– То есть художественные таланты он получил после предполагаемого укуса гюрзы? – уточнил Александр. – Возможно… Сам Виталий считал, что художник в нем родился после третьего самого тяжелого ранения. Но это ранение он получил после своего тогдашнего трехдневного исчезновения. Впрочем, есть еще одно обстоятельство. По воспоминаниям Тумирея, в те дни над горами то и дело появлялось то, что мы зовем НЛО. – Гуров покрутил пальцами над головой. – Правда, в ту пору об этом мало кто слышал, и поэтому наши подумали, что это американцы испытывают какое-то новое оружие. Ну а с учетом того, какой лапши нам навешали сегодня, можно предположить, что он побывал в гостях у каких-то пришельцев. – Маловероятно… – наморщив нос, категорично помотал головой Стас. – Это фантастика в чистом виде. – Если не учесть еще одного момента! – Лев замолчал, глядя на своих собеседников. – Ну, ну, ну! – разведя и потрясая руками, выпалил Крячко. – Когда я второй раз ездил на Грачихинский бульварчик – ты тогда был в Проклове, – Линкс мне рассказал о том, что среди работ Лунного был один очень необычный сюжет. Он нарисовал что-то наподобие интерьера летающей тарелки и три человекообразные фигуры на фоне иллюминаторов, мониторов и прочего. Эту картину у него купил какой-то американец. Вот тут и задумаешься – а с чего это Лунный вдруг какую-то фантастику рисовать надумал? На какое-то мгновение в кабинете повисла тишина. – Ну, вот, мент родился! В смысле, наш коллега… – издав саркастичное «хе-хе!», объявил Крячко. – Знаешь, Лева, версия о похищении Лунного «тарелконавтами» мне кажется полной лажей. Хотя ладно, вопрос этот спорный – отложим его. Меня другое интересует. Тамошний участковый, если помнишь, про местного батюшку рассказывал, как тот приходил к Тумирею. Вроде того, побыл перед картиной и молча ушел. Как считаешь, с ним что могло случиться? Гуров удивленно взглянул на приятеля и чуть снисходительно пояснил: – Так об этом-то, когда мы шли, Тумирей тоже рассказывал! Ты что, не помнишь? А, ну да, ты в это время дискутировал со Снякунтиковым, поэтому не слышал… В общем, Тумирей считает, что отец Николай, хоть и имеет сан священника, но реально в Бога до того визита не верил. Он был просто церковным, так сказать, «менеджером», который за зарплату формально выполнял все необходимые ритуалы. А в тот момент, когда он взглянул на Вечность, с ним что-то вдруг произошло. На него вроде столбняк напал, и он стоял перед картиной минуты три, потом молча пошел к выходу, на ходу перекрестился и пробормотал что-то наподобие: «Господи! Ты сущ, ты есть…» Тумирей считает, что, увидев картину, батюшка реально уверовал в Бога. – А-а-а, вон оно чего! – Стас изобразил руками замысловатый жест. – Только, Лева, обрати внимание вот на что: нас здесь четверо, все четверо на «Портрет Вечности» поглазели. Так? Так. Ну, и что в нас переменилось? По-моему, ничего. Так что все эти «чудеса в решете», связанные с картиной, – не более чем коллективный глюк и действие эффекта плацебо – он так вроде бы называется? – Нельзя исключать и этого, – парировал Лев с олимпийским спокойствием. – И – плацебо, и – шишшибо, и – буркинатто… – А это что за хреновина? Какие-то там – шишибо, буркаканто? Первый раз слышу… Что за бред? – чуть наклонив голову набок, взглянул на него с нескрываемым удивлением Орлов. – Что это такое? Честно говоря, я и сам не знаю. Ну, потому что эти слова я только сейчас придумал. Что ты на меня так смотришь? В каких-то языках, наверное, они тоже что-нибудь да значат… Помнишь, в «Кавказской пленнице» Балбес выдал: бамбарбия, кяры гуду? Ну, так это из той же оперы. – А ну тебя! – отмахнулся Орлов под смех Стаса и Вольнова. – Так, друзья, сегодня же жду от вас полный отчет. Немедленно! Сейчас созвонюсь с реставраторами – пусть займутся картиной. Надо же поправить то, что было повреждено во время всех этих передряг? Вот… А вы – живенько пишите отчет! – Есть другой вариант! – поднял руку, как ученик на уроке, Крячко. – Поскольку у тебя просить выходной – это все равно что пробовать утопиться на сухом асфальте, дай выходной нам сегодня. Тем более что с мечтой отправиться на коллективную рыбалку к нам приехал наш