– Стейс, Плант уже прислал протоколы допросов свидетелей? – Так точно. Занес их около часа назад. – И сколько их всего? – поинтересовалась детектив. – Штук сорок-пятьдесят, – услышала она в ответ. – Оставь пока свои исторические изыскания, Стейс, и внимательно просмотри их все. Детально. – Хорошо, босс. А что я ищу? – Мы знаем, что Сэди на крыше никогда не было, но все слышали о том, что она там была. У этого слуха должен быть какой-то источник. Я хочу знать, кто первый сказал, что видел Сэди Винтерс на крыше. Глава 17 Доусон был уверен, что уже проходил по этому коридору. Уже по второму разу он шел вдоль полок из красного дерева, хранивших переплетенные в кожу ежегодные отчеты о деятельности Хиткреста. Сержант решил, что это чертово место хорошо лишь для тех людей, которые точно знают, куда идти. На улице была масса указателей, а вот внутри их явно не хватало. Честно говоря, Кевин не мог дождаться того момента, когда покинет это заведение. Атмосфера привилегированности давила на него так же, как стропила из темного дерева, которые смыкались над его головой каждый раз, когда он ошибался с поворотом в своих попытках вернуться в главный холл. Он всегда чувствовал себя не в своей тарелке в подобных местах. Его собственные школьные годы прошли в переполненных классах, где измученные учителя пытались следовать напряженному учебному плану. Кевин вспомнил один из родительских вечеров – тогда ему было четырнадцать лет от роду. Его мать минут десять беседовала с одним из его учителей, прежде чем оба поняли, что говорят о разных мальчиках. Больше всего в частном школьном образовании Доусона убивала мера ответственности. В школах, подобных Хиткресту, с самого начала от учеников ждали каких-то достижений. В его же школе все с самого начала считали, что ученики ничего не достигнут в этой жизни. Там главной задачей было дать детям базовые знания, приготовив их, таким образом, к будущей работе. Здесь же детей готовили к будущей карьере. Его выбор ограничивался профессиями столяра, слесаря, механика и, если очень постараться, водителя автобуса. Здесь же он смотрел на будущих врачей, хирургов, известных атлетов и политиков. Сержант подумал о собственной дочери, Шарлотте, которой исполнилось два года и которая любила совать свой нос во все щели. Как ее отец, он уже считал, что она может стать всем, кем захочет. И для этого был готов сделать все, что в его силах, чтобы ее мечты стали реальностью. Но как, черт побери, он сможет конкурировать с подобными местами? Проходя мимо открытой двери, Кевин заметил какое-то движение. Сделав шаг назад, заглянул в помещение. Там человек пятнадцать ребят, которым было лет по двенадцать, бегали от одной стены спортзала к другой. – Давай, Пиготт, не отставай! – крикнул стоявший на боковой линии учитель. Сержант заметил мальчишку, который отстал от всех почти на полдлины зала. Его синяя футболка промокла от пота, а белые жирные ноги сотрясались, одетые в шорты, которые врезались ему прямо между ног. По прикидке Доусона, у этого парня была пара лишних стоунов[17] веса. – Чем я могу вам помочь? – поинтересовался учитель, мгновенно заметивший сержанта в дверях. Кевин быстро показал свое удостоверение и представился. – Я здесь по поводу того, что случилось с Сэди Винтерс. Вы ее знали? Мужчина протянул ему руку для пожатия и одновременно отрицательно покачал головой. Доусон постарался не завидовать мышцам его ног, натягивавшим шорты синего цвета, или размерам бицепсов – складывалось впечатление, что в каждом рукаве у него прячется по футбольному мячу. Сержанту ни к чему было поднимать футболку преподавателя – он и так знал, что увидит под ней шесть идеальных кубиков пресса. Его возраст полицейский определил как сорок – сорок пять лет, и его поразила мысль о том, что даже через двадцать лет этот человек будет заходить в бар в одежде, подчеркивающей его физические кондиции. «Надо чаще посещать спортзал», – промелькнула у Кевина мысль. – Филип Хейверс, учитель по физподготовке и тренер этих шалопаев. Честно говоря, девочек я совсем не