– Конечно. – Он вдруг нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Мне очень жаль, что я разговаривала с вами так резко, милая, – мягко произнесла Вера. – Мне было очень плохо. – Я все понимаю, – заверила ее Сара. – Я боялась, что мой мальчик умрет. Но я молилась. И говорила об этом с Господом. Как поется в песне: «Если вдруг придут невзгоды и несчастья одолеют, обратись с молитвой к Богу – и на сердце потеплеет». – Вера, нам пора, – сказал Эрб. – Нам надо поспать и узнать, как… – Но теперь Господь подал мне знак, – продолжала Вера, мечтательно глядя на луну. – Джонни не умрет. Господь не допустит этого. Я услышала Его голос у себя в душе и теперь спокойна. Эрб открыл дверцу машины. – Поехали, Вера. Она взглянула на Сару и улыбнулась. Сара сразу вспомнила такую же открытую и беззаботную улыбку Джонни, но эта показалась ей самой жуткой, какую она когда-либо видела. – Господь осенил Джонни своей благодатью, – сказала Вера, – и теперь душа моя ликует. – До свидания, миссис Смит. – Губы Сары едва шевелились. – До свидания, Сара. Эрб сел за руль и завел двигатель. Машина тронулась и выехала с парковки на Стейт-стрит. Только тут Сара сообразила, что забыла спросить, где они остановятся. Хотя, наверное, они еще и сами не знали. Она подошла к своей машине и бросила взгляд на реку: в темных водах, похожих на шелк, отражалась луна. На стоянке больше никого не было. Сара подняла глаза и посмотрела на луну. Господь осенил Джонни своей благодатью, и теперь душа моя ликует. Луна висела на небе как аляповатая карнавальная игрушка, небесное «Колесо фортуны», где все подтасовано в пользу хозяина и, помимо обычного зеро, есть еще и двойное. Сектор хозяина, сектор хозяина, все платят хозяину, ой-ё-ёй! Ветер гонял по парковке опавшие листья. Сев за руль, Сара почувствовала себя очень одинокой и поняла, что потеряет Джонни. Ее охватил ужас, и по телу прокатилась дрожь. Наконец она собралась с силами, завела двигатель и поехала домой. 6 На следующей неделе от сообщества учащихся Кливс-Миллс поступило море открыток и пожеланий скорейшего выздоровления. Эрб Смит позже говорил Саре, что Джонни получил больше трехсот открыток. И в каждой были теплые слова и надежда на его выздоровление. Вера ответила на каждое послание запиской со словами благодарности и цитатой из Библии. У Сары больше не было проблем с дисциплиной в классе. Ее внутреннее ощущение о нерасположении к ней школьной общественности сменилось прямо противоположным. Постепенно она поняла, что ребята видели в ней трагическую героиню – потерянную любовь мистера Смита. Эта мысль пришла Саре в голову в учительской во время перемены, в следующий четверг, и она сначала рассмеялась, но смех тут же перешел в истерические рыдания. Она испугалась себя. Во сне Сару постоянно преследовали кошмары, в которых Джонни или являлся в маске Джекила и Хайда, или стоял у «Колеса фортуны», а какой-то бестелесный голос все время повторял: «Мистер, мне нравится смотреть, как вы с ним разделываетесь!» Или Джонни говорил: «Все в порядке, Сара, теперь все хорошо», – а потом входил в комнату, и выше бровей у него не было головы. Эрб и Сара остановились на неделю в гостинице, и Сара ежедневно встречалась с ними в больнице после обеда. Они терпеливо ждали вестей. Но ничего не происходило. Джонни лежал на шестом этаже в отделении интенсивной терапии, его жизнь поддерживали разные приборы, в том числе и искусственного дыхания. Доктор Стронс уже не выражал оптимизма. В пятницу Эрб позвонил Саре и сообщил, что они с Верой возвращаются домой. – Она не хочет ехать, – сказал он, – но мне удалось образумить ее. Или так мне кажется. – С ней все в порядке? – спросила Сара. Повисла долгая пауза, и Сара решила, что задала бестактный вопрос. Наконец Эрб заговорил: – Не знаю. А может, и знаю, но не хочу признаваться в том, что с ней не все в порядке. Она всегда была религиозной, но после перенесенных операций ее фанатизм усилился. После удаления матки. А теперь дело совсем худо. Она постоянно твердит о конце света. Она связывает аварию Джонни с Вознесением. Накануне Армагеддона Господь забирает всех истинно верующих на небо в их земном облике. Сара вспомнила о наклейке на стекле однажды увиденного ею автомобиля: «Если Вознесение сегодня, пусть кто-нибудь заменит меня за рулем!» – Я понимаю, о чем вы, – сказала она. – Дело в том, – смущенно продолжал Эрб, – что она… поддерживает отношения с некоторыми группами… считающими, будто Господь явится к истинно верующим на летающей тарелке. Чтобы забрать их на небеса тоже на летающих тарелках. Эти секты… убеждают всех – по крайней мере не сомневаются сами, – что рай находится в созвездии Ориона. Только не спрашивайте меня, как они это вычислили. Вот Вера могла бы вам объяснить. Так что, Сара, сейчас мне довольно трудно. – Я понимаю вас. – Но она отличает мир реальный от воображаемого! – встрепенулся Эрб. – Вере нужно время, чтобы осознать случившееся. Я так и сказал ей. И что дома она может сделать это с таким же успехом, как и здесь. Я… – Откашлявшись, он продолжил: – Мне надо вернуться на работу. У меня есть обязательства… – Ну конечно, – сказала Сара и, помолчав, спросила: – А что со страховкой? Лечение наверняка стоит безумных денег… – смущенно добавила она. – Я разговаривал с мистером Пелсеном, заместителем директора школы. У Джонни был стандартный пакет «Голубого креста», покрывающий часть расходов по пребыванию в больнице, – пояснил Эрб. – Не эта новая штука по многосторонней медицинской страховке. Но нам с Верой удалось кое-что скопить. У Сары защемило сердце. Нам с Верой удалось кое-что скопить. На сколько хватит их сбережений, если день пребывания в больнице стоит долларов двести, а то и больше? И чего ради? Чтобы поддерживать Джонни в состоянии растения, которое бездумно мочится в трубку и пускает по миру своих родителей? Чтобы он и дальше сводил мать с ума несбыточной мечтой о его выздоровлении? По щекам Сары потекли слезы, и она впервые подумала, что лучше бы Джонни умер и обрел вечный покой. Она ужаснулась этой чудовищной мысли, но та не исчезла. – Я хочу, чтобы все у вас было хорошо, – сказала она. – Я знаю, Сара. И мы желаем тебе того же. Ты будешь писать нам? – Обязательно! – И приезжай к нам в гости, когда получится. Паунал не так далеко. – Он помолчал. – По-моему, Джонни выбрал себе правильную девушку. У вас все было серьезно? – Да, – подтвердила Сара, заливаясь слезами. Она вдруг заметила, что Эрб говорил о них в прошедшем времени. – У нас все было серьезно. – До свидания, милая. – До свидания, Эрб. Сара повесила трубку и, поразмыслив, набрала номер больницы и справилась о Джонни. Никаких изменений. Поблагодарив реанимационную сестру, она повесила трубку и задумалась. Бог присылает флотилию летающих тарелок, чтобы забрать истинно верующих и доставить их на Орион. Смысла в этом было не больше, чем в безумном решении Господа сохранить жизнь лишенному разума Джону Смиту и погрузить его в вечную кому, конец которой положит только внезапная смерть. Перед Сарой лежала стопка ученических сочинений. Она налила себе чаю и села проверять их. И если был момент, с которого начался отсчет ее нового периода жизни, уже после Джонни, то наступил он именно сейчас… Глава четвертая Убийца был скользким. Он сидел на скамейке в городском парке возле эстрады, курил сигарету и напевал песню из «Белого