Глава 9 Проход к лесу вскоре нашелся: узкий проулок между двумя домами. Деревья тут подступали совсем близко к заборам. Среди них виднелись тропинки, по которым жители ходили в лес, возможно, за грибами или просто выбрасывать мусор. Кучи всякого хлама устилали землю: стертые покрышки, драные матрасы и даже битые телевизоры. Пришлось идти, огибая эти залежи. Залаяла собака, за ней другая. Они отступили вглубь. Тут было почище, но зато больше комаров. Жанна натянула капюшон и непрерывно махала перед лицом руками, то и дело тряся в воздухе то одной ногой, то другой. Камаев шел впереди, странное дело – злые насекомые не спешили пить его ордынскую кровь. Во всяком случае, Жанна не видела, чтобы он хлопал себя по голове или по голым рукам. – Собаки – это зло, – сказал Камаев, когда лай остался позади. – Ты не только женщин не любишь, но и собак… Так и запишем. – Почему? – Он внезапно остановился, и она врезалась носом в его спину. – Сам же сказал: собаки – зло. – Почему ты решила, что я не люблю женщин? – Камаев повернулся. – А что, любишь? Вот сюрприз! – Давай обсудим это потом. Когда будет более подходящий случай. Она тяжко вздохнула. Для выяснения отношений случай всегда неподходящий. Никто не присылает эсэмэсок: «Сейчас самое лучшее время для объяснений. Вперед!» Потом остается только жалеть, что не успел, опоздал и все упустил. А ведь был момент… Вся наша жизнь – это сплошная череда сожалений об этих упущенных моментах. – Как мы узнаем, какой дом нам нужен? – спросила она, сглаживая неловкое молчание. – Как-нибудь. – Камаев посмотрел в просвет между деревьями. – Я считал дома. Третий от того места, где мы зашли в лес. Кажется… вот этот. Забор, во всяком случае, похож. – Интересно, собака у них есть? Но собаки не было. Никаких звуков не раздалось, когда они приблизились и уставились на двухметровую преграду. Калитка в заборе имелась, из такого же профильного листа, посаженного на металлический каркас. Камаев осторожно подергал ручку. – Заперта изнутри. – Он еще раз дернул. Звякнул металл. – Там замок навесной, похоже. Не взломать. – Подсади меня, я посмотрю, что там. – Только аккуратней. Руки не обрежь. Они немного постояли, прислушиваясь. Камаев присел и сложил руки в замок. Жанна осторожно поставила на них ногу, почувствовала легкий толчок. Ее подкинуло вверх, она зацепилась руками за край листа, чуть подтянулась, стараясь не высовываться слишком сильно. Дом стоял от забора метрах в трех. Виднелись необработанные грядки, заросшие сорняками. Впереди, чуть высунувшись из-за фасада дома, торчал бампер серого «Опеля». Да, не ошибся Камаев: правильно определил дом. Чуть правее к задней стороне забора примыкал низенький сарайчик. – Можно на крышу сарая перелезть, а оттуда во двор, – доложила она, когда ее спустили на землю. – Окна куда выходят? – На задней стене окон нет. К счастью. Типичный пятистенок. Сзади в таких домах коровник или дровяной сарай делали. – Какие познания! Я и не знал, что стюардессы такие умные бывают, – голосом кота Матроскина сказал Камаев. – Подумаешь, я еще и на машинке строчить умею… – парировала она и хохотнула. От нервов. И тут Камаев твердо взял ее за плечо. – Ты понимаешь, что мы можем влипнуть? Она кивнула. Камаев вздохнул и помотал головой как человек, который понимает всю безнадежность положения, но не имеет возможности отказаться. Потом они еще немного поприпирались о том, кому лезть первому. Камаев настаивал, что это должен быть он. Жанна не соглашалась. Где-то в глубине души она опасалась, что Камаев готов идти на подвиг в одиночку, оставив ее куковать в лесу. Так что она решительно доказывала, что разумнее залезть ей и потом подтянуть Камаева. Все же он сдался. Они подошли к месту, где за забором находился сарай. Камаев нагнулся, легко обнял Жанну за колени и поднял, она, неловко цепляясь и пыхтя, перебралась на крышу. Камаев подпрыгнул, зацепился, подтянулся. Жанна схватила его за плечи и потащила. Вытащила. Не тратя время на отдых, они спрыгнули на землю и осторожно пошли к дому. Сердце у нее колотилось то ли от напряжения, то ли от страха. Если бы сейчас кто-то вышел им навстречу, оно бы просто остановилось. Задняя часть дома действительно оказалась сараем. В него вела сколоченная из неокрашенных досок щелястая дверь. В сарае пахло застарелым куриным пометом и еще чем-то столь же неаппетитным. Сейчас курятник использовался как дровяной склад и хранилище всякого барахла. Дрова тоже были старые, покрытые лишайником, видно, остатки запасов. Возможно, хозяева жили тут только в летний период. Изнутри курятника в дом вела лестница. Довольно широкая, с перильцами. На площадке перед входом виделось что-то вроде будки с узкой дверцей, закрытой на деревянную щеколду. Еще одна дверь, обитая продранным во многих местах дерматином, скорее