давний друг. Давай мы сегодня отрыбачим, а завтра утром – отчет, а потом… – …Снова за работу! – продолжил за него Орлов, но Станислав на это несогласно замахал рукой: – Нет, нет, работа – потом, она – не волк, в лес не убежит! Потом, если у тебя проснется совесть, дашь нам еще денек-другой выходных. Это будет в самый раз! Проведя по лицу ладонью, Петр тягостно вздохнул: – Ладно уж, езжайте на рыбалку, но завтра утром чтобы отчет был у меня на столе! Ясно? Та-а-а-к, а теперь надо бы позвонить в министерство, своего «лучшего друга» «порадовать»… – И он, как-то непонятно улыбнувшись, снял трубку телефона. Месяц спустя. Расследование хищения картины из прокловского краеведческого музея наделало немало шума в искусствоведческих и оккультных кругах столицы. Сыщицкая общественность к рекордно оперативному расследованию этой кражи отнеслась одобрительно-сдержанно. Собственно говоря, никто и не сомневался, что ведущие сыщики главка Гуров и Крячко похищенное полотно найдут. А вот искусствоведы и оккультисты, всяк со своей «колокольни», отреагировали на явление необычного полотна народу достаточно бурно. Пересудов и дискуссий, вылившихся на страницы «желтой» прессы и пролившихся с экранов «желтых» телеканалов, было предостаточно. Льву и Станиславу, иногда имевшим пару минут за завтраком мельком глянуть на телеэкран (заядлыми телеманами они не были и близко), забавно было наблюдать за тем, как вроде бы солидные граждане и гражданки мололи чушь, рассуждая о колдовских свойствах кистей и красок, использовавшихся Виталием Лунным. За эти же две недели решилась судьба «Портрета Вечности», а также других полотен Лунного. Осознав их особую ценность (как материальную, так и культурную), где-то там в верхах было решено передать их одной из крупнейших столичных картинных галерей. А взамен в Проклово отправились несколько работ столичных художников. К той поре в тамошний музей краеведения, где прошла весьма серьезная ревизия, каким-то чудесным образом начали возвращаться ранее бесследно исчезнувшие коллекции старинных монет и фолиантов, столового серебра, эмалевых миниатюр, картины и гравюры… Как выразилась по этому поводу директор музея Анна Ворчунова: – Вот что делает угрозыск животворящий! Ну а в картинной галерее, где «Портрет Вечности» был выставлен для всеобщего обозрения, с первого же дня экспозиции начали выстраиваться длинные очереди, в которых было немало художников, художественных критиков, аукционистов, антикваров, да и «прихватизаторов» картин из криминального мира. Вперемешку с ними стояли всевозможные прорицатели, астрологи, ясновидящие (многие из которых не видели дальше своего носа), колдуны, ведьмаки, ворожеи… Причем о роде занятий многих из них можно было догадаться, и не спрашивая об этом. У одного на плече сидел филин, у другого – вещий ворон, третий вообще заявился со своей любимой гадюкой… Выходили посетители тоже каждый со своим впечатлением и настроением. Кто-то полотном восхищался, кто-то возмущался (безобразие – сколько ни пялился на изображение, «третий глаз» на затылке так и не прорезался!), кто-то сохранял скучающее равнодушие – поду-у-у-у-маешь, видывали мы кое-что и покруче, типа Пикассо и Дали. Тем не менее, кто и что бы ни говорил о «Портрете Вечности», но каким-то краем творческие дарования Лунного все же повлияли на судьбу и главных, и даже второстепенных героев этой истории. Происшедшее стало достоянием не только российских, но и иностранных СМИ. В том числе и французских. И вот дотошные галльские массмедиа, как и любые другие их коллеги, падкие на всякого рода сенсации, самым невероятным образом (им бы в угрозыске работать!) разыскали-таки биологического папу Жерара Снякунтикова. Как оказалось, тот из вольнолюбца-бунтаря восьмидесятых к двухтысячным вполне успешно трансформировался сначала в респектабельного муниципального чиновника, а потом и в состоятельного буржуа. Впрочем, увы, бездетного, как одна из многочисленных жертв свободной любви и сексуальной революции. Новость о том, что в России есть его родное чадо (пусть и злоупотребляющее алкоголем), Франсуа Луари и обрадовала, и ошарашила. Немедленно прибыв в «Москоу», он нашел предполагаемого