Я перебирала каждое сказанное им слово, каждый жест, каждое касание кончиками пальцев, каждый поцелуй, вздох, стон и толчок внутри моего тела. Засыпая на спине и зарываясь пальцами в его непослушные волосы, пока он лежал головой на моей груди, обхватив меня горячими руками, я думала о том, что ошибалась…о том, что не имела права усомниться в нём ни на секунду. Ник здесь только ради нас. Иначе этот сильный и хитрый убийца никогда не позволил бы собой манипулировать такой мрази, как Курд. Он бы уничтожил даже нейтралов и их ублюдка-предводителя. Но только не тогда, когда вся его семья объявлена вне закона и прячется по подвалам Асфентуса. Он снова играл в игру на стороне противника…и впервые не скрыл от меня правила этой игры. А я… я в ту ночь хотела насладиться минутами тишины в его объятиях. Я не знала, когда теперь снова смогу увидеть его, когда снова смогу почувствовать запах его тела, пота, запах его волос. Меня переполняла нежность на грани с безумием, когда касаешься каждой пряди и, пропуская её через пальцы, чувствуешь, как вздрагивает всё внутри. От едкого наслаждения, осторожного и невыносимого, как порезы папиросной бумагой, когда боль ощущается утонченно и остро. Хищник на моей груди затих и прислушивается к моему дыханию и сердцебиению нашей дочери, поглаживая мой живот, ловя каждое шевеление внутри моего тела. - Мы её уморили, – тихо засмеялся. Как же редко за все эти годы я слышала его смех. По пальцам можно пересчитать. И как неожиданно сладко он звучит здесь, на этом оазисе посреди рек крови и вакханалии смерти. Я так безумно устала от этой невозможности быть вместе. От постоянного страха потерять его навсегда, что теперь жадно впитывала каждую секунду, проведенную вместе. - Это она тебе сказала? Улыбнулась уголками губ и зарылась в волосы мужа, ероша их и сжимая, возвращая его голову к себе на грудь и чувствуя, как подушечки его пальцев чертят хаотичные линии на моем животе. - Тссссс, малыш. Она засыпает. На глаза навернулись слёзы – какой же он чуткий и прекрасный отец. Всегда был таким. Это заложено внутри него – безумная любовь к своим детям. Мой мужчина. Мой целиком и полностью, и это сводит с ума, потому что я знаю – он так решил. Давно. Много лет тому назад решил быть моим, и что бы ни произошло, это оставалось неизменным всегда. Я все ему расскажу чуть позже. Утром. Когда проснусь в его объятиях. Расскажу, где прячется Сэми и наши дети. Расскажу, как Ками и Ярик скучают по нему, как задают миллион вопросов о нем. Расскажу, где скрывается отец и Рино. Никто, кроме Ника не сможет нас защитить от нейтралов. И у него есть план… я знаю, что есть. Иначе он бы туда не сунулся. Иначе не пролилось бы столько крови бессмертных – он бы не допустил. Но я так же знала, что мой муж способен ради нас убивать кого угодно, и у него не возникнет проблемы выбора. Возможно, это ужасно, но именно это заставляло понимать, что рядом с ним не страшно ничего. Конечно, Ник мне не расскажет, что именно он задумал, а я и не стану спрашивать. Мне достаточно его непоколебимой уверенности в этом, которую чувствую в его словах, голосе, в его властности и в его поцелуях, и даже в его дыхании. Я не умею иначе. Я не умею не верить в него. Это неправильно. Это не я. - Когда она должна родиться? Опустил голову ниже, прислушиваясь к шевелению ребенка. - Примерно через пару месяцев. Я хочу, чтоб ты был рядом, когда это случится. - Я буду, малыш. Пусть весь этот мир на хрен сгорит. Но я буду. И я не сомневалась ни на секунду – будет. Даже если настанет конец света. Я сама не заметила, как уснула, а проснулась от странного ощущения внутри. Меня словно жгло огнём, разрывало мне грудную клетку на части с такой силой, что я не могла вдохнуть, как будто кто-то режет моё тело лезвиями изнутри. Подскочила на постели, лихорадочно подбирая вещи с пола и натягивая на себя, стараясь справиться с паникой. Очень энергично шевелилась малышка внутри, словно билась и нервничала. - Ник…,- прислушиваясь к тишине, – Ник, где ты? Бросилась к двери, и в ту же секунду в нее ввалился