— Вам хочется мигалку и сирену? Это доставит вам удовольствие? — Угу, вполне. Стрелка спидометра зашкаливала, а Валант очень осторожно, несмотря на скорость, прокладывал себе путь между машинами. — Вы как-то странно выглядите. — Странно? — Заинтересованной. Увлеченной. И настоящей… — Выбирайте. — Тогда увлеченной. И настоящей… * * * Институт судебно-медицинской экспертизы Монпелье, представляющий собой неотъемлемую часть университетской больницы, не обладал обветшалой прелестью одноименного парижского заведения с его постройкой из старых камней и омывающей его подножие Сеной. Это была просто отремонтированная в прошлом году гигантская больница с белыми фасадами и нескончаемыми коридорами, как почти во всех подобных учреждениях. По сравнению с этими прозекторскими, что сияли чистотой, как операционные блоки, и были оснащены оборудованием по последнему слову техники, парижский морг был похож за выставку редкостей или кабинет деревенского лекаря. На столе из высококачественной нержавеющей стали покоились обнаруженные накануне фрагменты детского скелета, уже отмытые от органических жидкостей, которые теперь находились в больших резервуарах для отходов с этикеткой «Биологически опасно». К изумлению Шастен, которая еще не видела подобного устройства, огромный экран на стене позволял наблюдать за вскрытием в реальном времени. — Значит, это тоже можно проводить в режиме видеоконференции? — Вы бы предпочли такой способ? — спросил Ромен. — Это дает возможность избежать запахов, — входя в помещение и протягивая руку для приветствия, сообщил судмедэксперт. — Впрочем, по моему опыту, следователи, как святой Фома[23], любят увидеть все собственными глазами. Этот корпулентный мужчина, раз и навсегда сказавший спорту «нет» и многажды «да» всему остальному, заинтересованно разглядывал Ноэми как новый случай из практики, стараясь понять происхождение каждого рубца. Она терпела, пока хватало сил. — То, что вы ищете, находится на прозекторском столе, — уточнила она. — Приношу свои извинения, капитан, — сказал он, возвращаясь к останкам. Натянув перчатки и опустив защитную маску, он щелкнул пультом и запустил видеозапись вскрытия. — Субъект, взятый на учет как Х. Костная зрелость не достигнута, так что я не могу установить пол. Между восемью и двенадцатью годами. Обнаружен в герметично завинченной и погруженной в воду пластмассовой бочке. Эта емкость изъята для снятия проб, после анализа мы узнаем, для чего она использовалась изначально. На уровне позвоночного столба я наблюдаю явный перелом вследствие жесткой деформации, как будто его попросту сложили вдвое. Для чего, по правде говоря, требуется много силы, голыми руками это почти невозможно. В любом случае причина смерти в этом. — У вас есть какие-то соображения относительно датировки? — При подобном состоянии трупа? Между многими годами и немалым количеством лет. — А с еще меньшей точностью, если можно? — огорчилась Ноэми. — Я судмедэксперт, а не гадалка. — А что насчет ДНК? — В моем распоряжении есть только остеобласт и губчатая костная ткань. Надеюсь, этого будет достаточно. Он взялся за хирургический бур, выбрал из костей самую подходящую, на мгновение остановился и обернулся к Шастен. — Огнестрельное ранение, — заявил он, словно только что нащупал кончиком языка нужное слово. — Вы о ребенке или обо мне? — Вы ведь и есть тот самый офицер из Парижа, верно? И уже в деле? Подумать только, а у меня ассистентка засела на больничный из-за банального насморка! — Я бы поступила точно так же. Сопли страшно мешают. 