Тогда ему было десять лет. Его мать всегда ставила перед ним какую-то цель. На уик-энд, на каникулы, на какой-то праздник. Поэтому он и дожил до пятнадцати лет, когда наконец взял свое будущее в собственные руки и стал избавляться от лишнего веса. Школьных друзей у Кевина почти не осталось, а новых он так и не завел. Его школьный опыт научил его с подозрением относиться к мотивам людских поступков. Потому что много раз дети пытались подружиться с ним лишь для того, чтобы потом поднять на смех. Доусон понимал, что все те часы, проведенные в спортзале или на утренних пробежках, когда на улицах не было никого, кто мог бы увидеть его колышущееся жирное тело, превратили его в эгоистичного и самовлюбленного человека. Но время после школы шло, так что он наконец смог дышать полной грудью и решил для себя, что ни за что в жизни не позволит себе оказаться вновь в столь беспомощной ситуации. А еще время научило его ценить своих новых друзей. Осторожно открывая верхний ящик прикроватной тумбочки Сэди, он размышлял над тем, сможет ли найти в нем какие-то свидетельства наличия друзей в жизни этой девочки. В ящике лежали щетка для волос, набор темных лаков для ногтей, несколько украшений, маркеры и эластичные повязки для волос. Сержант решил, что это мусорный ящик Сэди. У всех есть такие ящики. В них обычно складывают все, чему не могут найти применения. Во втором ящике лежали учебники, а в третьем – несколько тетрадок, две шоколадные палочки и пакет чипсов. Доусон огляделся вокруг, готовый перейти к шкафу и не понимая, почему в ящиках нет семейных фотографий – родителей, сестры или, на худой конец, собаки. Открыв шкаф, он увидел, что левая его часть отдана школьной форме, а правая – гражданской одежде, причем самые изящные платья были задвинуты в самый конец. Нижняя часть шкафа была заполнена разноцветными кроссовками, а на верхней полке лежали несколько теплых свитеров и пара курток. Сержант ощупал все полки, чтобы убедиться, что на них ничего не спрятано, но обнаружил только одежду. Подойдя к изножью кровати, он нахмурился. Обыск был закончен. Кевин вновь уселся на кровать и еще раз открыл верхний ящик прикроватной тумбочки. Это место беспокоило его больше всего. Помимо мусора, в таком ящике обычно лежали вещи, которые чаще всего бывали необходимы. Те, до которых хотелось добраться быстрее всего. Самые важные. Сейчас ничего подобного в ящике не было, и это могло означать только одно. Кто-то его опередил. Глава 16 На лице Ким не отразилось ровным счетом ничего, когда она увидела знакомую фигуру, шедшую по залу в ее сторону. – Спасибо тебе, партнер, – сказала она сквозь зубы своему коллеге, который вполне мог ее предупредить. На лице Джоанны Уэйд, занявшей место по другую сторону стола-подделки, было написано искреннее изумление. – Вот мы и опять встретились, мисс Уэйд, – произнесла Стоун, глядя женщине прямо в глаза и вспоминая, как та настаивала на титуле «мисс» во время их предыдущей встречи. – А я знала, что это случится, инспектор, – сказала та, усаживаясь и скрещивая свои длинные ноги. – И вновь нас объединяет смерть, – заметила Ким. – А вы как здесь оказались? В первый раз детектив встретила Джоанну Уэйд пару лет назад, когда расследовала убийство директрисы школы Терезы Уайетт, женщины, связанной с появлением человеческих костей на участке заброшенного детского дома[15]. Тогда они допросили всех коллег женщины, и от всех услышали одну и ту же версию о «праведнице», и только Уэйд решилась рассказать им правду, при этом отчаянно флиртуя с Ким. Стоун заметила, что с того времени Джоанна почти не изменилась. Длинные светлые волосы были убраны в «конский хвост» на затылке, открывая сильный, прямой подбородок и проницательные голубые глаза. Простые темные брюки изысканного кроя подчеркивали ее длинные ноги, а под воротником гладкой белой блузки виднелся медальон со святым Христофором[16]. – Расскажу, если поставите выпивку, – улыбнулась Джоанна. – Вы учили Сэди Винтерс? – продолжила детектив, не обращая внимания на этот ответ. Неожиданно вся радость в глазах ее старой знакомой сменилась печалью. – Именно так, инспектор, – ответила она. – И как долго? – С того самого момента, как я перешла сюда в