– Круто, верно? – Он усмехнулся. – Ну-у, не знаю… – Хочешь, я тебе кое-что покажу? – спросил он. – Ты такого точно никогда не видела! – И что это? – Пошли, увидишь сама. – Пойдем. Как все просто! Она поднялась с ним на эстраду. Если бы кто-то в это время шел мимо, он успел бы отказаться от своих намерений. Но в парке никого не было. Никаких прохожих. Весь парк в их полном распоряжении. Из свидетелей только светлое небо над головой. Альма была невысокого роста, светловолосая. Он не сомневался, что крашеная. Все потаскухи красят волосы. Он повел ее по эстраде, и их шаги гулко разносились по деревянному настилу. В углу валялся пюпитр, а рядом пустая бутылка из-под виски. Да, это место было точно тем самым, куда водили потаскух. – И что? – спросила она, ничего не понимая и начиная нервничать. Убийца весело улыбнулся и показал ей пальцем на валявшийся пюпитр. – Слева от него. Видишь? На досках лежал использованный презерватив, напоминавший сброшенную змеиную кожу. Альма скривилась и резко повернулась, чтобы уйти, но налетела на убийцу. – Не смешно… Он схватил ее и толкнул назад. – Куда это ты собралась? Ее взгляд стал настороженным и испуганным. – Дай мне пройти! Иначе сильно пожалеешь. У меня нет времени на идиотские шутки… – Это не шутка! Совсем не шутка, грязная потаскуха! Наконец-то он произнес эти слова вслух и назвал ее настоящим именем! Его захлестнула радость, и мир вокруг закружился. Альма вырвалась и бросилась к низким перилам по периметру эстрады, рассчитывая перескочить через них. Убийца ухватил ее сзади, за воротник дешевенького пальто, и рванул к себе. Нитки на шве с треском лопнули, и Альма открыла рот, чтобы закричать. Он зажал ей рот рукой, придавив губы к зубам, и почувствовал, как по ладони потекла теплая кровь. Она отчаянно колотила его, и ей никак не удавалось зацепиться за его одежду, чтобы устоять, потому что он был… Скользким! Он швырнул ее на пол и убрал ладонь ото рта, перемазанного кровью. Она снова хотела закричать, но он с размаху упал на нее, ухмыляясь и тяжело дыша, и воздух со свистом вырвался из легких Альмы. Теперь, уже ощутив его возбуждение, она не пыталась кричать и только отбивалась, норовя вцепиться в его одежду, но пальцы соскальзывали. Он грубо раздвинул ей ноги и оказался между ними. Альма ударила его, угодив в переносицу, отчего на глазах убийцы выступили слезы. – Ах ты, потаскуха! – прошипел он, сжимая пальцы у нее на горле. Он душил Альму, отрывая ее голову от дощатого пола и с силой опуская вниз. Ее глаза закатились, лицо сначала порозовело, потом стало красным и, наконец, побагровело. Сопротивление ослабло. – Потаскуха, потаскуха, потаскуха! – хрипло выкрикивал убийца. Теперь он стал настоящим убийцей, и тело Альмы Фречетт уже никогда и никого не будет смущать на Серенити-Хилл. Ее глаза вылезли из орбит, как у дурацких кукол, которыми торговали на аллеях ярмарки. Убийца тяжело дышал. Руки Альмы безвольно лежали на дощатом полу, а его пальцы, впившиеся в ее горло, почти исчезли из виду. Он ослабил хватку, готовый снова сжать пальцы, если она пошевелится. Но Альма не шевелилась. Через мгновение убийца трясущимися руками распахнул на ней пальто и задрал юбку. Светлое небо равнодушно смотрело на парк Касл-Рока, по-прежнему пустынный. Тело задушенной и изнасилованной Альмы Фречетт нашли только на следующий день. По версии шерифа, преступление совершил какой-то заезжий мерзавец. Об убийстве написали газеты штата, и жители Касл-Рока признали, что шериф прав – никто из местных парней на такое зверство не способен. Глава пятая 1 Эрб и Вера Смит вернулись в Паунал и попытались наладить жизнь. В декабре Эрб закончил ремонт дома в Дареме. Как и предполагала Сара, их сбережения таяли на глазах, и им пришлось обратиться за помощью, предоставляемой государством гражданам в чрезвычайных ситуациях. Само осознание этого состарило Эрба почти так же, как и авария, в которую попал его сын. Эрб считал программу помощи эвфемизмом милостыни или благотворительности. Всю жизнь много и честно работая, он не предполагал дожить до того дня, когда ему придется полагаться на помощь государства. Но такой день наступил. Вера подписалась еще на три журнала, и почта регулярно доставляла их. Все они издавались на дешевой бумаге и с такими иллюстрациями, будто их рисовали дети. «Божьи летающие тарелки», «Грядущее Преображение» и «Духовные чудеса Господа». «Высшие силы» тоже по-прежнему приходили, но иногда лежали нечитаными по три недели, зато свои новые журналы Вера зачитывала до дыр. Она находила, что очень многое в них имеет прямое отношение к несчастью с Джонни, и во время ужина зачитывала соответствующие выдержки усталому мужу пронзительным голосом, дрожавшим от экзальтации. Эрб все чаще и чаще просил ее помолчать, а порой даже срывался на крик, требуя избавить его от этой чуши и оставить в покое. Тогда Вера, бросив на него обиженный взгляд, удалялась наверх, чтобы продолжить свои исследования. Она вступила в переписку с редакциями этих журналов и обменивалась письмами с авторами публикаций и другими их собратьями по перу, разделявшими ее взгляды. Как и сама Вера, большинство ее корреспондентов были вполне добросердечными людьми, желавшими помочь ближним и облегчить невыносимую боль. Они посылали ей молитвы и амулеты, обещали помолиться за Джонни на ночь. Однако встречались и мошенники, и Эрба тревожила неспособность жены распознать их. Ей предложили купить щепку с креста, на котором распяли Сына Божьего Иисуса Христа, всего за 99,98 доллара. Или пузырек с водой из чудотворного источника в Лурде, уверяя, что вода наверняка поможет Джонни очнуться, стоит лишь смочить ему лоб. Стоил пузырек доллар и десять центов, не считая почтовых расходов. Дешевле (и потому привлекательнее для Веры) было только постоянное проигрывание пленки с записью двадцать третьего псалма и молитвы «Отче наш» в исполнении Билли Гумбарра, миссионера с Юга. В рекламной брошюре утверждалось, что проигрывание записи у постели Джонни в течение нескольких недель обязательно приведет к чудесному исцелению. В качестве дополнительного благословения (только на короткое время) к приобретенной записи прилагалась фотография самого Билли Гумбарра с автографом. Эрб все чаще вмешивался, поскольку страсть Веры к этим псевдорелигиозным атрибутам усиливалась. Иногда он тайком рвал выписанные ею чеки или намеренно занижал остаток на счете, но если просили только наличные, ему приходилось проявлять характер. Постепенно Вера стала отдаляться от мужа и считать его неверующим грешником. 2 Сара Брэкнелл продолжала работать в школе и по утрам ездила на занятия. Но остальная часть дня мало чем отличалась от того, что происходило после разрыва с Дэном: она жила в ожидании перемен. Переговоры в Париже зашли в тупик. Несмотря на рост протестов как внутри страны, так и за рубежом, Никсон приказал продолжить бомбардировки Ханоя. На пресс-конференции он предъявил фотографии, «убедительно доказывавшие», что американские самолеты не бомбили северовьетнамские больницы, но сам передвигался повсюду только на армейском вертолете. Расследование убийства в Касл-Роке зашло в тупик после того, как подозреваемого в нем бродячего художника, который в свое время провел три года в больнице для душевнобольных, выпустили на свободу: вопреки ожиданиям его алиби полностью подтвердилось. Дженис Джоплин все с тем же надрывом исполняла блюзы. Законодатели мод в Париже второй год подряд безуспешно пытались увеличить длину юбок. Обо всем этом Сара смутно знала, будто случайно услышала голоса из соседней комнаты, где проходила какая-то вечеринка. Выпал первый снежок, потом еще немного, а за десять дней до Рождества разыгралась такая метель, что отменили занятия в школе, и Сара осталась дома. Она сидела у окна и смотрела на летящий снег, устилавший Флэгг-стрит белым ковром. Ее короткий роман с Джонни – хотя и романом-то назвать его было нельзя – теперь уже стал частью минувшего времени года, и Сара чувствовала, как он постепенно отдаляется от нее. Ей было не по себе, словно она медленно погружалась в воду и тонула. Тонула в днях. Сара много прочитала о черепных травмах, комах и повреждениях мозга. Полученные сведения не внушали оптимизма. Сара узнала о девочке из маленького городка в Мэриленде, пролежавшей в коме шесть лет. О молодом парне из английского Ливерпуля, который работал в доках и, впав в кому на шестнадцать лет после удара крюком портового крана, в этом же состоянии и скончался. Постепенно у этого крепкого молодого парня атрофировались все центры, отвечавшие за связь с внешним миром, волосы выпали, зрительные нервы