26 Обнаружение трупа ребенка вызвало настоящее потрясение в регионе, и когда они прибыли в комиссариат, Пьер Валант уже беседовал там с майором Розом. — Вот черт, мэр… — присвистнул Ромен на парковке. — У него в коммуне происходят неожиданности, неудивительно, что ваш отец приехал справиться. — Угу. Оставляю его вам. А себе чуть-чуть. Ноэми присоединилась к начальству, не успев даже поздороваться. Не дав ей отдышаться, мэр засыпал ее вопросами: — Известно, кто этот ребенок? — Нет еще. — Это убийство? — Вероятно. — В разгар переговоров с китайцами об инвестициях в «Mecanic Vallée» это катастрофа. — Вы правы. Я отругаю семью, как только мы их идентифицируем. — Приберегите свой сарказм для тех, кого это касается. Вам неведомо, какие усилия я вкладываю в Авалон. Вы же знаете этих китайцев, они такие суеверные. Недобрый знак — и вот уже сворачиваются, как ежи. Но этого следовало ожидать, о чем я говорил в муниципальном совете! Принимаем у себя всех без разбору, поэтому нечто подобное должно было случиться. С начала года у нас интегрировалось двадцать шесть сирийских семей, и когда я говорю «интегрировалось», я понимаю, что это значит. Наверняка это их дикие нравы. Вы намерены вести расследование в данном направлении? — Не думаю, нет, — смягчилась Ноэми, вспомнив сцену из черно-белого фильма Джеймса Уэйла «Франкенштейн»[24], когда разъяренные сельчане преследуют творение ученого. — Мне бы хотелось прежде всего узнать, когда он умер, кто он, а уж потом приступать к карательным операциям. Но обещаю, что при малейшем подозрении я приберегу для вас вилы и факел. Никто никогда не разговаривал с мэром подобным тоном, и Ромен наслаждался, наблюдая за отцом, остолбеневшим на пороге комиссариата с разинутым ртом, словно заурядный гражданин, которого обуяло чрезмерное любопытство. Принеся извинения Пьеру Валанту, майор Роз бросился за Ноэми и обнаружил всю бригаду на рабочем совещании в кабинете следователей. Тут он сделал попытку немного остудить пыл присутствующих: — Ладно, я не скажу, что он целиком прав относительно сирийцев. Зато Сен-Шарль уже пишет передовицу об этом деле, и беспокойство мэра очень скоро затронет и деревни. Убийство ребенка — такого в наших краях еще не бывало. Ноэми достаточно было склониться к Милку, чтобы он восполнил лакуны в ее знаниях. — Сен-Шарль, его зовут Юго. Это журналист газеты наших шести коммун «Ла Депеш», — шепотом сообщил он. — И мне неловко возражать вам, майор, — добавил он, — но у нас было убийство ребенка, в двухтысячном году, во Флавене. Один тип из ревности убил семью своей бывшей. Там был ребеночек пяти недель от роду. Так он его живьем сжег. — Об этом я и говорю, — ответил Роз. — Девятнадцать лет назад и в сорока километрах от нас. Нет, в этом нет смысла! Буске выложил на стол тощую папку и подпихнул ее поближе к Шастен. — Как было приказано, мы вернулись на пять лет назад. Два упоминания об исчезновении детей. Одна случайная смерть в амбаре, другой ребенок спустя неделю был найден целым и невредимым. Побег. — А я говорю, что это призраки старой деревни, — уперся Милк. — Ну вот, ты снова хочешь выставить нас идиотами, — отчитал его Буске. — А что такого? У них же в Париже есть призрак Оперы. — Да, но призраки — это те, что летают, накрывшись с головой простынями, и кричат: «Бу», а не болтаются по волнам в пластмассовых бочках. Из их перепалки Ноэми запомнила лишь один четкий пункт: — А что вы называете старой деревней? — Авалон не всегда находился на этом месте, — заговорил Роз. — Двадцать пять лет назад, в девяносто четвертом году, чертеж гидроэлектростанции еще не был разработан в деталях. Предстояло перекрыть речку Сантинель и создать искусственное озеро, затопив долину. Ту самую, где располагался старый Авалон. Поэтому такая же деревня была построена в нескольких километрах оттуда; население было перемещено, и мы оставили наши постепенно уходящие под воду дома. А потом зажили, как прежде, сохранив старое название Авалон. Морально это было не тяжелее, чем переезд. Ноэми с трудом удалось скрыть изумление: — То есть вы хотите сказать, что прямо напротив моего дома существует подводный город? — Ну да, то, что от него осталось. Вместе с легендами о нем. Стоит случиться необъяснимому пустяку, как мы вытаскиваем на поверхность призраков своих предков. Но ведь в нашем расследовании это мало что меняет, правда? — Труп ребенка, которого никто до сих пор не ищет, и деревня, замершая во времени четверть века назад. Или труп был брошен в воду недавно, или же больше двадцати пяти лет назад. Так что вы не правы, это меняет все наше расследование. И Ноэми решительно отправила Буске в архив: