- Тебя накажут. Не трогай их. Это не простые смертные! А мне плевать, кто они, малыш! Плевать, понимаешь ты? Когда я шёл сюда, я был зол за то, что посмели тронуть МОЁ! За то, что покусились на МОЁ! Но когда я увидел стволы, направленные на тебя…Когда понял, что, если замешкаюсь хотя бы на мгновение, они выстрелят в тебя, я испугался, малыш…Понимаешь? Я, чёрт бы тебя побрал, испугался впервые за кого-то другого! И эти твари должны кровью смыть мой страх. Притянул её к себе, впиваясь в губы, сминая их жадно своими, стискивая пальцами мягкое податливое тело. Вкусная. Такая вкусная. Она стонет, зарываясь длинными пальцами в мои волосы, и я опрокидываю её на капот машины и отстраняюсь, с улыбкой глядя, на задернутые сиреневым дымом возбуждения глаза, на приоткрытые пухлые губы, на бурно вздымающуюся грудь. - Никто не смеет трогать МОЮ женщину. – склонившись над ней, ударяя со злости кулаками по выцветшему металлу, - Никто и никогда! Марианна закричала от досады, а я телепортировался в то же помещение, в котором ее держали. Жалкие ничтожества с дикими криками бегали по зданию, понимая, что теперь тут не было сдерживающего меня фактора. Я убил их всех. Пару десятков ублюдков, сбившихся в кучу там, где я забрал её у них из-под носа. Пара десятков смертных, корчившихся в агонии. Их крики разносились далеко за стены скотобойни. Я хотел, чтобы она тоже слышала их. Вакханалия страха и боли, разбавленная слепыми выстрелами в никуда. Я ослепил почти всех их, кроме главаря, заставляя смотреть, как они решетят друг друга пулями, как бросаются на своих же словно звери. Я заставил слушать его их мольбы и наслаждался его животным страхом, сожалением и разочарованием. Жалкие людишки. Обретя оружие, они позабыли, насколько ничтожны рядом с нами. Позабыли, что стоит нам захотеть…стоит опустить занавес маскарада, и сотни хищников вырвутся на свободу. Обездвиженный главарь сидел на стуле, глядя, как я разрываю одного за другим, выпуская кишки, и полной грудью вдыхая запах их крови и смерти. Несколько недель воздержания обернулись самым настоящим кровавым пиршеством. Последним был старик. Он всё ещё был жив и истошно кричал, болтая ногами в воздухе, когда я вспарывал его брюхо когтями, жалобно молил о смерти, и только потому что меня ждали снаружи, я не стал растягивать удовольствие бесконечно. После того, как покончил со всеми, отыскал в этом гадюшнике умывальник и смыл с лица и рук всю кровь. Вернулся к Марианне и молча притянул к себе, уже нежнее касаясь губами её губ. - Что ты натворил, - обречённо, в самые губы. - Моя? Она вскинула голову, и я едва не застонал, увидев, какой надеждой засветился её взгляд. Молча кивнула, и я прижал её к себе. - Никто и никогда, Марианна. ГЛАВА 12. Курд. Николас Глава Нейтралитета нервно вышагивал по залу совещаний, с некоторым раздражением разглядывая ставшие такими привычными за сотни лет стены из сизого камня. Зал Совета Нейтралитета представлял собой огромную полукруглую выбоину в скале, с россыпью внушительных сталагмитов, тянувшихся со дна к испещрённому глубокими каменными бороздами потолку. Впервые он задумался о том, что удлинённый овальный стол, стоявший посредине помещения, казался каким-то чужим в этой обители холода, пробиравшегося под полы серого пальто Думитру. Он поёжился, приподнимая воротник и прислушиваясь к завыванию ветра снаружи. Сколько раз он бывал в этом зале? Тысячи? Десятки тысяч? Сколько раз сидел на своём излюбленном месте – в обитом мягкой тканью стуле, слегка возвышавшемся над остальными? И вот совершенно неожиданно для себя задумался о том, что давно пора снести и наросты, позволившие сохранить практически нетронутый вид пещеры, и стол заменить на другой – прямоугольный. Достаточно разглагольствований о силе Совета и равноправии решений, принятых им и непосредственно Главой Нейтралитета. Пришло время показать кучке подчинённых ему нейтралов, кому на самом деле принадлежит власть в горах. Да в обоих мирах, отданных под компетенцию Нейтралитета. Думитру резко развернулся, когда порыв шквалистого ветра ударил в скалу каким-то предметом. Скорее всего, большими камнями, которых в этой местности было не счесть. Что ещё могло быть в горах? Здесь не обитали животные и было мало растительности. Только камни. Большие и маленькие. Вечные в своем безразличии ко всему происходящему извне. Их не растопить зноем и не уничтожить холодом. Такие же равнодушные к погодным явлениям, как и сущность нейтралов ко всем остальным расам. Думитру подошёл к своему импровизированному креслу и грузно опустился в него, складывая руки на груди и глядя в пространство перед собой. Конечно, он отлично понимал, откуда взялось это неожиданное раздражение, направленное на всё, что окружало сейчас его. У причины возникновения этого вызывавшего злость и лёгкое чувство тошноты ощущения было вполне себе конкретное имя и звучало оно как Николас Мокану. Или Морт, как предпочитал его называть сам Думитру. Тот, кто теперь однозначно был на единой стороне с Курдом, но Думитру не был настолько наивен, чтобы не понимать – теперь Морта не удерживает больше ничего. Нельзя сказать, что Думитру не ожидал подобного, всё же Высшие не назначат Главой Нейтралитета мужчину глупого, неспособного рассчитывать каждый свой ход задолго наперёд. И Курд ясно осознавал, что, лишая Мокану привязанности и веры в свою семью, он лишает самого себя нитей, которыми мог управлять Мортом. *** Её не было. Я почувствовал вонь смерти и опустошение, обитавшее вокруг, как только ступил на тропинку, ведшую к хижине. Вздохнул полной грудью этот смрад небытия и помчался к дому, ощущая, как леденеет сердце от страха. Обезумевший настолько, что не смог телепортироваться туда. Только бежать, взрыхляя подошвами тяжёлых ботинок замерзшую землю. Бежать, ощущая, как удерживают ноги стопудовые гири ужаса. И кажется, что ты не бежишь, а еле плетешься к своей цели. Это страх. Это мысли о том, что ты сейчас вдыхаешь запах именно её смерти. Это кошмар, в котором ты предпочитаешь лежать с закрытыми глазами, чтобы не открыть их и вдруг не обнаружить, что он продолжается. В твоей реальности. В моей реальности именно так и произошло. Когда выбил ногой хлипкую деревянную дверь. Когда ворвался в небольшое помещение, окутанное невыносимой вонью. Когда обнаружил труп карателя у самой двери…и не нашёл Марианну. Ветром пронестись к подвалу, устроенному в крохотной кухне. Под полом. Спускаться туда, уже понимая, что не ощущаю её присутствия. Понимая, но не веря, что не увижу её хотя бы там. Отказываясь верить в этот бред. Вот он – тот самый кошмар. Когда клубок в голове раскрутился наконец. Но не в нить, а в колючую проволоку, вспарывающую твою сознание изнутри. Длинную настолько, что, кажется, она тянется из головы вниз, по горлу, к самому сердцу и ниже, к желудку, цепляя и его. Тянется, вскрывая острыми шипами твои внутренности, и вот ты уже захлёбываешься собственной кровью. Ты жадно хватаешь открытым ртом ледяной воздух во дворе, но тебе не становится легче. Харкать. Харкать этой грёбаной кровью, стараясь избавиться от НЕЁ в тебе. Чувствуя, как металлический привкус глушит в тебе ЕЁ запах, ЕЁ вкус. Он теряется. Он тонет в нём. Так же, как и ты в своем кошмаре. Отчаянно бьёшь конечностями в океане той боли, которая обрушивается на тебя в предрассветных лучах холодного солнца. Дрожащего. Трясущегося на небосклоне. И снова вернуться в дом, потому что начинает глодать ощущение, что ты что-то упускаешь. Что-то важное. Что-то охренительно значимое. То, на что ты поначалу не обратил внимания. Марианна не могла убить сама своего охранника. Только не нейтрала. Да и не таким способом. Хотя я сомневался, что она способна сжечь мне подобных. Зашел снова в хижину и ударил кулаком о стену. Конечно! Как я сразу не понял! Зорич. Его запах в этом доме. Такой явный, такой насыщенный. Прислушаться к себе – нет, больше никого. Только он был здесь, освобождая её. Сказала ли она ему, что находится не в плену? И тебе больно не потому, что она обманула, хотя ты продолжаешь давиться вкусом её предательства, пропуская сквозь пальцы комья земли. Ты вдруг понял, что именно от этого предательства «вяжет» в горле. И во рту пересохло. Ты пытаешься произнести её имя. Тебе даже кажется, что ты что-то сказал. Но ведь это тот самый твой сон, Мокану…ты никак не можешь вспомнить, что ты вообще не спишь. Что всё происходит наяву. Проволока продолжает раскручиваться, части мозаики, кроваво-красной, собираются воедино. Вмиг. Словно притянутые друг к другу магнитом. Ты стал участником запланированной, чертовски хорошо запланированной операции. Нет, скорее, даже не участником, а её конечной целью. Пока твоя жена отвлекала внимание на себя, её сообщники организовали побег Сэма. Ты получил его весточку напоследок. Его прощальное «До скорой встречи, Николас. Клянусь, она тебе не понравится!» А это оказалось чертовски больно – узнать, что ты лишний для тех, кого любишь. Что для них ты не просто враг, а враг, против которого плетутся