— Ничего не случилось. Ничего особенного, клянусь тебе. — Тогда не будем больше об этом говорить. — Так просто? — У меня тысяча гораздо более сложных вариантов, но я выбрал этот. Больше всего сейчас меня беспокоит твое расследование. Судя по тому, что произошло, ты кого-то сильно разъярила. — Вот и я так думаю. — Предполагаю, вместо того чтобы притормозить, ты прибавишь обороты? — В этом мы здорово похожи, верно? — Ноэми придвинулась к нему поближе. — Ты останешься? — У меня полно часов переработки, за них я могу взять отгулы. Вдобавок надо же кому-то за тобой присматривать. Ноэми придвинулась еще чуть-чуть: — А ты меня поцелуешь? Юго посмотрел ей прямо в глаза и обвел взглядом все рубцы: — Мне бы хотелось, но куда? — Негодяй, — улыбнулась она. Медсестра, не постучав, открыла дверь палаты и тотчас закрыла ее. — Давай заходи, — поторопила ее напарница. — Пора делать уборку. — Думаю, придется подождать. 47 Со вчерашнего дня дождь в Авалоне не прекращался. Между аллеями кладбища на козлах установили стол и воткнули в землю большой пластиковый зонт, чтобы предохранить архивные документы от воды. Милк склонился над списками и, по мере того как Буске и Валант громко выкрикивали выбитые на памятниках фамилии, откладывал копии свидетельств о смерти. — Клэр Фаван? — Угу, — подтвердил Милк. — Фаван, Клэр, есть такая. — Жак Соссе? — Соссе, Жак, есть. Буске придумал было втыкать прутики и привязывать к ним красную ленточку, чтобы отметить проверенные могилы, но потребовались бы тысячи прутиков и красных ленточек, так что идея была отклонена. Зато у них в запасе было множество роликов пластиковой ленты, которой ограничивают места происшествий и преступлений. Таким образом, каждая прошедшая проверку могила получала красно-желтую ленточку с надписью «Национальная полиция». Надгробные камни, стелы и земля постепенно темнели под дождем. Оставив Юго в доме у озера, Ноэми поехала на его внедорожнике «форд», в котором тот в пожарном порядке вернулся из Парижа. До допросов Сержа и Брюно Доренов она сделала крюк и заглянула на кладбище, где с удивлением увидела новые украшения на авалонских могилах в виде красно-желтых бантов. — Сильно напоминает современное искусство, — заметила она. — А нам осталось проверить меньше половины, — доложил ей Милк. — Это занимает чертову тучу времени. — Знаю, но либо в архиве ошибка, либо где-то здесь, под землей, нас двадцать пять лет поджидает один из ребятишек. Так что не расслабляйтесь, а я возвращаюсь в контору. * * * Теперь Серж Дорен не сводил с Ноэми голубых глаз, холодных и недобрых, как суровая зима. — Вам что, больше нечем заняться? — Кроме как искать убийцу вашего сына? — Вы меня прекрасно поняли. В этой истории мы — жертвы. И при этом нас вызывают в комиссариат? — Обычный опрос свидетелей. — А вы вправду думаете, что пропажа браслета приведет нас к чему-нибудь? — Это зона тени. А меня интересует все, что таится в зоне тени. — Ну и грязная у вас работа. — Знаю. Так, значит, первым мать обнаружил Брюно? Стоило заговорить о сыне, Серж Дорен замкнулся еще сильнее: — Он за год потерял мать и брата. Оставьте его в покое. Лучше найдите полицейских, которые в тот день были в моем доме. Меня не удивит, если один из них подрезал браслетик. — У нас есть и такая гипотеза, — подтвердила Шастен, чтобы хоть немного его успокоить. — Ваши сыновья прошли крещение? — Да, крещение и первое причастие. И получили по браслету, если это вас интересует. — Однако, когда мы обнаружили тело вашего сына, браслета на нем не было. Мы нашли металлические ушки от ботинок, монетку в десять сантимов — и больше ничего. Дорен сжал кулаки, лежащие на коленях: — Значит, вы принимаете мысль, что Алекса убили, но не верите, что у него украли ценную вещь? Впрочем, поступайте как хотите. Вы признаете лишь то, что вас устраивает, и отбрасываете все, что не вписывается в ваши смутные предположения! — Как раз наоборот. Я тяну за все ниточки, которые мне попадаются. Я не придаю большего значения одной в ущерб другой, какова бы ни была их длина или толщина. Я иду до конца. И поэтому мне придется задать те же вопросы вашему сыну. — Но это же смешно, ему было всего восемь лет! — взорвался Дорен. — Это необходимо для расследования. Я с вами согласна: до десятилетнего возраста воспоминания редко сохраняются, но травмирующие события остаются впечатанными в память, словно произошли вчера. Мне об этом кое-что известно. Она уже представляла себе, как он поднимается и начинает орать, оскорблять ее или — почему бы нет? — опрокидывает стол. Но Дорен повел себя совершенно иначе. Его тело как-то безвольно обмякло, черты лица смягчились. — Это я, — наконец выдохнул он, словно сбрасывая тяжкий груз с души. — Придется уточнить. — Алекс всегда носил браслет. А вот Брюно никак не хотел надевать свой, и тот оказался в шкатулке с украшениями жены. Тогда флики перерыли весь сарай, фотографировали, задавали вопросы. Веревка была перерезана, тело положено на носилки, и когда мне разрешили в последний раз ее поцеловать, я узнал браслет Брюно у нее на запястье. И тогда я его снял. — Почему? — Потому что он там был ни к чему. Я не мог понять, что это значит. Зачем лишать себя жизни, надев вещь своего сына? — А сейчас? Где теперь этот браслет? — Я долго хранил его при себе как память. Сперва носил в кармане, потом он валялся в машине, и однажды я его не нашел. Брюно ничего об этом не знал, задавать ему вопросы бесполезно. Разве что для того, чтобы еще больше его растревожить. — Судя по материалам судебных дел вашего сына, он не такой уж ранимый. Употребление наркотиков, насильственные действия, мошенничество и вымогательство, кражи со взломом, порча частного имущества. Даже странно, что он избежал тюрьмы. Серж Дорен вспомнил ночные вызовы в комиссариат и жестокие ссоры с сыном, доходившие до побоев, чего никогда не должно происходить между отцом и его ребенком. — Не знаю, какое детство было у вас, мадам, а вот его закончилось с исчезновением брата и самоубийством матери. Но с восемнадцати лет он больше не имеет дел с полицией. Он трудяга, гораздо в большей степени, чем я, и теперь никому не создает проблем; так что забудьте о нем, прошу вас. В запасе у Ноэми больше ничего не осталось, и она решила положить конец разговору. Спустя несколько минут она увидела, как отец с сыном, прикрывшись от дождя одним плащом, выходят из комиссариата и ныряют в заляпанный влажной землей и пылью старый белый пикап. Она вышла на порог подышать и закурила, но тут к ней присоединился майор Роз: — Как допрос?