один из нейтралов с перерезанным горлом, из которого фонтаном хлестала кровь мне на платье. Втянув шумно воздух, я попятилась назад, оглядываясь в поисках оружия, но, увидев Зорича, с облегчением выдохнула, и тут же сердце зашлось в приступе паники снова. - Ты что творишь? Убирайся! Уходи! Этот здесь не один. Есть еще трое. Они вернутся и убьют тебя. Ты с ума сошел? Ник ничем не сможет тебе помочь! Уходи-и-и-и! Я пришел за вами, Марианна. Отрицательно качнула головой, глядя, как Зорич прячет тонкий кинжал из хрусталя за пояс, педантично вытерев его перед этим белым платком. - Я не пойду с тобой. Ник отвезёт меня обратно в город сам. И это будет правильней и надёжней всего. Оставь мне нож и уходи… я … я скажу, что это я убила охранника. В тот момент я сама не понимала, что говорю. А тревога внутри всё нарастала и нарастала. Зорич был слишком настойчив и чем-то напуган. Исамое паршивое – я понимала чем. Он боится возвращения Ника. Ищейка боится своего господина до дрожи во всём теле…Значит, и он больше ему не верит. - Вы обязаны пойти со мной. Вы слышите? Всё изменилось. Всё не так, как вы думаете, и не так, как вам кажется. Он не отпустит вас. - Что ты говоришь? И ты…ты во всё это веришь? - Я верю своим глазам, а мои глаза видели, как взорвалось здание, в котором должны были быть вы…И приказ отдавал он. - Ник не знал. Ты не можешь так думать…ты не можешь вот так о нём. Столько лет. Ты же его знаешь…и - Вот именно. Я его знаю…Точнее, знал. Тот Ник сначала выкроил бы своё сердце из грудины и даже потом вернулся бы с того света, чтобы спасти вас и своих детей… а этот отдал приказ вас убить и отдал приказ окружить и схватить собственного сына. Я уже ни во что не верю, но я верю в клятвы, и я дал клятву прежнему Николасу Мокану, что буду защищать вас и его детей ценой собственной жизни, и мне плевать, если для этого мне потребуется защищать вас от него самого. Идёмте! Слишком эмоционально для всегда спокойного ищейки, и мне вдруг стало невыносимо больно, так больно, что захотелось заорать: «И ты, Брут?». - Я никуда не пойду. Я доверяю Нику. Я верю ему, как себе. Он спасёт всех нас. И ты…ты не можешь ему не верить. Это же Ник! - Это больше не Ник. Это нейтрал. И он всем нам доказал это. - Ты не понимаешь! Он воюет за нас, просто в тылу врага. Он рискует ради нас. Я чувствую. Я это вижу. Я знаю-ю-ю. - Ничего вы не знаете. Они загнали Сэма в ловушку, и ваш сын ранен. Вы должны пойти со мной, может быть, он умирает. Внутри, там, где бьют в солнечное сплетение, сильно защемило, как от нехватки кислорода, и я схватилась за живот, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. - Ранен? - Да! Сэм ранен и он зовет вас. Хватит искать оправдания тому, чему их найти невозможно. У нас нет времени, если вернется охрана, меня убьют, а вас уже точно никуда не отпустят. И я ушла с ним. Я ушла. Чувствуя, как от ужаса происходящего начинаю сходить с ума. Разрываться между Ником и Сэмом…и это невыносимо больно. Это настолько адски больно, что у меня внутри всё разъедает серной кислотой и хочется рвать на себе волосы. Зорич выводил меня из леса, продираясь через чащу, разрубая кустарники и прокладывая дорогу там, где её, по сути, и нет вовсе. Я ехала сюда совсем другим путём, а мне казалось, что Серафим словно боится чего-то и сильно торопится. Мы вышли из леса не со стороны Асфентуса, а со стороны дороги. Там нас уже ждала машина, в которой за рулём сидел мой старший сын. - Мам! Что вы так долго?! Давай, быстрее! Здесь не самое безопасное место! Всхлипнув, я бросилась к нему, а потом остановилась, прижав руки к груди, и тогда он вышел из машины, а я, отрицательно качая головой, попятилась назад. - Ты…ты не ранен?! - Конечно, не ранен, - и перевел взгляд на Зорича. - У меня не было выбора, она отказывалась идти. Я смотрела то на одного, то на другого, и внутри опять начало жечь раскаленным железом. Они меня обманули. Зорич обманул. Внезапно затрещала рация в машине, и я узнала голос одного из ищеек: - Весь отряд разбит. Изгой тяжело ранен. Везём в лазарет. Нужна