PS Как насчет встретиться вскорости, промочить горло? – Врушка несчастная, – говорю я ей, с трудом удержавшись, чтобы не стереть со щеки следы помады. – Ну да, провинилась. – Она улыбается в ответ. – Надо ж было убедиться, что ты ничего не заподозрила. – Считай, что тебе удалось… Как твое семейство? – В полном порядке, – отвечает Шэннон, покручивая кольцо на пальце. – Билл на кухню пошел, бокалы наполнить. А Райли… Она обводит взглядом комнату, быстро стреляя глазами между тел, колышущихся, словно морские волны. Найдя, судя по всему, искомое, улыбается и качает головой. – Райли вон, в уголке, в телефоне залипла. Ужас просто. Обернувшись, я вижу ссутулившуюся на стуле девочку-подростка, лихорадочно барабанящую пальцами по смартфону. На ней короткое летнее платьице и белые кроссовки, волосы серовато-русые. На лице выражение такой невыносимой скуки, что я не могу не рассмеяться. – Ну, ей же пятнадцать, – говорит Патрик. Я бросаю взгляд в сторону – вот он, стоит рядом, улыбается. Скользнув поближе, кладет руку мне на талию, целует в лоб. Не перестаю восхищаться тем, как ловко он с ходу вписывается в любую беседу, отпуская настолько своевременную реплику, как если бы был свидетелем всего разговора. – Мне вот только объяснять не нужно, – парирует Шэннон. – Она сейчас наказана, одной ей никуда нельзя, потому мы ее с собой и притащили. А она, соответственно, не слишком рада, что мы ее с какими-то стариками заставляем общаться. Я улыбаюсь, не в силах отлепить взгляд от девочки, – гляжу, как Райли с отсутствующим видом наматывает на палец локон, как прикусывает краешек губы, вникая в появившийся на экране текст. – За что ее наказали? – Пыталась сбежать без спроса. – Шэннон закатывает глаза. – Мы ее застали, когда она из окна собственной спальни пыталась вылезти – в полночь! Лестницу из простыней сделала, как в фильмах! Хорошо хоть шею не свернула… Я снова смеюсь, зажимаю себе рот ладонью. – Честное слово, когда мы с Биллом стали встречаться и он рассказал, что у него дочка десяти лет, я и не сообразила, во что вляпалась, – говорит Шэннон негромко, уставившись на падчерицу. – Вот, думаю, повезло-то. Ребенок на халяву, и никаких тебе грязных подгузников, воплей посреди ночи и всего такого прочего. Такая милашка была… Просто удивительно, как все мгновенно меняется, стоит им достичь тинейджерского возраста. Не дети уже, а чудовища какие-то. – Ненадолго. – Патрик улыбается. – Настанет день, когда от этого останутся лишь воспоминания. – Господи, хоть бы и вправду так, – смеется Шэннон, делая глоток вина. – Он у тебя сущий ангел. Это уже в мой адрес, однако шагает она поближе к Патрику и стучит ему в грудь. – Организовал вот это все… Ты даже не представляешь, сколько у него ушло времени, чтобы всех здесь собрать. – Да, – соглашаюсь я. – Я его не заслуживаю. – Повезло тебе, что ты не уволилась неделей раньше. Шэннон легонько пихает меня в бок, и я улыбаюсь – память о нашем знакомстве за прошедшее время ничуть не стерлась. Одна из тех случайных встреч, которые обычно ничем не кончаются. Врезаешься в автобусе в чье-то выставленное плечо, бормочешь «извините» – и вы расходитесь. Одалживаешь у мужчины в баре ручку, когда в твоей паста высохла, бежишь с забытым на дне магазинной тележки бумажником за машиной, пока та не отъехала. В основном все заканчивается улыбкой и обычным «спасибо». Но иногда такие встречи кое-что значат. Или даже не кое-что, а все. Мы повстречались с Патриком у входа в главную больницу Батон-Ружа: он направлялся внутрь, я шла наружу. Скорее, даже ковыляла, а дно картонной коробки грозило лопнуть под весом барахла из моего кабинета. Я ведь вполне могла бы пройти мимо, поле зрения было перекрыто коробкой, так что я смотрела себе под ноги, стараясь лишь не промахнуться мимо двери. Вполне могла бы пройти мимо, если б не услышала его голос. – Вам помочь? – Нет-нет, – ответила я, перенося вес коробки с одной руки на другую. До автоматической двери оставалась какая-то пара шагов, а снаружи ждала с заведенным мотором моя машина. – Справлюсь. – Давайте-ка помогу. Я услышала за спиной торопливые шаги, почувствовала, что коробка чуть приподнялась – его рука проникла между моих. – Бог ты мой, – выдохнул незнакомец, – да что у вас там такое? – Большей частью книги. – Я отвела со лба вспотевшие волосы, когда он принял коробку у меня из рук. И в первый раз увидела его лицо – светлые волосы, ресницы им в цвет, зубы, над которыми в отрочестве потрудился дорогой ортодонт, после чего их, вероятно, еще и отбелили раз-другой. Бицепсы под голубой рубашкой напряглись; он поднял в воздух всю мою жизнь и опустил себе на плечо. – Выгнали? Моя шея дернулась в его сторону, я уже открыла рот, чтобы поставить наглеца на место, но тут он тоже на меня взглянул. Ласковые глаза, которые, кажется, сделались еще мягче, когда он вгляделся в мое лицо, рассмотрел его все сверху донизу. Он смотрел на меня словно на старого друга; зрачки метались, выискивая на моей коже знакомые черты. Потом его губы тронула понимающая