всего вела в дом. Послышались шаги. Камаев бросился к лестнице, утягивая за собой Жанну. Они забились в небольшое пространство под ступенями. Дверь над ними скрипнула. Кто-то вышел на площадку. Раздался деревянный стук, на голову посыпался мусор. Человек, похоже, зашел в ту самую будку, послышались шорох и звяканье, потом зажурчало. Жанна зажала нос руками, только сейчас поняв, откуда исходил неприятный запах. Человек, справив нужду, вышел. Они услышали уже знакомый скрип дерматиновой двери. – Ну что там, ответили? Нет? Сколько нам тут торчать-то, Сало? – раздался голос у них над головами. – Да фотки только ж отправили, – ответили ему. – Подождем. Раз ты вышел, то проведай мальца, Зяба. – Да куда он денется! Надоел! Опять реветь начнет. Я не нанимался сопли вытирать. – Хочешь, чтобы соседи услышали? Ну-ну. – Голос стал громче, видно, собеседник подошел ближе. – Да чтоб его… – выругался невидимый Зяба. Дверь с шумом закрылась. * * * Жанна и Камаев еще немного посидели в укрытии, пока ноги совсем не затекли. – Мальчик в доме. – Жанна терла занемевшие икры. Медленно они поднялись по ступенькам, приоткрыли дверь, заглянули в щелочку. За дверью оказалось сумрачно, пахнуло вареной картошкой и табаком. Чуть дальше по коридору из полуоткрытой двери доносились голоса, кажется, работал телевизор. Камаев зашел первый, за ним Жанна, они осмотрелись. Слева в проеме белела побелкой печь. Возле нее лежало несколько поленьев. Камаев заметил кочергу и осторожно взял. Какое-никакое, а все же оружие. Если тот, кого некий Сало называл Зябой, ходил проведать пленника, то он где-то здесь. Дверь нашлась с противоположной стороны от печи. Стальной крючок из толстого стержня закрывал ее снаружи. Камаев и Жанна переглянулись. Стараясь не звякнуть, Камаев откинул крючок. Осторожно вошли, хлипкие половицы прогибались под их шагами. Комнатка оказалась маленькой, с тусклым и давно немытым окном и заплесневелыми обоями. Мальчик спал на топчане. Спал, свернувшись калачиком, подложив ладошки под щеку. Внезапно он вздрогнул и открыл глаза. Лицо его скривилось, Жанна бросилась к нему, обняла. – Тихо, малыш, тихо. Только не кричи. Рони, дорогой. Все хорошо. Мы друзья твоей мамы. – Где она, где моя мама? – хныкнул Рони. – Мама ждет. – Она подняла его с койки и взяла на руки. – Только надо молчать и быстро бежать. Умеешь? Рони кивнул. По коридору кто-то шел, тяжело ступая и ругаясь хриплым басом. – Вот же зараза, и выпить никак. От этого чифира только ссаться… почем зря. – Шаги остановились возле двери. – Зяба, полудурок, ты чего дверь-то не закрыл? Говна кусок. * * * Дверь дернулась. Рони громко вздохнул. Жанна, понимая, что сейчас раздастся крик, прижала его лицо к своей груди. Послышался скрежет, шаги проследовали дальше. – Запер, – одними губами произнесла потрясенная Жанна. – Он нас запер! Сало (если это был он) прошаркал в сторону уборной, а через несколько минут обратно. Ильяс медленно выдохнул, разжал руки, стискивающие рукоять кочерги. Ведь он готов был пустить ее в ход. А сумел бы он ударить человека, раскроить череп, видеть, как вылезает из разбитой головы серая масса? Он сказал Жанне, что это не кино. И был прав. Это не кино, а он не герой, в одиночку спасающий мир. – Что делать? – услышал он шепот Жанны. Та все еще прижимала к себе мальчика. – Попробуем через окно. Ильяс осторожно подвинул в сторону табуретку, на которой стояла тарелка с недоеденной и уже заветрившейся картошкой. Шпингалеты на раме оказались плотно покрыты слоями масляной краски. Похоже, их не открывали лет десять, а то и двадцать. Кочерга тоже не помогла. Тут надо долбить, выбивать шпингалеты из деревянного подоконника. Между стеклами в двойной раме валялись толстым слоем сухие трупики насекомых. Аккуратно выставить стекла тоже не выйдет. Он стиснул кочергу. Если бы точно знать, что их там всего двое… Кажется, он все же готов геройствовать. – Ильяс, – позвала Жанна. – Там щель, может, подцепим чем-то крючок? Ну, конечно! Все же кочерга пригодилась. Он всунул в щель между дверью и косяком плоский конец кочерги и медленно провел вверх. Крючок откинулся с легким стуком, и они замерли. Услышали? Вроде нет. Они вышли в коридор, уповая, что мочевой пузырь и Зябы, и Сала окажется чуть крепче. Прошли к выходу, спустились по ступенькам, выбрались во двор. Теперь надо было как-то перелезть через забор. Сделать это с ребенком на руках будет трудно. Мальчик тяжело дышал, морщил лицо, кривил губы. – Тихо, Рони, тихо, – уговаривала Жанна. – Мы скоро поедем домой. К маме… – Я писать хочу, – хныкнул Рони. – Потерпи, малыш. – Мама говорит, терпеть нельзя… – Рони шмыгнул носом. – Ильяс, подожди. – Жанна опустила ребенка на землю. – Мы сейчас, мы быстро… Она торопливо стала стягивать с мальчика шорты. Ильяс мысленно выругался.