интриги. Враг, несмотря на то, что тебе не оставили выбора. И они знают об этом. Все они. И на их войне любые способы хороши, даже такие отвратительно грязные, как подсунуть мне свое тело, чтоб запудрить мозги. Когда, бл**ь, могла просто поговорить. Всего лишь, мать её, довериться мне, ты бы так и так вытащил сына сам! Так вот чего стоила её вера в тебя, а может, её и не было вовсе? Всё это оказалось иллюзией и твоими собственными фантазиями повернутого на ней наивного идиота? И расхохотаться, а ведь ты совсем недавно считал таковым того Ника…недалеко же ты ушел от него, и иногда тебе кажется, что ты сам идёшь ко дну намного быстрее и глубже, чем он. Предчувствие, что ты, раскинув руки, падаешь медленно в собственную могилу, и это лишь начало падения, и ни хрена не известно, что там будет на дне, но отчего-то ты склоняешься к мысли, что там будут колья с заостренными концами. Колья из лживых обещаний и пустых слов. Ты корчишься от осознания, что она приходила не к тебе. Неееет. Вся эта долбаная нежность…Эти её «люблю» на протяжении всего дня в твоих объятиях…Тебе казалось, ты сохранишь это ощущение «её» на своём теле, под своей кожей надолго. Тебе казалось, что эти ощущения невозможно стереть, невозможно удалить или вырезать из тебя. Ты в очередной раз ошибся. И ты понятия не имеешь, от чего тебя корёжит больше всего: от того, что тебя использовали, или от того, что она…Марианна допустила мысль…поверила остолопам вокруг себя, что ты можешь навредить собственному сыну. Идиотам, решившим, что только благодаря удаче их высокородные задницы ещё на свободе. *** Курд смотрел на бокал с жидкостью в руках Морта, сидевшего перед ним и угрюмо глядевшего куда-то в стену за его спиной. Вконец обнаглел, подонок, открыто напивается, наплевав на запрет употребления алкоголя в горах. Впрочем, сейчас Курда это не злило. Он отметил хамство Морта чисто машинально. Его оно не беспокоило. Его сейчас не беспокоило ничего. Он смотрел на своего подчинённого и терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Точнее, на своё предложение. Почему он не волновался? Глава Нейтралитета был готов заложить собственную голову на то, что бывший князь согласится. По-другому и быть не могло. И он даже был готов поблагодарить высшие силы за содействие. Нет, в Господа, конечно, Думитру не верил. А вот отметить расторопность шлюховатой жены Мокану, так вовремя и так мастерски нанесшей исподтишка удар по гордости и уверенности мужа, просто обязан был. Думитру даже решил про себя обязательно отблагодарить эту сучку за помощь. Скажем, как раз перед тем, как вонзит кинжал ей в сердце. Всё чаще Курд представлял для себя именно такой её кончину. Взамен тому удару лезвием, от которого дрянь год назад не скончалась. Ничего. Всему своё время. Марианне Мокану осталось не так долго смаковать свою ничтожную победу над Мортом. Курд мысленно усмехнулся. Идиотка, спасая своего отпрыска, подставила и его, и всех остальных, под такой удар, сила которого заставит ещё содрогнуться и застонать от боли всё Братство, каждого члена этой убогой расы. Спокойный глубокий голос Морта, раздавшийся в тишине кабинета Главы, вывел его из раздумий. - Я не верю тебе. Это невозможно технически. Думитру усмехнулся, глядя в прищуренные синие глаза Морта. - Не знал, что ты интересовался технической стороной этого вопроса, – он широко улыбнулся, демонстрируя клыки, - Сомневаешься, потому что, наверняка, уже пробовал? Кто тебе помогал? Твоя одинокая престарелая тётка, выглядящая, как молодая девка? Что она делала? Поила тебя своими отварами? Или твои – криво усмехнулся, делая здесь многозначительную паузу, зная, что потом он это вспомнит, - дети? Наслышан об их способностях. Вернее, - Думитру потянулся за бутылкой, стоявшей на столе возле его собеседника, - наслышан о том, что они обладают каким-то способностями. Какими, - он, как ему показалось, удручённо пожал плечами, - об этом не знает никто, ведь так? Морт перевёл расфокусированный взгляд на Главу и поднял бокал к губам. - Мы как-то с тобой уже говорили на тему, что беседы по душам – это не о нас, Курд. - Ритуал. Я проведу ритуал, который поможет тебе вспомнить всё, Морт. Никаких отваров из лап жаб и задницы енота. Никакого детского лепета. Кровь, плоть, гипноз. Подумай только. Каждую секунду из твоей прошлой жизни. Только представь…Николас, - и князь, действительно, заинтересованно вскидывает брови, слегка склоняя голову, - каждое слово, услышанное и произнесённое тобой. Ты, наконец, обретешь