Брови Норы Белковской сошлись к переносице, обозначив две вертикальные складки, но всего на секунду. Спохватившись, она тут же развела брови в стороны. Да, специальная гимнастика для лица работает. Она посмотрела на себя в зеркальное отражение. «Крупная девочка», ‒ как говорил отец. В юности это доставляло много проблем. Пока она не поняла, что любой недостаток можно превратить в достоинство, если знать как. Нора знала. Она развернулась к мужу, развалившемуся тюленем на диване. Ни тени брезгливости не отразилось на ее спокойном лице. Да и откуда ей взяться, брезгливости? После всего, что ей довелось пережить, это было бы странно. – Да, Олежек? Олежек, обрадованный этим обманчиво ласковым тоном, засуетился, выпрямился. – Поговорим? – Конечно. – Она поставила чашку и присела на край столешницы. – Поговорим. О том, как ты хотел сорвать сделку. Сделку, которую мы так долго готовили. Олег Валерьевич лишь вздохнул и изобразил лицом раскаяние. – Говна кусок, – беззлобно констатировала Нора. – Чего ты испугался? Что тебя выведут из состава директоров? Или что лишишься возможности щупать стюардессок за тощие задницы? Знал бы папа… – Думаю, он знал, Норочка, – усмехнулся Олег Валерьевич и встал. Сделал пару энергичных движений руками, повертел шеей. – Он знал. Ты знала. Все знали. Ну и я тоже знал. – То есть это месть? Вот эта эскапада с документами, с журналисткой? – Брось! Не надо пафоса. – Какой уж тут пафос. Ты понимаешь, что перегнул палку? Ладно, если бы ты слил информацию о продаже компании, но ты влез в историю с убийством! – Глаза Норы опасно сузились, когда она увидела, как отмахнулся супруг от ее слов. – Если человек идиот, то это надолго. Это не просто кого-то там убили. Это убили журналистку, которая типа разоблачала коррупцию. – Именно, что типа. Все же понимают, чем она на самом деле занималась. – А это, дорогой, не важно. Завтра все новости будут полны сообщений, что честную и независимую журналистку убили за попытку разоблачить коррупцию в авиахолдинге. Конечно, после такого «Руслайн» сделку отменит или отложит на какое-то время. Тут ты достиг цели. Но это полбеды. Основная беда в том, что они будут трепать твое имя. Ну и мое, конечно. – Первый раз, что ли? – Олег Валерьевич прошел к бару и налил себе порцию коньяка. – И мне сейчас не до этого. – Ах да! Малинин же там проводит спецоперацию. Олег Валерьевич нахмурился. Все произошло так быстро, что он просто не успел предупредить Малинина не разглашать некоторые подробности. – Анатолий делает свое дело. Только и всего. – Когда ты собирался сказать мне о ребенке? Вопрос припечатал Олега Валерьевича к дивану и даже как-то вмял в его шелковую поверхность. – Что-то не припомню, чтобы тебя сильно волновали дети, – буркнул он достаточно зло. Нора заставила себя смолчать, чтобы не взорваться фонтаном едких слов. Она не виновата, что не может иметь детей, не виновата, что не помогли ни дорогостоящие терапии, ни ЭКО, что мысль о суррогатном материнстве была ей противна. Молчание повисло в комнате плотным холодным сгустком. Олег Валерьевич понял, что переборщил. Такие паузы всегда предшествовали буре. Иногда ему даже нравилось ходить по грани. Взрывалась Нора всегда красочно, и искрами можно было любоваться долго, не всегда безопасно, но всегда с пользой. После такого Олег Валерьевич испытывал необычайный подъем, словно напился сказочной живой воды. Вампиризм, кажется, так это называют некоторые доморощенные психотерапевты. Он, Олег Белковский, вампир. Смешно. Если разобраться, он всегда был на вторых ролях: и в семье тестя, и в компании. Даже с Ингой он почувствовал себя второстепенным, как только появился Рони. Олег Валерьевич потер глаза. И только для Рони он был важным, только Рони ждал и радовался его появлению, только с рождением сына стало понятно, каково это – быть центром Вселенной для кого-то. Мысль, что этой Вселенной его могут лишить, казалась невыносимой. * * * Инга покосилась на папку, лежащую на коленях Жанны. – Это точно те самые документы? Жанна открыла папку. Конечно, птичий язык юридических документов способен разобрать не каждый, но даже при беглом просмотре было понятно, что речь идет о слиянии «Скайнета» с компанией «Руслайн». Вот о чем ходили слухи последние несколько месяцев, чего она так сильно боялась. Когда-то ее по-тихому убрали из «Руслайна» после гибели Тани. Тогда за нее вступилась непосредственная начальница, говорят, ходила к самому Клещевникову, просила не выгонять с волчьим билетом, как-то уговорила. И что теперь? «Руслайн» сожрет их с потрохами. Ее выпрут, это понятно. Надеяться, что ее фамилия пройдет мимо службы безопасности, глупо. Вот Малинин, хоть «Скайнет» и небольшая компания, а как роет носом землю! В «Руслайне» наверняка волки еще зубастее. Она пролистала до последней страницы, увидела синюю круглую печать и размашистый росчерк. Вероятно, Штырц побоялась нести документы домой. А лучший способ спрятать – положить на видное место. – Похоже, что да. Настоящие. – Не понимаю, зачем тогда было красть? – Возможно, ей и не нужны были оригиналы. Достаточно было сфотографировать. А