отпрыска, испытывая намерение провести генетическую экспертизу. Но, лишь взглянув на не слишком трезвое лицо своего fils (сына), он понял: какая sur le raifort (на хрен!) экспертиза, если это была его живая копия более чем тридцатилетней давности?! Поэтому очень скоро участковый, опекающий антисоциальный элемент на Афонинской, смог облегченно перевести дух: слава богу, Жерар, в момент ставший Луари, уехал в Париж, и теперь одним балбесом в столице стало меньше! Похититель картины Евгений Тесакин, он же Тумирей, к которому в психиатрическую клинику тоже несколько раз наносили свои визиты представители СМИ, с какого-то момента наотрез отказался давать интервью. Особенно иностранцам. Случилось так, что некая журналистка из Прибалтики состряпала репортаж о якобы притеснениях в России на религиозной почве «представителя альтернативного вероучения». Эту тему подхватили американцы, и дня два в газетах и на телевидении «всемирных демократизаторов» шла визгливая протестная кампания. Но, поскольку дальнейшей информационной подпитки не последовало (в телефонном разговоре с борзописицей Тумирей, забыв про всякую терпимость и миролюбие, послал ее на общеизвестные «три буквы»), все очень скоро затихло. В тот самый день, когда они со Стасом сочиняли отчет, выкроив часок, Гуров разыскал в базе данных ГИБДД того «шумахера», который едва не столкнулся с ним в лоб на трассе. Как оказалось, это был сын крупного провинциально чиновника. На всякий случай забив данные его авто в сводку происшествий по столице и области, Лев обнаружил «шумахера» и там. Но уже как жертву столкновения с тяжелым самосвалом. Причина все та же: выход на встречную полосу. Тут же имелось фото сплющенного «гелика» и его незадачливого владельца с рукой в гипсе на перевязи. Просмотрев эти снимки, Гуров рассудил, что с этого убогого умом «мажора» достаточно и того, что с ним случилось. Но вот в отношении того карельского главарька и прокловского капитана Ефашкина приятели решили спуску не давать. Они напомнили Петру о его намерении инициировать проверку всех дел, расследовавшихся этим «пинкертоном». И хотя вслед за этим последовал ряд телефонных истерик одного высокопоставленного чина, Орлов не поддался и не отступил. Правда, с главарьком ничего не вышло. В карельских лесных краях с той поры переменилось многое. Кто-то сел, кто-то лег, кто-то ушел на покой. Поэтому найти преследователя Лунного уже не представлялось возможным. С какого-то момента в околотеатральной тусовке столицы начали бродить кое-какие слушки о том, что Мария Строева с некоторых пор стала готовиться к тому, чтобы (о, небо!) стать мамой. По словам всезнающих кумушек, ее визит в Проклово, где она прониклась энергетикой полотна Виталия Лунного с родами кентаврины, для нее не прошел бесследно. Ее внутренняя сущность, возжаждав материнства, наконец-то получила желаемое. И теперь в конце текущего года Мария на какое-то время (уж на пару месяцев – точно!) выпадет из театральной жизни. Некоторые из тусовщиц, принадлежащих к числу так называемых «чайлд-фри» (по-русски говоря, детоненавистниц), асексуалок и феминисток, предполагаемую беременность Строевой осудили: как она может променять служение высокому искусству на вульгарные ползунки и пеленки?!! Другие же, из приверженцев семейного традиционализма, этим фактом восхитились и вдохновились. Некоторые прямо заявляли, что умные и красивые женщины должны рожать как можно больше. И это будет великое счастье, если на свет появится Мария Строева-два. А уж если появится еще и Мария Строева-три, то это станет счастьем вдвойне. Поэтому в знак поддержки и солидарности со своим театральным кумиром многие срочно забеременели. Ушлые торгаши, тонко уловившие конъюнктуру, тут же выпустили майку с надписью: «Виват, Мария! Я – беременна!» Развивая тему возможного пополнения семьи звезды театра, нашлись даже знатоки, которые повествовали о том, как именно Мария сообщила о беременности своему мужу Льву Гурову. Ранним майским утром она сказала: «Любимый, я должна тебе сообщить нечто очень важное…» Гуров же, узнав о том, что уже через восемь с лишним месяцев он станет счастливым папой, подхватил ее на руки и