самого себя. - Какая невиданная щедрость, даже настораживает, - Курд морщится от недоверия, которое сквозит в голосе оппонента. - Скажем так, мне хочется вернуть себе своего преданного вершителя. Морт иронично кивнул: - Того, который оставил своего Главу с носом, сбежав с заключенной? Думитру медленно выдохнул, пряча руки под столом. Как же ему хотелось сейчас вцепиться в горло этого ублюдка и заставить подавиться грёбаным сарказмом! Но Глава привык добиваться своих целей любым способом. Даже если это означает терпеть подобную наглость. - Это твоё решение, Морт. Нет так нет. Но в одном ты абсолютно прав: моя щедрость, действительно, вещь из ряда вон выходящая. И дважды я не предлагаю. Никогда. Ничего. И никому. Курд замолчал, давая время Морту на ответ, отсчитывая про себя секунды безмолвия, и, за мгновение до того, как тот должен был решиться на отказ, Глава встал, с грохотом отодвигая назад стул, и указал рукой на дверь позади собеседника, которую сам же открыл силой мысли. - В таком случае приступай к своим обязанностям. Как мы говорили с тобой – продолжить зачистку города, затопить подземные ходы, пусть клыкастые ублюдки поплавают в собственном дерьме. Выразительно посмотрев напоследок на продолжавшего молчать Морта, он подошел к двери, всем своим видом показывая, что время аудиенции окончено. Мокану резко поднялся на ноги, а потом Курд едва не закричал от удовольствия. Когда прямо перед ним захлопнулась дверь и раздался глухой голос ублюдка. - Я согласен. Когда приступаем? *** Курд наблюдал за своим подчинённым всё время ритуала. В огромной комнате, обвешанной специальными травами, испускавшими такой едкий смрад, что Главе казалось, в его груди разгорался самый настоящий пожар. Но сейчас ему было плевать на невозможность вдохнуть, на сухость в глазах, которые щипало от вони растения, редкого и очень мощного, вызывающего галлюциногенный эффект. Это действие травы вкупе с тем, что сейчас вытворял Курд, получив беспрепятственный доступ в святая святых - в сознание Морта, не отрывавшего сейчас от него ярко-синего взгляда, должно было дать нужный результат. Результат, на который Курд отчаянно надеялся, совершая то, чего не делал никто и никогда до него. Вкладывая в сознание бывшего Князя Братства вампиров, короля Европейского клана, кровожаднейшего из вампиров и одного из сильнейших нейтралов Николаса Мокану, названного в новой жизни Мортом, лживые воспоминания. Искусство, в котором Главе не было равных. По сути, только он из ныне существующих тварей, наделявших Землю, был способен на подобное. Когда-то он уже играл с сознанием Морта, проверяя того на прочность. И ведь сукин сын прошёл тогда проверку…а после с абсолютным хладнокровием вонзил нож в спину своего начальника. Но те манипуляции с мозгом вершителя не шли ни в какое сравнение с тем, что сейчас делал Курд. Что могли значить иллюзии, которые Мокану видел, извиваясь привязанный на холодном полу в своеобразной пыточной, в сравнении с тем, что ощущал он сейчас. Воспоминания. Не просто картинки в голове. Не просто сплетни. И даже не чёртов дневник, читая который, ты знакомишься с самим собой заново. Знакомишься…но не узнаешь. Не вспоминаешь. Сейчас Курд выполнял филигранную работу, вкладывая в черепную коробку Мокану наравне со всем известными фактами из его прошлого ложные кадры. Кадры, имевшие звук и запах. То, что позволит подопытному поверить в их правдивость безоговорочно. Да, Думитру очень аккуратно, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром освобождал монстра. О, он уже видел, как тот вскидывает голову вверх, как щурится и растягивает тонкие губы в злобном оскале. Он продолжал смотреть на мокрые от пота пряди волос Мокану, упавшие на его смазливое лицо, пока бывший князь жадно глотал кровь из запястья самого Главы, и думал о том, что ради некоторых целей можно пожертвовать не только собственной кровью, но и частями тела. Думал о том, что всё же нет силы, способной изменить судьбу. Рано или поздно Мокану придётся умереть окончательно. Он умер практически трижды: в первый раз – отрёкшись от своего имени, семьи и образа жизни и ступив на земли нейтралов, во второй – в проклятом лесу, когда его сердце остановилось от действия яда, а в третий – когда технически сдох от руки наёмника. И только третий раз предоставил Курду право нарисовать Мокану то прошлое, которое поставит крест на будущем этого упёртого мерзавца. Голубой хрусталь отнимает не только жизни нейтралов, но и их воспоминания.