– Да пошла ты! – услышала она в ответ. Девушка ждала, что скажет ей Алекс. Та даже не взглянула в ее сторону. – Потеряйся, Эмма, – произнесла Торн. Несколько секунд та ждала, как будто не была уверена, что правильно ее услышала, но Алекс не отрываясь, оценивающе разглядывала Ким. Сокамерница фыркнула и бросила на инспектора убийственный взгляд. «Наверное, тебя впервые посылает на три буквы твой идол, деточка», – подумала Стоун. Она была уверена, что такое повторится еще не раз. – Ким, как мило, – сказала Александра приятным голосом, как будто они вместе пили кофе на прошлой неделе. С их последней встречи эта женщина совершенно не изменилась. Ее светлые волосы были собраны в свободный «конский хвост», а открытое лицо, как и раньше, было ошеломляюще красиво, несмотря на отсутствие дорогой косметики. Холодные голубые глаза не отрываясь смотрели на детектива. Ким, садясь, улыбнулась ей в ответ. – Эти лишние десять лет пошли вам на пользу, Алекс, – заметила Стоун. С момента первого приговора, вынесенного Торн, прошло два года, а добавленный срок делал ее выход на свободу до того, как ей исполнится пятьдесят, крайне сомнительным. Но это была цена, которую Алекс приходилось платить за попытку убрать людей, могущих помешать успеху ее апелляции. Ким давно уже поняла, что в разговорах с Александрой лучшим способом защиты является нападение. – Вы по мне скучали? – задала вопрос Алекс, не обращая внимания на издевку инспектора. – Я всегда могу оформить для вас разрешение на еженедельные… – В этом нет необходимости, – ответила детектив. – Уверяю вас, что больше я вас не побеспокою. – Стоун приподняла брови. – И давайте обойдемся без лишних вопросов, ненужных игр и попыток манипулировать собеседником. – То есть если начистоту, то в этой встрече для меня никакого интереса нет? – Задав вопрос, Алекс склонила голову набок. – Абсолютно никакого, – подтвердила Ким, чувствуя себя немного не в своей тарелке от того, с какой легкостью они встали в боевые позиции и погрузились в знакомую обеим атмосферу. Инспектор знала, что должна быть настороже. Эта женщина могла читать ее лучше, чем кто бы то ни было. Даже малейшее отступление от заранее составленного плана или тень эмоции на лице сразу же дадут необходимые Алекс боеприпасы. Однажды Торн уже подвела ее к самому краю безумия и подвесила над бездной. Ким должна была постараться, чтобы второго шанса у психиатра не было. – Так что же привело вас ко мне, детектив-инспектор Стоун? – спросила Александра, переплетя пальцы. – Я хочу побольше узнать об особенностях Зла, – ответила Ким. – Особенно у детей. На лице социопата медленно появилась улыбка. – В таком случае ты пришла по адресу. Глава 60 Алекс глубоко вздохнула. – Итак, ты хочешь услышать официальную версию, или мою интерпретацию? – Официальную, – ответила Ким. – С клинической точки зрения таких понятий, как «злой ребенок» или «ребенок-социопат», не существует. Считается, что таковой еще недостаточно сформировался, чтобы вешать на него ярлыки. Так что специалисты могут говорить о поведении социопатического типа, но не более того. Скорее всего, они поставят диагноз «расстройство поведения»[64], что может рассматриваться как предвестник социопатии. – Расстройство поведения? – переспросила инспектор. – Оно начинается в раннем подростковом возрасте и чаще встречается у мальчиков. Обычные проявления – эгоизм, неспособность налаживать взаимоотношения с окружающими, отсутствие чувства вины, часто – повышенная агрессивность. Такие дети обычно бывают драчунами, мучают животных, не соблюдают правила и лживы. – Очаровательно, – заметила детектив. – Но ребенку не поставят диагноз «расстройство поведения», если раньше у него не диагностировали «вызывающее оппозиционное расстройство»[65], являющееся предвестником «расстройства поведения». Ким нахмурилась, и перед глазами у нее возникла русская матрешка. – Минуточку, вы хотите сказать, что этот процесс развивается на протяжении всего периода формирования ребенка? И необходимо, чтобы тот отвечал всем этим критериям? Вызывающее оппозиционное расстройство ведет к расстройству поведения, которое, в свою очередь, ведет к антисоциальной психопатии? – А для того чтобы ребенку поставили диагноз «антисоциальная психопатия», – Алекс кивнула, – необходимо, чтобы диагноз «расстройство поведения» был поставлен до того, как ребенку исполнится пятнадцать лет. – А лечение? – с надеждой в голосе спросила инспектор. – Лечения или лекарств не существует, Ким, – Алекс закатила глаза. – И ты это прекрасно знаешь. Поведенческие методы тоже не работают, потому что направлены на специфические проявления и смазывают общую картину. Критерии диагноза перекручены между собой, как узлы на канате. С ребенком за последние двенадцать месяцев должны произойти три или более событий из следующего списка: он должен совершить акт издевательства над кем-то, ввязаться в драку с использованием оружия, проявить жестокость, участвовать в групповом хулиганстве, вымогательстве, вооруженном ограблении или действиях сексуального характера… – Боже! – прервала ее детектив. – И это еще не всё. Сюда же идут поджог, серьезная порча имущества, ложь с целью завладеть имуществом, кража в магазине, жизнь вне дома, бегство из дома, а также пропуск уроков без уважительной причины. И что-то из этого должно случиться за последние шесть