закружил по комнате. Правда, такое изложение предполагаемого события уж очень отдавало избитым сюжетом голливудской «мыльной оперы». Поэтому кто-то в это поверил, а кто-то – нет. Сама Мария на вопрос самой близкой подруги по театральной труппе («Ты что, и вправду залетела?) лишь рассмеялась и молча махнула рукой. Льва расспрашивать не решился никто, даже Стас. А зачем лезть в душу? Захочет – сам расскажет, тем более если реально ничего нет, то какой смысл обсуждать пустые слухи? Лишь одна тема оставалась в немалой степени засекреченной – состояние тела Виталия Лунного. Но и здесь происходило кое-что весьма интересное. Как явствовало из негласной информации, полученной Петром Орловым из КЭМТа (которой он, ясное дело, поделился с Гуровым и Крячко), профессора и академики, занимавшиеся феноменом Лунного, уже смогли добиться кое-каких результатов. За прошедший месяц энергетика организма художника несколько усилилась – теперь приборы улавливали ее достаточно уверенно. Причем все эти сдвиги произошли сразу же после того, как к телу Виталия Лунного наконец-то была допущена Таисия Максимчук. Стоило ей взять его за руку, как приборы немедленно отметили рост энергетической клеточной активности. За эти дни было проведено исследование генома Лунного. Ученые установили, что его геном заметно отличается от генома обычного, среднестатистического человека. Какого рода отличия и что стало причиной их появления – ученые пока могли лишь предполагать. Но кое-кто брался утверждать, что породить подобные мутации могло лишь пока неизвестное науке космическое излучение. С согласия Таисии, генетический материал был взят для исследования и у их с Виталием сына. Ученые выразили надежду, что это позволит понять суть произошедшего с Лунным и определить, есть ли шансы полностью восстановить жизнедеятельность его организма. Утром, собираясь на работу, Гуров услышал пиликанье своего сотового. Судя по мелодии детской песенки, ему звонил Александр Вольнов. – Лева, как самочувствие? – поздоровавшись, спросил тот. Сообщив, что у него все нормально, Лев поинтересовался, почему тот вдруг озаботился его здоровьем. – Да я снова про ту картину, – заговорил Александр. – Ну, про «Портрет Вечности». Похоже, она и в самом деле очень даже необычная, с аномальными свойствами. Знаешь, после того что мне про нее рассказывали, иной раз утром просыпаюсь, и первая мысль – с головой все в порядке? Ну, я же, как и вы, на нее глядел… Ты там как? Наполеоном или Македонским себя еще не ощутил? – Со мной вроде все в порядке… – смеясь, ответил Гуров. – Продолжаю ощущать себя Гуровым, сыщиком главка. А что, уже есть что-то такое из ряда вон выходящее? – Есть… Слушай анекдот из реальной жизни. – Вольнов тоже рассмеялся. – Ну, ты же помнишь, что эту картину отдавали в реставрационную мастерскую? Так вот, представь себе такую хреновину: вчера один из реставраторов вдруг объявил своим коллегам, что он – древнеиндусский царь Рама, седьмое воплощение бога Вишну. Ой, чую – то ли еще будет?!. Полицейское дно Глава 1 Генерал Орлов был сама галантность. Когда он поднялся на сцену после окончания спектакля с букетом шикарных роз и, чуть склонив голову, подал его Марии, актеры с восхищением притихли. Сцена хранила еще ауру дворянского века. Интерьеры помещения в духе позапрошлого столетия, костюмы актеров. Казалось, даже выражения лиц исполнителей еще хранили образы их героев. – Машенька, должен признать, что сегодня ты превзошла себя. Потрясен, взволнован, восхищен! – Ах, Петр Николаевич! – Мария с улыбкой поднесла цветы к лицу. – Ты редкий гость в нашем театре, и тем приятнее получить от тебя похвалу и цветы. В театре все прекрасно знали мужа Марии Строевой – полковника полиции Гурова. Знали и его близких друзей и коллег – полковника Крячко и генерала Орлова. Они действительно были редкими гостями на спектаклях, разве что кроме самого Льва. Гуров любил бывать в театре, ему нравилось смотреть, как играет его жена, нравилась эта атмосфера, даже запах театра нравился. Странные чувства одолевали его в этих стенах. Лев как будто погружался в другой мир, в котором кипела жизнь, бушевали страсти, здесь любили, ненавидели, предавали