улыбка. – Шучу, шучу. – Его внимание вернулось к коробке. – Для уволенной у вас слишком счастливый вид. И потом, где охранники, которые должны вас вывести под белы рученьки и вышвырнуть на панель? Оно ведь как-то так устроено? Я улыбнулась, даже рассмеялась. Мы уже были на парковке; он поставил коробку на крышу моей машины, скрестил на груди руки и повернулся ко мне. – Я сама уволилась, – сказала я ему, и в словах этих прозвучала такая окончательность, что я какую-то секунду была готова расплакаться. Больница Батон-Ружа – моя первая работа, первая и единственная. Шэннон, моя коллега, сделалась мне лучшей подругой. – Сегодня последний день. – Что ж, мои поздравления. А теперь куда? – Открываю собственную практику. Я – медицинский психолог. Он присвистнул и заглянул в коробку на крыше. Что-то внутри привлекло его внимание; он рассеянно покачал головой, наклонился, вытащил книгу и спросил, разглядывая обложку: – Интересуетесь убийствами? У меня сдавило грудь, я стрельнула глазами на коробку. Сообразив вдруг, что, кроме учебников по психологии, в ней целая стопка документальных книг о преступниках: «Дьявол в Белом городе», «Без пощады», «Флорентийский монстр». В отличие от большинства я читаю их не ради удовольствия. Я по ним учусь. Я читаю их, пытаясь понять, провести вскрытие всех тех людей, что живут, чтобы убивать; я поглощаю страницу за страницей, словно они – мои пациенты, расположившиеся на кожаной кушетке и нашептывающие мне в ухо свои тайны. – Можно сказать и так. – Я это не в укор, – добавил он, развернув книгу у себя в руках так, чтобы я могла увидеть название, «Полночь в саду Добра и Зла», после чего раскрыл ее и начал листать страницы. – Я сам эту книгу обожаю. Я вежливо улыбнулась, не представляя, что именно следует сказать в ответ. – Мне в самом деле пора, – произнесла я в конце концов, шагая к машине и протянув на прощание руку. – Благодарю за помощь. – Рад был оказаться полезным, доктор… – Дэвис, – сказала я. – Хлоя Дэвис. – Что ж, доктор Хлоя Дэвис, если вы вновь затеете двигать коробки… – Он выудил бумажник из заднего кармана брюк, достал оттуда визитку и вложил между страницами. Захлопнув книгу, протянул ее мне. – Вы будете знать, как меня найти. Он улыбнулся, подмигнул мне, потом развернулся и снова зашагал к зданию больницы. Когда за ним закрылись автоматические двери, я перевела взгляд на книгу у себя в руках, провела пальцами по глянцевой обложке. Там, где была заложена визитка, между страницами осталась небольшая щелка; я сунула в нее ноготь и раскрыла книгу. Опустила взгляд и с необычным ощущением в груди взглянула на имя. Что-то подсказало мне, что Патрика Бриггса я вижу не в последний раз. Глава 5 Извинившись перед Шэннон и Патриком, я выскальзываю наружу через боковую дверь. Когда добираюсь до заднего крыльца, сжимая в руке бокал с четвертой за сегодня разновидностью напитков, у меня в голове все идет кругом. В ушах – шум от бесконечной болтовни, в мозгах – от бутылки вина, которую я успела уговорить. Снаружи пока жарко, но уже подул свежий ветерок. А вот в доме, где между стен мечется тепло разогретых алкоголем тел, было не продохнуть. Подхожу к столику, где от разложенных на газетах груд раков, кукурузы и сосисок с картошкой почему-то до сих пор поднимается пар. Ставлю на него свой бокал, беру рака и откручиваю ему голову – на запястье мне брызжет сок. Потом слышу за спиной какое-то движение. Шаги. И голос: – Не бойся, это я. Я резко поворачиваюсь. Какое-то время уходит, чтобы разглядеть в темноте фигуру. Между пальцами у нее светится вишневый кончик сигареты. – Знаю – ты терпеть не можешь сюрпризы… – Куп! Уронив рака на тарелку, я шагаю навстречу брату, обвиваю руками его шею и вдыхаю знакомый запах. Никотин и мятная жвачка. Я настолько не ожидала его увидеть, что даже не обращаю внимания на шпильку насчет вечеринки. – Привет, сестренка. Чуть отстранившись от Купера, я вглядываюсь в его лицо. Выглядит старше, чем в нашу последнюю встречу, но для него это нормально. Купер может за какой-нибудь месяц на целый год постареть, а седины на висках и глубоких морщин на серьезном лбу и вовсе с каждым днем прибавляется. Вот только Куп из тех, кто с возрастом делается даже привлекательней. Моя соседка по комнате в университете, когда у него в щетине начала появляться проседь, стала звать его Серебряным Лисом. И я это прозвище никак из головы не выброшу. На самом-то деле оно довольно точное. Куп выглядит взрослым и изящным, но при этом спокойным и задумчивым, как будто в свои тридцать пять лет успел познать больше, чем иным удается за всю жизнь. Я отпускаю его шею. – Я тебя там не видела, – говорю несколько громче, чем собиралась. – К тебе было не пробиться, – отвечает он со смехом, делает последнюю затяжку и роняет сигарету наземь, чтобы раздавить каблуком. – Ну, и каково оно, когда на тебя накидывается сразу сорок человек? Я пожимаю плечами: – Сойдет за репетицию свадьбы. Его улыбка чуть кривится, но он тут же придает ей прежнюю форму. Мы оба делаем вид, будто ничего не случилось.