месяцев. – По мне, так это все похоже на перекладывание ответственности друг на друга, – заметила Стоун. – Каждый пытается откреститься от проблемы, чтобы не принимать тяжелых решений. На лице социопата появилась медленная, ленивая улыбка. – И здесь мы с вами, инспектор, думаем абсолютно одинаково. – Так наслаждайтесь этим, Алекс. Маловероятно, что такое случится еще раз, – сказала Ким. – Ладно, а теперь расскажите мне о причинах… Может быть, если она поймет причины возникновения болезни, ей удастся сузить круг подозреваемых. – Эти отклонения чаще возникают в проблемных семьях, – продолжила рассказывать заключенная. – Они могут быть следствием трудностей усвоения социально значимой информации или того, что в таких семьях взрослые часто не уделяют детям достаточного внимания, но у восьмидесяти процентов детей они исчезают с возрастом. Стоун почувствовала облегчение. Ей необходима была статистика, а эта цифра выглядела вполне благополучной. – Но это вполне… – начала было инспектор. – Это полная хрень. – Голос Алекс заставил ее замолчать. – Это невероятно высокий процент излечения, который не включает в себя статистику, не поддающуюся учету. – И что же именно? – Число тех, кто научился скрывать свои проблемы. – Как вы? – поинтересовалась детектив. – Да, Ким. Именно как я. – Торн улыбнулась, но улыбка у нее получилась холодной. – Так что же вы хотите мне этим сказать? – Инспектор не была уверена, что хочет услышать ответ. Она подозревала, что сейчас они перешли к обсуждению интерпретации действительности, придуманной самой Александрой. – Я пытаюсь сказать, что ветрянка не превратится в оспу, если вам уже восемнадцать. Так что тем, что я представляю собой сейчас, я была всегда, с того самого момента, когда начала сознательно мыслить. В жизни я никогда никого не любила. Никогда не испытывала вины за свои действия – только разочарование, если они не давали желаемого результата. Меня никто и ничто не трогает. У меня ни с кем нет прочных связей, и любого человека, который встречается мне на пути, я рассматриваю лишь как орудие для достижения своих целей. Ким не могла оторвать глаз от лица Алекс. От той искренности, которая была на нем написана. – И ты должна понять, что я стала такой не тогда, когда мне исполнилось восемнадцать и меня можно было диагностировать как социопата, или психопата, или как там еще они меня называют. Я всегда была такой. Даже когда была милым ползунком, малышкой, которая учится ходить, или очаровательной девочкой, которая ходит в ясли, или когда открывала подарки, полученные на свой пятый день рождения. Я всегда была социопатом, только ни у кого не хватало смелости сказать об этом в открытую. – А это что-то изменило бы? – спросила Стоун, стараясь не показать заинтересованности, которую испытывала. – Во мне – нет, – честно призналась Алекс. – Я такая, какая есть, и никакой ярлык не заставил бы меня вести себя по-другому, но, может быть, это убедило бы моих родителей, что мне на фиг не нужны все их обнимашки, поцелуйчики и их понимание. Все это были только дополнительные инструменты для моих манипуляций. Ким была благодарна этой женщине за ее откровенность, хотя и чувствовала себя очень некомфортно. Такую Александру она еще никогда не видела. Неожиданно взгляд социопата сфокусировался на какой-то точке над головой детектива. – Самопознание – вещь прекрасная, – сказала Торн измученным голосом, уносясь мыслями куда-то вдаль, и с трудом сглотнула. – Но оно мало помогает, когда твои родители смотрят на твою сестру с нескрываемым обожанием, а тебя рассматривают с подозрительной настороженностью. Ты можешь себе представить, как это может изменить ребенка? – спросила она с подковыркой. Инспектор отрицательно покачала головой. Ее мать одинаково ненавидела и ее, и ее брата-близнеца. Правда, дьявола она видела только в Мики. – Душечка Сара получала все, – продолжила Алекс, и на ее покрасневшие глаза навернулись слезы. Ким в сомнении приподняла брови, но заключенная уже как будто говорила с кем-то другим. – Как только Сара родилась, я поняла, что она будет любимицей. Я прочитала это в глазах родителей. Она была теплой, нежной, любящей – всем тем, чем не была я. Торн смахнула слезы, но на глаза ей сразу же навернулись новые. – И с того самого момента я превратилась в отверженную. У моих родителей была их идеальная дочурка, та, о которой они всегда мечтали, а неидеальная и изломанная была отброшена в сторону, и теперь ее все игнорировали, повесив на нее ярлык «чудна́я и странная». Может быть, если б они хоть чуть-чуть постарались… – Алекс, замолчав, уставилась в столешницу. – И это могло что-то изменить? – задала вопрос Ким. Александра подняла голову. В ее довольных глазах не было никаких следов эмоций. – Да ничего. Но посмотри, как легко ты поверила в такую возможность. – Теперь социопат выглядела разочарованной, словно инспектор была невнимательной ученицей. – И это при всем том, что ты обо мне знаешь и что я тебе сделала… Твои жалкие эмоции вновь подвели тебя и повлияли на твою способность мыслить логически. А я такого недостатка лишена. Тебе хочется верить, что существует частичка меня, до которой можно достучаться. То есть даже ты, какой бы лишенной эмоций и закрытой ни была, имеешь слабость, которую можно использовать. Ты надеешься на лучшее. – Вы просто уму непостижимы. – Стоун покачала головой.