и дарили счастье, но это была игра. Красивая игра в счастье, в добрые и благородные поступки. Театр учил любить, ценить прекрасное и верить в любовь. Нет, Гуров очень любил свою работу, и, если бы ему дали шанс еще раз прожить свою жизнь, он обязательно снова стал бы сыщиком, как в полиции испокон веков принято называть оперативников уголовного розыска. Нельзя сказать, что в театре он отдыхал от своей работы. Если ты любишь работу, то ты от нее не устаешь, просто у тебя периодически появляется потребность взглянуть на мир иными глазами, через призму театра, а значит, через призму чистых чувств. Иногда хотелось убедиться, что в мире по-прежнему существует что-то еще, кроме грабителей, насильников, воров разных мастей и людей, которые страдают от них или симпатизируют им, норовя оказаться в этой среде. Кто в поисках легкой наживы, кто в поисках ложной воровской романтики, а кто просто по причине слабого характера, отсутствия воли и… чувства прекрасного. – Ну, о чем задумался? – спросил Крячко, чуть толкнув Гурова в бок локтем. – О прекрасном, конечно, – засмеялся Лев. – Ну что, ребята, Маша, конечно, права, мы редко стали собираться вместе. Поехали: ресторан так ресторан. Посидим, повспоминаем… – Потанцуем, – с улыбкой вставила Мария. Вечер удался на славу: прекрасная кухня, молодой и очень талантливый саксофонист играл блюзы, слушая которые хотелось мечтать и просто молча сидеть, наслаждаясь звуками инструмента. Две совсем молодые девушки пели незнакомые песни. И это тоже было приятно – отдохнуть от обыденности, от мелодий, которые на слуху, которые слышишь каждый день на каждом углу. Маша встретила в ресторане старую знакомую, и они вышли поболтать на веранду, оставив мужчин за столиком. – Ну что, ты собрался? – спросил Орлов, покручивая в ладонях стакан с минеральной водой. – Едешь завтра? Как Маша, еще не ворчит из-за частых твоих командировок? – Привыкла, – пожал Лев плечами. – И потом, она умная женщина, понимает, что работа есть работа. Она никогда не смешивает служебное и личное. Знаешь, как в театре – не смешивают действо на сцене и реальную жизнь. – Она не ворчать должна, а сочувствовать, – хмыкнул Крячко, откинувшись в кресле и поигрывая зажатой во рту зубочисткой. – Рутина, скучища. Плановая проверка, бумаги, отчеты. – Ну, рутина нужная, – возразил Орлов. – Мы Управление уголовного розыска Усть-Владимирова вставили в план только в этом году. И потому вставили, что есть определенные сомнения в тех данных, которые нам оттуда присылают. – Я помню, – вздохнул Крячко. – Лева и настоял на этом. – Ребята, у меня новые сомнения появились, – отставляя от себя бокал, ответил Гуров. – Я сегодня, когда к командировке готовился, еще с кое-какими данными познакомился. У меня сложилось впечатление, что за последние года два в Усть-Владимирове активизировалась борьба с распространением наркотиков. Процент раскрываемости в этом виде преступления с каждым отчетным периодом все выше и выше. – Это, конечно, хорошо, – с удивлением посмотрел на напарника Стас, – но только я не помню, чтобы Усть-Владимировский район у нас числился в списке наиболее неблагополучных в плане роста наркомании. И наркотрафик из Средней Азии и Казахстана проходит южнее. – Любопытно, – поддержал его Орлов. – Распространителей наркотиков сажают регулярно и из отчетного периода в отчетный период все больше, а наркомания в районе не растет. Хорошо, если по этой причине не растет, то есть что торговцев вовремя ловят. Только мы-то с вами знаем прекрасно, что ловятся далеко не все и что борьбой с наркоманией на этом уровне мало чего добьешься. Ликвидировать нужно дилеров, центры, голову снимать нужно. Но там и всплеска наркомании нет. Или есть? – Нет, я поднимал данные медиков. – Ладно, надеюсь, Лева, что ты просто ошибаешься, – хмуро ответил Орлов. – Бывает такое, что по документам видимость одна, а в реальности все несколько иначе. – Если ты о приписках, – возразил Гуров, – то приписывают в отчетах успехи в среднем по всем направлениям. Так не бывает, чтобы в одном. – Ладно, смотри там на месте, – кивнул генерал. – И на рожон не лезь. Будет что-то серьезное – сразу звони, я тебе помощь вышлю.