за закрытыми веками превратились в жижу, а из-за укоротившихся связок тело приняло позу эмбриона. Вскрытие показало, что во фронтальной и префронтальной коре мозг уже не имел никаких извилин и был практически гладким. О, Джонни, как же это несправедливо! – думала Сара, наблюдая за кружившими снежинками, которые покрывали белым саваном прошедшее лето и золотую осень. Это несправедливо! Тебя не должны удерживать насильно. Каждые десять дней или две недели она получала письмо от Эрба Смита: у Веры были свои друзья по переписке, у него – свои. Он писал широким размашистым почерком, пользуясь по старинке авторучкой. Мы оба живы и здоровы. Ждем новостей, как наверняка и ты. Да, я тоже покопался в книгах и понимаю, о чем ты тактично стараешься умалчивать в письмах, Сара. Перспективы вовсе не радужные. Но мы все равно не теряем надежды. Я не верю в Бога так, как Вера, но свои соображения на этот счет у меня все же есть: почему он не позволил Джонни умереть сразу, если решил не оставлять его в живых? Может, для этого есть особая причина? Не знаю, но мы продолжаем надеяться. Потом пришло еще одно письмо. В этом году мне приходится заниматься рождественскими подарками самому, потому что Вера считает это греховным обычаем. Именно это я и имею в виду, когда говорю, что с ней становится все труднее. Она всегда считала Рождество святым днем, а не праздником, а если бы увидела, что я написал это слово с маленькой буквы, то, наверное, застрелила бы меня как конокрада во времена освоения Запада. Вера всегда говорила, что Рождество – это праздник рождения Иисуса, а не Санта-Клауса, но раньше это никогда не мешало ей покупать подарки. Она даже любила это. А теперь постоянно твердит, какой это грех. Люди, с которыми Вера постоянно переписывается, внушают ей самые странные мысли. Господи, как же мне хочется, чтобы она снова стала нормальной. А в остальном с нами все в порядке. Эрб. На Рождество Сара получила открытку, над которой даже всплакнула: Желаем тебе всего самого наилучшего, и если захочешь навестить двух «старых чудаков» на праздник, то гостевая спальня в твоем полном распоряжении. У нас с Верой все в порядке. Надеюсь, Новый год принесет нам всем радость, даже уверен в этом. Эрб и Вера. Сара не поехала в Паунал на Рождество. Отчасти потому, что погружение Веры в свой собственный мир неуклонно продолжалось, о чем свидетельствовали письма Эрба. Отчасти же потому, что уже не чувствовала такой тесной связи с родителями Джонни. Неподвижная фигура на больничной кровати в Бангоре некогда очень сблизила их, а теперь Сара смотрела на Джонни будто с неправильной стороны телескопа – он стал крошечным и очень далеким. Поэтому она и не поехала. Наверное, Эрб тоже почувствовал это, и его письма стали приходить все реже и реже. В одном из них он почти открыто написал, что Саре уже пора подумать о себе: при такой красоте желающих пригласить ее на свидание наверняка найдется немало. Но она никуда и ни с кем не ходила. Не хотела. Джин Седекки – тот самый учитель математики, что приставал к Саре на свидании тысячу лет назад, – постоянно приглашал ее встретиться, причем первое приглашение последовало неприлично быстро после катастрофы с Джонни. Джин оказался очень настырным, и Сара уже начала подумывать, что его настойчивость рано или поздно увенчается успехом. Этого следовало ожидать. Иногда приглашали ее и другие мужчины. Один из них, студент-юрист Уолтер Хазлетт, понравился ей. Они познакомились на вечеринке, устроенной Энн Страффорд в канун Нового года. Сара предполагала пробыть там недолго, но задержалась и почти весь вечер проговорила с Хазлеттом. Хотя отказать ему в свидании было крайне трудно, она все-таки отказала, отлично понимая, чем именно он ее привлек: Уолт Хазлетт, высокий мужчина с копной каштановых волос и ироничной улыбкой, сильно походил на Джонни. Но заводить отношения с мужчиной только потому, что он напоминал о другом, было неправильно. В начале февраля Сару пригласил на свидание механик, который чинил ее машину в городском автосервисе «Шеврон». Она уже было согласилась, но потом все же отказала. В Арни Тремонте, высоком, смуглом, статном и улыбчивом, было что-то хищное. Он напоминал Саре Джеймса Бролина, игравшего одну из главных ролей в сериале «Доктор Маркус Уэлби». А еще больше – Дэна.