знаю. Мальчишек мне больше чем достаточно, – сказал преподаватель, поглядывая на небольшую группу учеников, продолжавших свой бег. Доусону стало интересно, приходилось ли этому педагогу работать в обыкновенной школе, где в классах учится по тридцать и больше учеников. Представить себе их всех бегающими от стены к стене в небольшом помещении было все равно, что вообразить паническое бегство стада испуганных быков. – Черт побери, Пиготт, ты проигрываешь. Пошевеливайся! – опять крикнул учитель. Даже Кевину было понятно, что толстяк отстал еще на полметра. – Давай же, свинья, догоняй! – крикнул через плечо один из мальчиков. Судьба была настолько жестока, что наградила толстяка фамилией, часть которой означала «свинья»[18]. Доусон ждал, что Филип Хейверс сделает замечание крикнувшему мальчику. Но этого не произошло. Вместо этого учитель посмотрел в сторону сержанта и закатил глаза. – Паренек уже на пределе, а ведь это только разминка. Кевин отлично все помнил. Помнил, как из последних сил напрягал мышцы, чтобы не отстать. Он почувствовал жжение в ногах, как будто это происходило прямо сейчас. – Еще три раза, и, может быть, кто-то из вас поддержит Пиготта? – выкрикнул Хейверс. Выкрикнувший оскорбление мальчик начал скандировать: «Свинья, свинья, свинья!» На третьем слове скандирование подхватили все остальные. Доусон почувствовал, как его челюсти окаменели. Ему такая поддержка не понравилась бы. – Давление со стороны сверстников работает лучше всего, – заметил Филип, перекрывая голосом эти крики. – Смотрите, он уже отыграл полметра. «Ну да, издевательства и стыд погонят тебя вперед», – подумал Кевин, смотревший на происходящее по-иному, чем учитель. Было видно, что бедняга Пиготт уже достиг предела своих физических сил. Он был весь красный, а капли пота превратились в ручейки, стекавшие по его вискам. Рот его был постоянно открыт – так он пытался глотнуть побольше воздуха. – Не слишком ли жестко? – поинтересовался Доусон, хотя это и в малой степени не отражало того, что он сейчас испытывал. – Нет, если это заставит его задуматься, прежде чем съесть очередное сливочное пирожное или даже два. – А кто-нибудь из мальчиков мог знать Сэди Винтерс? – Кевин предпочел вернуться на более твердую почву. Ведь если заехать физкультурнику по физиономии, это вряд ли поможет мальчику или его собственной карьере в полиции. Преподаватель взглянул на мальчишек, заканчивающих пробежку. Попытки догнать их изо всех сил сказались на Пиготте, и теперь он расплачивался за это, отстав уже почти на целую длину зала. – Могу я поговорить с кем-нибудь из них? – Да, можете взять Пиготта, – разрешил учитель после минутного раздумья. – В баскетболе от него пользы ровно как от козла молока. Прежде чем Доусон смог ответить, Хейверс свистнул в свисток и стал давать указания ученикам насчет того, какое оборудование надо принести с боковой линии. – Тебя, Пиготт, это не касается. Подойди к нам, – велел он, когда толстый мальчик в последний раз коснулся стены. Пока выбившийся из сил ученик наполовину шел, наполовину тащился к учителю и полицейскому, на его лице было написано и удивление и облегчение. – Офицер полиции хочет с тобой поговорить. – Филип сжал плечо подростка. Тяжело и с трудом дыша, тот кивнул. – А где бы мы могли… – произнес сержант, оглядываясь. – За дверью есть скамейка. – Учитель махнул рукой в сторону коридора. Доусон кивнул в знак благодарности и направился к двери. * * * – Присаживайся, – предложил он подростку, протягивая ему носовой платок. Упражнение закончилось, а пот все продолжал лить с его лба. – Спасибо, – выдохнул Пиготт, вытирая платком голову, лицо и шею, после чего попытался вернуть его сержанту. – Оставь себе, – предложил Доусон. Мальчик еще раз промокнул брови. – И как же тебя зовут? – поинтересовался Кевин. – Пиготт, сэр, – раздалось в ответ. – Я про твое имя, – уточнил сержант. – Джеффри, сэр, – вежливо ответил подросток. – А ты знал Сэди Винтерс? – поинтересовался полицейский. – Немного. – Пиготт пожал плечами. – Она не походила на других девочек.