так бы ее даже в краже не смогли обвинить. Ведь формально документы остались в отеле. Но как там было на самом деле, мы уже и не узнаем. Главное, что мы их нашли. Теперь надо успеть к шести часам. – Успеем, – с ледяным спокойствием сказала Инга и втопила педаль газа до упора. Жанне осталось только откинуться на сиденье и стараться не жмуриться от страха, когда Инга вылетала на встречку и ныряла в едва видный просвет между машинами. Ее телефон в сумочке периодически взрывался звонкими переливами. Кто-то упорно пытался дозвониться. – Может, надо было все рассказать Малинину… – пробормотала Жанна. Ее мучили сомнения. – Нет уж! Я этому Малинину не верю. Олег про него упоминал пару раз. Он на эту жабу работает. А она может подговорить его, чтобы он Рони… чтобы его… – Голос Инги сжало спазмом. – А жаба у нас кто? – уточнила Жанна, хотя и так было понятно. – А ты ее видела? У меня книжка была про Дюймовочку. Вот там жаба была нарисована. Один в один. Огромная и абсолютно равнодушная тварь. Конечно, переубеждать Ингу было бессмысленно. В ее Вселенной все только и делают, что плетут заговоры против нее и Рони. – А Нора что, знает про Рони? – Надо думать! Эта все знает. – Уверена? – А она приходила ко мне. С коньяком. Мы с ней даже пили вместе. – Да ладно? – Знала бы ты, как мне этот паучатник надоел! Хуже горькой редьки. Олег так-то неплохой мужик, что бы ты про него ни думала. Я ведь тоже стюардессой была. Знаешь, как он красиво ухаживал? Ну а потом Рони родился, и Олег такой счастливый был. Я подумала, а почему нет? Бывает же, что уходят от жен и женятся на любовницах? Тем более если жена пустоцвет. Но, видимо, это не мой случай. Устала я ждать, хотела даже расстаться с ним. Так Олег такую истерику устроил… развестись обещал. Вот после этого Нора ко мне и приперлась. Поговорили мы с ней. Стерва та еще. Я даже хотела ей слабительного в коньяк насыпать. Жаль, что не решилась. Ладно, сын-то не виноват, что у него папаша тряпка. Так что пусть платит. – А Белковский, ну, то есть Олег, что сказал после ее визита? Инга вздохнула: – Думаешь, она ему сказала, что в курсе его похождений? Олежек пребывает в счастливом неведении. Если бы узнал – скопытился бы тут же. Он же ее боится. Умолял меня, чтобы я в свидетельстве о рождении его отцом не указывала. Ну я и не указала. А он за то колье брильянтовое подарил. Так и живем. – Понятно. То есть и ты ему не сказала, что жена его к тебе приходила? – Не-а, – Инга тихонько засмеялась, – не сказала. Кто терпелив, рано или поздно увидит труп врага, плывущий по реке. Так ведь? Жанна пожала плечами. Может, так, а может, и нет. Она такой добродетелью, как терпение, не обладала. – Ладно, не парься. Это наши самарские заморочки. Мне бы сына вытащить, потом буду думать, что делать. Ты за дорогой смотришь? Куда дальше? Справа по ходу движения ветер полоскал на ветру флаги известного автомобильного бренда. За ярко освещенными витринами кубического павильона новенькие машинки хвастливо сверкали полированными обводами. – Вот после автосалона еще пару километров и налево. – А, поняла где. Там у нас дачные поселки. Дальше ехали, почти не разговаривая. Место назначения приближалось. Инга все чаще раздувала ноздри, то ли стараясь не заплакать, то ли сдерживая гнев. Жанне тоже становилось все тревожнее. Она даже мысленно не могла представить свои дальнейшие действия. И не отменить, не переиграть. Будто ты кусок заготовки на конвейере, и каждая минута приближает тебя к прессу, который равномерно и неотвратимо все тюкает и тюкает по ленте. Ори или не ори, дергайся или не дергайся – твоя судьба уже определена. Если Жанне суждено сегодня умереть, последние мысли будут – ну ты и дура, Румянцева. Они свернули, поехали медленней, боясь пропустить нужный съезд в дачный поселок. Наконец Жанна стала узнавать цветные фасады, освещенные лишь скудным светом редких фонарей. Окна почти всех домов были темны. Дачи – это и есть дачи. – Здесь. Останови. Вон тот дом. Видишь серую крышу? Шифером крыта. – Я с тобой. Жанна посмотрела на Ингу. – Нет. Иду я. Отдам документы. Они должны отпустить ребенка, – говорила она уверенно, хотя никакой уверенности в ней самой не было и в помине. Но ей надо, чтобы Инга поверила. Может, это их единственный шанс на спасение. – Как только Рони выйдет – уезжайте. Сейчас развернись и мотор не глуши… – А если не выйдет? – Инга вдруг побледнела. – Сплюнь! Все будет хорошо. Жанна открыла дверь и поставила ногу на землю. – А ты? Как же ты? – Ну, как-нибудь, – пробормотала она. – Позвонишь Малинину, скажешь адрес. Или в полицию. Развернись лучше, пока есть время. Калитка перед домом, конечно, была заперта. Она стукнула кулаком. Отбила руку. Потрясла. Развернулась спиной и стала долбить пяткой. Где-то на участке скрипнула дверь. Захрустел гравий. – Ну, хорош шуметь. Кто? – Я. – Принесла? – Открывайте. Я одна. Документы со мной. – Ну, заходи. – Калитка приоткрылась, показалось хмурое лицо Сала. Он зыркнул поверх ее головы, поводил глазами, дернул щекой. Увидел папку в ее руках, выдернул и за ворот футболки втянул ее внутрь. Щелкнул замок.