– Да? – проговорила миссис Бэрримор. – Разумеется. Да, можно. Номер на одного? Как ваше имя? В тот день ей пришлось ответить еще на два междугородних звонка. К концу недели все пять комнат в «Мальчике с омаром» были заняты. В редакцию «Сан» посыпались письма о чудесных исцелениях и лечении силой веры. К пятнице ситуацией заинтересовались на телевидении. В школе тем временем начались каникулы, и учительство Дженни Уильямс на Порткарроу подошло к концу. VI Пока за завтраком статью обсуждала чета Бэрриморов, та же тема занимала и священника с женой. Тон их разговора, правда, был иным. – Вот оно! – произнес мистер Карстерс, хлопнув по газете, лежавшей рядом с его тарелкой. – Все-таки тиснул! Бессовестный писака! – Да, я видала. Так насчет мясника… – Миссис Карстерс больше волновали ежемесячные счета. – Нет, Далси, каково? Я просто слов не нахожу. Я в бешенстве. – Тон священника, однако, стал неуверенным. – Правда? Почему? Конечно, вульгарность… Но вот что имел в виду Нанкивелл под «двумя фунтами[1] лучшей вырезки»? – вернулась миссис Карстерс к более насущным проблемам. – С ума он сошел? Мы в жизни не брали у него вырезку, да еще лучшую. Максимум мясо для тушения. – Дело не только в вульгарности, Далси, но и в том, как это повлияет на деревню. – Повлияет? И цифры у него не сходятся. Вообще ничего не понимаю. – Конечно, я рад за мальчика. Искренне рад и не устаю возносить благодарственные молитвы Господу. – Разумеется, – поддакнула жена. – Вот о чем я говорю. Нужно быть благодарными, а не делать скоропалительные выводы. – Непременно выясню у Нанкивелла. Каких выводов? – Какой-то осел, – сердито проговорил преподобный, – вбил Трехернам в голову, что это было… О Боже! Что это было… – Чудо? – Нельзя разбрасываться такими словами! А ведь они сейчас именно этим и заняты. – Просто ужас, сколько мы платим Нанкивеллу за его дрянной товар, – вздохнула миссис Карстерс, переходя к следующему счету. – Да, дорогой, ты совершенно прав. И все же случай правда поразительный. – Как и другие исцеления. Все они – свидетельства милости Божьей, любовь моя. – Трехерны, надо думать, были пьяны? – О да. В стельку. Католики лучше нас разбираются в таких вещах, не зря они придумали «адвоката дьявола». Еще немного, и нам он понадобится. – Не стоит так переживать, – проговорила миссис Карстерс. – Думаю, все скоро успокоится. – Что-то мне сомнительно, – мрачно возразил ей муж. – Да, Далси, именно так – что-то мне сомнительно. VII – А остров большой? – спросила Дженни, перевернувшись на живот и подставив солнцу спину. – Нет, крохотный. Не больше четырнадцати акров. – У него есть владелец? – Одна пожилая леди – миссис Фэнни Уинтерботтом. Ее муж сделал состояние на шпильках для волос. В нужный момент переключился на заколки и стал миллионером. Купить остров – это, можно сказать, была его причуда. – А паб и прочее? – Тоже все ее. У мамы, правда, в пабе есть доля. Она взялась за это дело, когда отчима уволили из армии. – Здесь хорошо. Красиво, но не слишком. Бухта прямо как у нас в Новой Зеландии. Жаль будет отсюда уезжать. – Скучаешь по дому, Дженни? – Иногда. По горам, по образу мыслей. Хотя настроиться на чужую жизнь тоже было интересно. Сперва, конечно, я ко всему относилась с предубеждением, как бы смотрела со своей колокольни. Меня буквально выворачивало от того, как некоторые, вроде Трехернов, здесь живут, от их косности и ограниченности и так далее. Но теперь… – Она покосилась на Патрика. – Забавно, что эта дрянная статейка трогает меня куда больше, чем тебя, и не только из-за Уолли. Мне она кажется каким-то оскорблением острова. – Ну, мне она тоже не очень по душе. – Британская сдержанность в выражениях. Типичный пример. Он слегка шлепнул ее пониже спины. – Стоит мне вспомнить, – голос Дженни зазвенел от ярости, – как гнусный репортер вытянул из Трехернов то школьное фото, а до этого нагло пытался обвести вокруг пальца меня саму… – «Дженнифер Уильямс заявила, что бородавки выглядели просто ужасно», – процитировал статью Патрик. – Как он вообще посмел! – Кстати, зря он назвал твои волосы «огненно-рыжими». На солнце они отливают медью. Скорее, даже золотом. – Не трожь мои волосы. – Надо говорить «не трогай». – Ох, да отстань ты. – Ты сама просила поправлять тебя. – Ладно, ладно. Патрик… – Что? – Ты не думаешь, что остров ждет кошмарное нашествие страждущих, покрытых бородавками и задыхающихся от астмы? – Экскурсии… – Магазины сувениров… – Проволочная ограда вокруг источника… – Вход – шиллинг. – Да, пугающая перспектива, – признал Патрик. Он поднял камешек и швырнул в пролив. – Зато выгодная, – пробормотал он себе под нос. Дженни повернулась к нему и села. – Само собой. Само собой. Если дело в этом… – Моя дорогая невинная Дженни, ну разумеется, и в этом тоже. Не знаю, может быть, у вас в благословенной Антиподии не сталкиваются с постоянной нехваткой денег… Могу сказать по собственному опыту, что это довольно неприятно. – Ну, мне сталкиваться приходилось. Прости, Патрик, я не знала. – Прощаю. Я пойду даже дальше и скажу тебе, что если дела в пабе не пойдут хоть немного лучше или если отчим не перестанет играть на бегах и прикладываться к бутылке, нам придется покинуть остров даже раньше твоего. – Не может быть! – Боюсь, что может. А господа из адвокатской корпорации будут угощать обедом какого-нибудь другого, более достойного кандидата на место. Я же останусь на бобах, закончу Оксфорд и пойду торговать расческами вразнос. Купишь одну для своих роскошных волос? Патрик схватил камешек и швырнул в воду, за ним другой, третий… – И это еще не все. Дело и в маме. У нее, конечно, и так не радужная ситуация, но здесь, по крайней мере, она… – Он вдруг поднялся. – Ладно, Дженни. Вот тебе еще один пример британской склонности к недомолвкам, которую ты считаешь такой комичной. Молодой человек отошел к лодке и без всякой нужды вытянул ее из воды еще на пару дюймов[2]. Дженни беспомощно смотрела на его привлекательную фигуру в позе сдержанной силы, выгодно выделяющуюся на фоне моря. Что тут скажешь? Патрик вернулся, прихватив из лодки корзину с едой.