меня. И думаю про тот раз, когда увидела эту карту впервые – в кафе, аккуратно пристегнутую к рубашке. «Нью-Йорк таймс» читалось легко – логотип большой, жирный, отпечатан по самому верху. Я тогда впервые встретилась с Аароном – но видела-то я его еще до того. Я его сразу узнала, потому что видела его фото – у себя в кабинете; я вглядывалась в найденный в интернете портрет, а конечности от «Ативана» уже чуть онемели. Маленькое, зернистое черно-белое изображение. Клетчатая рубашка, очки в черепаховой оправе. Точно такая же одежда была на нем, когда он вошел в кофейню, на ходу засучивая рукава. Теперь я сквозь надвигающийся ужас осознаю: это было не случайно. Все было не случайно. Одежда, которую я, как он был уверен, должна узнать. Пресс-карта, на которой на видном месте напечатано «Аарон Дженсен». Я вспоминаю, что подумала тогда, будто он выглядит не так, как на фото, не так, как я ожидала… крупней, коренастей. Слишком могучие руки, голос на пару октав ниже нужного. Но я решила, что это Аарон Дженсен, еще до того, как он представился, назвал свое имя. И то, как он вошел в кафе – неспешно, уверенно, – как будто знал, что я там и в каком углу сижу. Словно разыгрывал представление, зная, что я за ним наблюдаю. Потому что и он за мной наблюдал. – Ты кто такой? – спрашиваю я, а его лицо во вновь подступившем мраке делается незнакомым. Он молча стоит на месте. В нем обнаруживается какая-то пустотелость, которой я раньше не замечала, словно вытек весь желток и осталась лишь скорлупа. Похоже, он задумался над вопросом, решая, как лучше ответить. – Никто, – произносит он наконец. – Это ты сделал? Он открывает и вновь закрывает рот, словно не может подобрать слова. Ответа так и не следует, и я обнаруживаю, что перебираю сейчас в памяти все наши с ним разговоры. Его слова звучат громко, эхом отдаются вокруг меня, словно звук пульсирующей в ушах крови. Подражатель убивает оттого, что одержим личностью другого убийцы. Я смотрю на этого человека, на этого чужака, который вклинился в мою жизнь в самом начале нынешних событий. Который первым выдвинул теорию о подражателе, а потом понемногу подталкивал меня, пока я и сама в нее не поверила. Вопросы, которые он задавал, всякий раз пробуя почву, пытаясь сблизиться. У того, что убийства происходят здесь и сейчас, имеется причина. Когда я заговорила про Лину, в его голос прокралась совершенно детская непосредственность, словно ему так хотелось знать ответ, что совсем невтерпеж. Какой она была? – Отвечай! – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это ты? – Послушай, Хлоя. Все не так, как ты думаешь. Я думаю о нем в моей постели; его руки на моих запястьях, губы на моей шее. О том, как он встал и принялся натягивать джинсы. Как принес мне стакан воды, погладил мои волосы, усыпил и снова ушел во мрак. Той ночью пропала Райли. Той ночью она была похищена – им, а я спала, лоб в каплях пота, конечности все еще подрагивают от его прикосновений. Я чувствую, как в желудке пузырем распухает отвращение. Хотя ведь он мне ровно это и сказал – тогда, на реке, когда мы, поставив у ног картонные стаканчики с кофе, смотрели на мост, медленно возникающий из-под полога тумана. Это игра. Вот только я не догадывалась, что это он говорил про себя. – Я звоню в полицию, – говорю я, точно зная, что сам он никуда не звонил. И что полиция сюда не едет. Сую руку в сумочку в поисках телефона. Пальцы трясутся, ощупывая ее содержимое, и тут я понимаю: телефон остался в машине, в подставке для стакана. Я его туда положила, посмотрев видео с Патриком со своей камеры, а потом на полном автопилоте доехала до Бро-Бриджа, оставила машину и влезла в дом. Как я могла его там забыть? Как могла не взять телефон? – Хлоя, будет тебе, – говорит Аарон, двигаясь ближе. Сейчас он от меня в каком-то шаге, уже может дотронуться. – Я все объясню. – Зачем ты это сделал? – спрашиваю я, рука все еще глубоко в сумочке, губы дрожат. – Почему убил этих девочек? Стоит словам сорваться с моих губ, и я снова это чувствую: дежавю, захлестывающее меня подобно волне. Воспоминание о том, как я сидела в этой самой комнате двадцать лет назад. И, упершись пальцами в экран телевизора, слушала, как судья задает отцу тот же вопрос. Тишина в зале суда, все ждут, и я жду, отчаянно надеясь узнать правду. – Я не виноват, – говорит он наконец, его глаза увлажняются. – Не виноват. – Не виноват, – повторяю я. – Ты убил двоих, но не виноват. – Нет, то есть… да. Да, виноват. И в то же время не виноват… Я смотрю на него и вижу своего отца. Вижу его на телеэкране, руки скованы за спиной, а я сижу на полу и ловлю каждое его слово. Я вижу дьявола, который живет где-то глубоко у него внутри, – влажный пульсирующий зародыш, свернувшийся внизу живота и медленно растущий, пока наконец не вырвется наружу. Мой отец и его мрак; тень в углу, которая затягивает его, заглатывает с головой. Молчание в зале суда, когда он в этом сознается, слезы у него на глазах. Голос судьи, полный неверия. Отвращения. Вы хотите сказать, что убивать девочек вас заставлял мрак? – Ты такой же, как он, – говорю я. – Обвиняешь других в том, что сам сделал. – Нет. Нет, все совсем не так. Я практически чувствую сейчас, как мои ногти впиваются в ладони, раздирая их в кровь. Гнев и ярость, бушевавшие в моей груди, когда я смотрела на него в тот день; безразличие, которое ощутила, когда отец заплакал. Теперь я помню, как сильно его тогда ненавидела. Ненавидела каждой клеточкой собственного тела. Помню, как убила его. В своих мыслях я его убила. – Хлоя, послушай меня, – говорит Аарон и делает еще шаг вперед. Его руки тянутся ко мне, мягкие ладони распахнуты навстречу. Те самые ладони, которые касались моей кожи, пальцы, сплетавшиеся с моими. Я должна упасть к нему в руки точно так же, как падала в руки отца, рассчитывая найти безопасность совершенно не там, где следовало. – Это он меня заставил… Услышать я успеваю даже раньше, чем увидеть, чем понять, что сейчас сделала. Я словно наблюдаю со стороны: моя рука появляется из сумочки, в ней пистолет. Один-единственный выстрел, громкий, как взрыв петарды; руку отбрасывает назад. Ослепительная вспышка света; он неуверенно отступает на несколько шагов, опускает взгляд на расплывающееся по животу алое пятно, потом удивленно смотрит на меня. Лунный свет у него на глазах, остекленевших, непонимающих. Губы, красные и влажные, приоткрываются, будто он хочет что-то сказать. Я вижу, как его тело оседает на пол.