– Его яхта; она утонула – разломилась пополам в тумане у мыса Сент-Винсент. – Теперь вспомнил. Боже милостивый… У входа послышались голоса. – Наверное, прибыли сокровища, – сказал Аллейн. – Посидите, отдышитесь? Или пойдете встречать? – Пойду. Когда они вышли в фойе, там уже были Эмили, Джереми Джонс и ассистент из музея. Ассистент держал в руках металлический ящик. Уинтер Моррис сбежал по лестнице к ним навстречу. Все вместе прошли в офис, и процедура приобрела формальный характер. Ассистента представили присутствующим. Он поставил металлический ящик на стол Перегрина, отпер, открыл и отошел в сторону. – Полагаю, – произнес он, обведя всех взглядом и выбрав Перегрина, – следует совершить формальную передачу. Проверьте содержимое и убедитесь, что все в полном порядке. – Специалист у нас Джереми, – сказал Перегрин. – Думаю, он теперь знает каждый стежок и каждое пятнышко на перчатке. – Да, конечно, – улыбнулся ассистент. – Мистер Джонс, тогда вы? – С удовольствием. Джереми вынул письменный прибор из ящика и положил на стол. Перегрин поймал взгляд Аллейна. – Пятна, как видите, – пробормотал он, – от воды. Как говорят, морская вода. Деликатными пальцами с пятнами от никотина Джереми развернул салфетки и открыл маленькую сморщенную перчатку и два документа. – Ну вот, – сказал он. – Можно? – Будьте любезны. С величайшей осторожностью Джереми достал вещи и положил на стол. – И на этом, – весело произнес ассистент, – позвольте откланяться. Вот официальная расписка, мистер Моррис, окажите любезность, подпишите. Пока Моррис ставил роспись, Перегрин сказал Аллейну: – Подойдите, поглядите. Аллейн подошел. При этом он заметил, как Перегрин шагнул ближе к мисс Эмили Данн, как сверкнули фанатичным блеском глаза Джереми Джонса, склонившегося над перчаткой, как по-хозяйски насторожился Уинтер Моррис, как Эмили Данн словно чуть приоткрылась навстречу Перегрину. Аллейн нагнулся над записками и перчаткой, жалея, что в комнате не один. Такие моменты порождают слишком большие ожидания, слишком нагнетают. Реликвиям положено вызывать чувства деликатные, тонкие. Не стоит думать: «Перо гения скользило по бумаге, и четыре века назад больная рука маленького мальчика втиснулась в перчатку, а потом некая леди М. Е. написала аккуратный маленький меморандум для потомков». Аллейн вдруг понял: он всей душой надеется, что пьеса Перегрина явит чудо познания и сорвет вуаль смерти с записки Шекспира и перчатки юного Хемнета. Аллейн посмотрел на Перегрина. – Спасибо, что допустили меня так близко. – Вам нужно проследить, как их разместят. – Если можно. Джереми с тоскливым взглядом положил сокровище на папку Перегрина. Они поговорили с музейным работником о температуре и опасности возгорания; наконец, образовалась своего рода процессия: все вышли в верхнее фойе, Джереми нес папку. – Направо, – подсказал Моррис без всякой нужды. Панель на балконе была открыта, как и дверца сейфа. Джереми достал подставку из черного бархата в форме мольберта и нежно положил на покатую поверхность перчатку, а по бокам разместил два документа. – Надеюсь, ворс бархата не даст им соскользнуть. Я наклонил подставку, чтобы дать лучший обзор. Вот так. Он аккуратно вдвинул подставку в сейф. – Как открыть передние дверцы? – Слева от тебя, – подсказал Моррис. – В нише. Давай я? – Да, Уинти, пожалуйста. Моррис сунул руку между сейфом и стеной. Включились скрытые лампы, и стальные панели с другой стороны раздвинулись с очень легким шипением. – Ну вот! – воскликнул Моррис. – Разве не чудо? – Только отсюда не видно, Уинти, – заметил Перегрин. – Давайте выйдем и посмотрим. – Да, – подтвердил Джереми. – Слушайте, давайте выходите и скажите – так хорошо или еще наклонить? И разойдитесь. – «Кто убивать червей в мускатных розах»[43]… – невинно произнес Аллейн. Джереми ошеломленно взглянул на него, а потом улыбнулся. – Суперинтендант над нами смеется. Эмили, милая, встань, пожалуйста, в дверях, будешь связной между мной и теми, кто снаружи. – Хорошо. Мужчины вышли. Моррис пересек верхнее фойе. Перегрин стоял на площадке, а музейный работник – на лестнице немного ниже. Аллейн прошагал к двери, но остался на балконе. Он понимал, что все эти люди, исключая, конечно, музейного работника, ведут себя как обычно, хотя каждого снедает внутреннее напряжение, на которое накладывается жесткая самодисциплина. «Издержки профессии, – подумал Аллейн. – Это опытные бойцы, и они готовы к действию». – Нужно еще наклонить, Джер, – раздался голос Перегрина, – и все подвинуть выше по мольберту. Музейный ассистент, стоявший на первом пролете лестницы, промычал что-то неразборчивое. – Что он говорит? – крикнул Джереми. – Говорит, что снизу не очень смотрится, – ответила Эмили. – Погодите-ка… – Джереми залез в сейф. – Еще наклоню. Ах, ты… свалилась. – Помочь? – спросила Эмили. – Не надо. Пусть все остаются, где стоят. Аллейн подошел к сейфу. Джереми Джонс стоял на коленях, осторожно обдувая перчатку и документы на бархате. – Придется накрыть дурацким полиэтиленом, а я так не хотел, – сердито сказал он. Затем положил прозрачный лист на сокровища и закрепил чертежными кнопками с бархатным покрытием. И установил подставку почти вертикально. Наблюдатели ответили дружным хором одобрения. – Говорят: полный восторг, – сообщила Эмили. – Просто захлопнуть дверцу – и все? – Да. – И просто повернуть? – Уинти говорит – да. Джереми захлопнул стальную дверь и повернул замок. – Ну, давайте взглянем. Они с Эмили появились в дверях. Аллейн вышел из тени, открыл стенную панель и посмотрел на сейф. Дверца была надежно заперта. Закрыв панель, Аллейн повернулся и обнаружил, что примерно в тридцати футах[44] по коридору, ведущему в ложи, стоит мальчик, сунув руки в карманы, и смотрит на него; мальчик лет двенадцати, как сначала решил Аллейн, в очень изящном костюме. – Привет, – сказал Аллейн. – Ты откуда выскочил? – А вот это не ваше дело, – ответил мальчик. – Если не возражаете. Аллейн подошел ближе. Да, милый мальчик с большими глазами и дерзкими, довольно порочными губами. – Если не возражаете! – повторил он. – На кого это вы смотрите? Если позволено будет спросить? Он тщательно выговаривал слова. – На тебя, – ответил Аллейн. Снаружи, с площадки, послышался голос Перегрина: – Где суперинтендант? – Здесь! – крикнул Аллейн и повернулся уходить. – Ох, прошу прощения, – сказал Тревор. – Вы, должно быть, шишка из Скотленд-Ярда. О чем я только думал? Где мои манеры?