сентябре прошлого года. – То есть чуть больше шести месяцев? – Для этого места шесть месяцев – долгий срок, – заметила Уэйд. Такой ответ удивил Ким. И не столько слова, сколько тон, каким они были произнесены. Его попытались скрыть за быстрой улыбкой, одной из тех, которые используют, когда хотят убедить собеседника в том, что пошутили, но от Стоун не укрылось сожаление, которое слышалось в этом ответе. Ей было действительно интересно, откуда у Джоанны Уэйд подобный настрой, но детектив решила, что никогда об этом не узнает. – Не похоже на вашу прошлую школу? – поинтересовалась инспектор. Если она правильно помнила, то Джоанна иногда применяла нетрадиционные методы обучения, не находившие понимания у ее руководителя, хотя и позволявшие ей пользоваться вниманием своих учеников. Уэйд просто кивнула, и Ким поняла, что больше на эту тему ей ничего не скажут. – И какой же она была, эта Сэди? – задала Стоун новый вопрос и тут же добавила: – Только не говорите мне, что она была проблемным ребенком. – Да я и не собиралась, – покачала головой Джоанна. – Я охарактеризовала бы ее как интроспективную, рефлексирующую девочку, которая была гораздо талантливее, чем сама о себе думала. – В чем же? – В поэзии, – ответила Уэйд. – Она рассматривала свои творения как бессмысленный набор слов. Они действительно были чересчур эмоциональны и иногда писались только для себя, любимой, но ведь ей было всего тринадцать. Мне кажется, в таком возрасте мы все уделяли своим эмоциям слишком много внимания. В ее стихах было много о том, что ее волновало. Ким увидела, как Брайант сделал запись в своем блокноте. «Наверное, напоминание спросить у Доусона, не нашел ли он стихи в вещах Сэди», – подумала она. – О чем же именно? – уточнила инспектор, пытаясь лучше понять несчастную Винтерс. – О ее месте в этом мире, о страхах, часто об одиночестве, о других вещах… Ким подождала, пока собеседница встретилась с ней взглядом. – О других вещах? Учительница явно что-то недоговаривала. – Я уже сказала, инспектор, что ей было всего тринадцать, – повторила она. На лице Уэйд вновь воцарилось каменное выражение, и Стоун поняла, что больше она об этом говорить не будет. У нее создалось впечатление, что упрямство этой женщины ничуть не уступает ее собственному. – А на уроках у вас с ней были проблемы? – сменила тему Ким. – У меня – никогда. – Джоанна покачала головой. – Вы хотите сказать, что у других они были, – настаивала детектив. – Сэди любила английский язык и никогда не причиняла мне хлопот. – Учительница выразительно развела руками. Ким как раз открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, когда в холл вошел директор Торп. В дверях он замер на месте. Молодая пара, шедшая вслед за ним, оживленно беседуя, чуть не врезалась в него. Женщина инстинктивно прикрыла правой рукой свой торчащий живот. Эти ребята явно ничего не откладывали на потом. Директор стал метать громы и молнии, забыв, что по пятам за ним идут перспективные покупатели. – Не соблаговолите ли вы объяснить… – начал он. – Прошу прощения за то, что мы переселились, – начала Ким приятным голосом. – Кабинет, выделенный нам для проведения допросов и получения официальных заявлений, оказался не очень удобным. – Она хотела, чтобы молодая пара не испытывала никаких иллюзий по поводу их с Брайантом реальной принадлежности. Молодые люди, нахмурившись, посмотрели на главу школы, чье лицо пылало от гнева. Женщина продолжала прикрывать рукой живот. – Мы найдем вам альтернативное помещение, инспектор, – произнес Торп; ноздри его дрожали. По взгляду, который он бросил на них, проходя мимо вместе с молодой парой, Ким поняла, что их переселят при первой же возможности. Джоанна Уэйд печально улыбнулась ей: – А что, инспектор Ким Стоун всегда получает то, что хочет? – В большинстве случаев, – ответил за шефа Брайант. – Итак, мисс Уэйд, что еще вы можете рассказать нам о случившемся с Сэди? – вернулась к главному инспектор. – Не так много, – призналась преподавательница. – Меня там не было. – А как вы узнали о происшествии? – Я была в классе и готовилась к уроку, когда услышала какой-то шум в коридоре. Я услышала ее имя и слово «крыша». Было не так уж сложно сложить два и два…