подмога и кровь для тяжело раненых. Голос Рино в рации ответил: - Я говорил, не соваться туда! Говорил не лезть. Я удивлен, как он не поубивал вас всех. - Вершителя тоже нехило зацепило, Изгой нанёс ему удар… Сэм выхватил рацию из машины и отключил, а я всё чаще и тяжелее дышала, глядя на них обоих…со свистом, всхлипывая на каждом вздохе. Я оттолкнула Серафима и бросилась к лесу. Обратно. К нему. Но Сэм поймал меня, схватил за плечи и прижал к себе. - С ним всё хорошо, мам. Всё хорошо. Не ходи туда! А я вырывалась с молчаливым ожесточением, сбрасывая его руки, стиснув зубы и чувствуя, как меня колотит от понимания, что здесь произошло. Я закричала и вцепилась пальцами в рубашку сына, чувствуя, как сводит в онемении ледяные пальцы. - Он! Твой! Отец! А вы…вы, - захлебываясь и силясь сказать хотя бы слово, но голос не слушается и срывается, ломается, - Вы сделали из меня приманку, чтобы убить его? Твоего отца! Ты хотел его смерти…Сэм? Хотел? Отвечай мне! Смотри мне в глаза и отвечай! Колени подгибаются, и уже сын держит меня под руки, не давая упасть. - Не хотел, ма. Не хотел. Они за тобой пошли. Я ради тебя. - Не надо ради меня! Он бы не тронул! Ясно?! Он бы меня не тронул. Ни меня, ни вас! Как ты этого не понимаешь?! Ты! Слышишь? Не смей никогда против отца! Никогда! Как ты мог… Голос сорвался на рыдание. Оседая на землю, чувствуя, как хватает внизу живота волнообразной болью, и я словно разделилась на две части, и одна прекрасно понимает, что меня использовали. Меня и Сэма…что они все вынесли Нику приговор в очередной раз. И я никогда им этого не прощу. В этот раз не прощу…потому что это они виноваты во всём. Они чужую войну превратили в междоусобную. В нашу личную. А я не хочу воевать. Не хочу быть наживкой, я к своему мужчине хочу. Я ребенка хочу спокойно родить. - Мама! – как сквозь вату, которая закладывает уши вместе с пульсирующей болью в висках, - Мам, он жив. Отец. Слышишь? Я бы не позволил им. Ты мне веришь? Я не хотела его слышать. Я погрузилась в самый жуткий кошмар наяву, где мне снова и снова приходилось делать выбор между теми, кого я люблю больше жизни. - Конечно, жив, - едва шевеля губами, - я бы почувствовала, если бы его не стало. Но кто знает…может быть, он уже, и правда, мёртв…или умирает. Внутри. Сэм тряс меня за плечи, а я смотрела сквозь него и видела глаза своего мужа, когда он понял, что я ушла, а его в этот момент убивали. Когда он понял, что я усыпляла его бдительность, чтобы привести к дому, в котором он так жадно и трепетно любил меня, убийц. И мне нечего сказать в своё оправдание…Он не поверит. Ник никогда не верил в слова. Только в поступки. И он не умеет прощать. Этот Ник точно не умеет. Мне страшно было подумать, что он испытал в тот момент, когда понял, что это сделала я…Я! Потому что меня использовали и обманули мои близкие…те, кому доверяла. Перевела затуманенный взгляд на Сэма: - Если ты когда-нибудь поднимешь оружие против своего отца, я не прощу тебя, Сэм. В этот момент ты убьёшь меня. Я не стану выбирать кого-то из вас. Я выберу смерть. Лучше смерть, чем смотреть, как вы убиваете друг друга. - Тебе не придётся, - провёл ладонью по моей щеке, - я так люблю тебя, мам. Я хочу, чтоб ты снова была счастлива…я хочу, чтоб ты жила. У меня всё внутри разрывается, когда ты страдаешь из-за него. - Но я не буду счастлива, родной. Без твоего отца это невозможно, - прошелестела едва слышно, снова чувствуя, как режет живот болью, и ребёнок бьётся внутри. - Я знаю. Ты всегда любила его больше, чем нас. Схватила сына за воротник и дёрнула к себе, чувствуя, как по щекам градом текут слезы и в горле дерёт от едва сдерживаемых оглушительных рыданий. - Запомни раз и навсегда: нет такого – любить больше или меньше! Нету! Нет такого – заставлять мать делать выбор, потому что она всегда выберет дитя, а потом …потом будет гнить заживо, а не жить. Он – твой отец, он породил тебя на свет… - Насилием над тобой? Разве это был акт любви? Я не поняла, как ударила его по щеке. Впервые в жизни подняла на него руку, и Сэм замер, как и я сама.