Там было тесно, шумно и темно. Два официанта были одеты, как рыбаки – в тесных джинсах, полосатых кофтах. На стене красовался подсвеченный снизу барельеф – дельфин в академической шапочке. Когда глаза привыкли к полумраку, Перегрин и Эмили разглядели, что за столиком под дельфином устроились Дестини и трое ее друзей-зрителей; они как будто пришли с экскурсией в трущобы. Дестини помахала вошедшим рукой и состроила такое лицо, словно не понимает, как сюда попала. Перегрин и Эмили ели жареную камбалу, пили пиво, танцевали на маленьком пятачке, и им было очень хорошо. Наконец Дестини с приятелями ушли, обсуждая, что будут ужинать в квартире Дестини в Челси. За десять минут до полуночи Перегрин сказал: – Эмили, почему ты холодна в старшем «Дельфине» и приветлива в младшем? – Отчасти из-за твоего авторитета, и потом я вовсе не такая приветливая, даже здесь. – Такая, такая. Когда мы танцевали. Сначала нет, а потом, минут десять назад – да. – Мне очень весело, и я тебе благодарна. – Я хотя бы нравлюсь тебе? – Очень-очень. – Не говори так легкомысленно: это невыносимо. – Извини. – О каком авторитете ты говоришь? Боишься, что такие, как, например, Герти, скажут, что ты завела полезную интрижку с автором-продюсером? – Боюсь. – Ну и глупо. На чужой роток не накинешь платок. – Так говорят все, кому есть что скрывать. – И что? Эмили, ты для меня привлекательнее всех моих бывших. Только не красней и не возмущайся. Я знаю, что ты не моя девушка. Эмили… – Перегрину приходилось повышать голос, чтобы перекрикивать крещендо саксофона. – Эмили, послушай. Мне кажется, я люблю тебя! Маленький оркестр, дойдя до кульминации, смолк. И заявление Перегрина прозвучало, как громкое соло. – После такого, – сказала Эмили, – не лучше ли попросить счет, как считаешь? Совсем смущенный, Перегрин так и сделал. Они покинули «Младший Дельфин», заверив встревоженного хозяина, что обязательно заглянут еще. Они решили дойти пешком до Блэкфрайарс, подобрать машину Перегрина и Джереми – и поехать в Хэмпстед. И вышли из «Младшего Дельфина» в потоп. Теперь стоял вопрос, удастся ли поймать такси. Перегрин вернулся в зал и набрал телефон радиотакси; ему ответили, что машины не будет как минимум минут двадцать. Вернувшись к Эмили, Перегрин обнаружил, что дождь чуть приутих. – Вот что. У меня в офисе есть большой зонт и плащ. Давай добежим до театра, растолкаем Джоббинса и заберем. Смотри, уже почти не льет. – Тогда побежали. – Смотри не поскользнись. Взявшись за руки, они помчались по Уорфингерс-лейн. Добежали до поворота, свернули за угол и затормозили у дверей «Дельфина». Им было весело, они хохотали. – Слушай! – воскликнула Эмили. – Еще кто-то бежит под дождем. – Кто-то в переулке у служебного выхода. – Точно. Из переулка, разинув рот, как горгулья, возник мужчина. Увидев Перегрина и Эмили, он бросился к ним, ухватился за лацканы пальто Перегрина и забормотал ему в лицо. Это был ночной сторож, сменявший Джоббинса. – Бога ради! Боже, мистер Джей! – Черт возьми, что случилось? Что? В чем дело? – Убийство, – прошептал человек, и его губы скривились. – Вот в чем дело, мистер Джей. Убийство. Глава 6 Катастрофа I Открывая служебный вход, сторож – его звали Хокинс – снова и снова пронзительным голосом повторял, что не нарочно опоздал на дежурство. Его нельзя винить. Все знают, что он не выносит вида крови. Перегрин только и смог выудить из него имя жертвы. Сторож расклеился окончательно. Через служебный вход они вошли в темный театр и двинулись по проходу партера в фойе, словно и не уходили никуда. Перегрин обратился к Эмили: – Жди здесь, у кассы. Дальше не ходи. – Я хочу с тобой. – Ой, ради бога! Ой, не надо, мисс! – взвыл сторож. – Останься тут. А лучше подожди в зале. Да. В зале. – Перегрин открыл двери в партер. Эмили зашла. – Ну, Хокинс… – Идите сами, мистер Джей. Наверх. Мне лучше не ходить. Меня вырвет. Честно. Перегрин взбежал по лестнице к заглубленной площадке под сокровищами, на которой встречались две лестницы. Здесь было темно, пришлось включить фонарик. На спине, в кричащем пальто и мягких тапочках, лежало то, что осталось от Джоббинса. Шерстяная шапка не свалилась с черепа, а прилипла к нему. С разбитого лица, блестящего красной коркой, единственный глаз таращился в никуда. Рядом лежал бронзовый дельфин, с улыбкой на невероятно мокрой маске. Все вокруг Перегрина расплылось и задрожало. Будто отстраненно, ничего не сознавая, он видел квадрат отраженного света на дальней стене, видел источник света над площадкой, а внизу – макушку Хокинса. Перегрин подошел к балюстраде и вцепился в нее, с трудом подавив тошноту. Слова давались с трудом. – Вы позвонили в полицию? – Наверное, надо было, да? Лучше было доложить, да? – бормотал Хокинс, не двигаясь с места. – Стойте, где стоите. Я сам. В нижнем фойе, у кассы, был общий телефон. Перегрин добежал до него и, пытаясь унять дрожь в руках, набрал известный номер. Последовал ответ – быстрый и спокойный. – Он точно не мог выжить, сэр? – Господи, нет. Я же сказал вам… – Пожалуйста, ничего не трогайте. Мы приедем через несколько минут. В какую дверь можно войти?.. Перегрин повесил трубку. – Хокинс, идите к служебному входу и впустите полицейских. Ступайте. – Да. Хорошо. Да, мистер Джей. – Да идите же, черт побери! Есть где-нибудь отдельный выключатель для освещения в фойе, или все управляется из-за кулис? Перегрин не мог вспомнить. Смешно. Зато вспомнил, что где-то в темном партере Эмили. Он заглянул в зал и нашел ее у самых дверей. – Эмили? – Все в порядке. Я здесь. Перегрин нащупал ее руку.