альбома» «Битлз»: Ты сам не понимаешь, как тебе повезло снова очутиться в СССР… Он еще не был убийцей, во всяком случае, пока. Но думал об убийстве очень давно. Мысли о нем неотступно преследовали его, но вовсе не тревожили, а, напротив, поднимали настроение. Время он выбрал правильно. И волноваться, что его поймают, никаких оснований нет. Как и по поводу прищепки. Потому что он хитрый. Пошел небольшой снег. Все это происходило 12 ноября 1970 года, а за сто шестьдесят миль к северо-востоку от этого небольшого городка на западе штата Мэн лежал в коме Джон Смит. Убийца осмотрел парк. Туристы, приезжавшие в Касл-Рок и Озерный край, часто называли его «общей землей». Но сейчас туристов здесь не было. Парк, утопавший летом в зелени, стал желтым и неживым и терпеливо дожидался, когда зима наконец вступит в свои права. На фоне светлого неба сверкали, переливаясь, замерзшие капли на покрытом ржавчиной проволочном щите, ограждавшем «дом» – основную базу на играх Малой бейсбольной лиги. Эстрада для оркестра нуждалась в покраске. В целом открывавшаяся взгляду картина не радовала глаз, но убийца не замечал этого. Внутри у него все пело, и он с трудом сдерживался, чтобы не пританцовывать, а пальцами так и хотелось пощелкать в такт. На этот раз его мечта наконец сбудется. Раздавив каблуком окурок, он тут же закурил новую сигарету и взглянул на часы. 15:02. Он сел на скамейку и продолжил курить. Мимо прошли двое мальчишек, перекидывая друг другу мяч, но убийцу они не видели, потому что скамейки стояли в низине. Он подумал, что именно сюда приходят потаскуны, когда погода теплее. Он знал все о потаскунах и о том, чем они занимались. Ему рассказывала об этом мать, и он видел все сам. При мысли о матери настроение немного испортилось. Однажды, когда ему было семь лет, мать неожиданно вошла к нему в комнату – она никогда не стучалась – и застала его за тем, как он игрался со своей «штучкой». Она чуть с ума не сошла. Он пытался объяснить ей, что в этом нет ничего такого. Ничего плохого. Он просто «встал». Он ничего для этого не делал, и тот «встал» сам по себе. А он сидел и постукивал по нему. Ничего особо интересного, даже скучно. Но мать чуть с ума не сошла. Ты что, хочешь быть грязным потаскуном? – закричала она. Он даже не понимал, о чем она: слово «грязный» он знал, а другое слышал от старших мальчишек во дворе их школы. Хочешь быть грязным потаскуном и подцепить заразу? Хочешь, чтобы у тебя оттуда тек гной? Чтобы он почернел? Чтобы сгнил? Ты этого хочешь? Она схватила его за плечи и начала трясти, а он разревелся от страха. Его мать, крупная и властная женщина, не терпела возражений, а он тогда не был убийцей и не был скользким – всего лишь маленький мальчик, ревущий от страха. Его «штучка» съежилась и пыталась втянуться в тело. Мать нацепила ему на «штучку» прищепку и заставила ходить с ней два часа, чтобы он знал, как опасны болезни. Боль была дикая. Он взглянул на часы. 15:07. Выбросил недокуренную сигарету и прислушался: кто-то приближался. Он узнал ее. Это была Альма, Альма Фречетт из кофейни, расположенной через дорогу. Только что закончила смену. Он знал Альму и даже пару раз встречался с ней, и они ездили на Серенити-Хилл. Она хорошо танцевала. Для потаскух это обычное дело. Он обрадовался, что идет именно Альма. Она была одна. Снова в СС… снова в СС… снова в СССР. – Альма! – окликнул он и помахал рукой. Вздрогнув от неожиданности, она обернулась и увидела его. Потом улыбнулась, подошла к нему и, сев скамейку рядом с ним, назвала по имени. Он, тоже улыбнувшись, поднялся. Он не боялся, что их увидят. Он был неприкасаемым. Настоящим суперменом! – Почему ты так одет? – спросила она.