Фермер кивнул. Стоун прошла к тому месту, где стоял Билли. Тревис последовал за ней. Ким понизила голос, чтобы было слышно только им двоим: – Итак, Билли вертит в руках ружье и умудряется выстрелить себе практически в затылок. Давай проверим, как такое возможно, а? – Женщина стала вертеть в руках палку, как полицейскую дубинку. – Значит спусковой крючок должен быть где-то здесь? – спросила она у Тома. Тот кивнул, а Ким завертела головой в поисках чего-нибудь, чем можно было бы отметить это место. – Губная помада? – подсказал ей напарник. – Ты что, первый день меня знаешь? – не глядя огрызнулась Стоун. Наконец, она наклонилась, мысленно молясь о том, чтобы перед ней снова не появилась жирная крыса, и подняла кусок шифера, после чего нацарапала им на доске небольшой желобок и положила на него палец. – Ну что, они смотрят? – поинтересовалась детектив. – И с большим интересом, – откликнулся Тревис. Хорошо. Пусть отец с дочерью сами убедятся, насколько смехотворен их рассказ, и если для этого Ким придется сыграть роль, то она совсем не против. Инспектор вытянула руки, не убирая пальца с предполагаемого спуска. Импровизированное «ружье» качнулось и уперлось ей под подбородок. Как раз подходящее положение для самоубийства. Стоун изменила угол, и конец палки двинулся дальше по ее шее. Затем она поменяла положение и, положив деревяшку на плечо, прицелилась себе в шею. – Скорее всего, это должно было быть именно так, – заметил Тревис. – Правильно, но так я не достаю до спуска… А ну-ка, у тебя руки длиннее! – Ким передала палку-ружье своему коллеге. Он взял ее и под наблюдением Стоун повторил все ее движения, после чего объявил: – Теоретически это возможно, но, скорее всего, результатом будет то, что пуля пройдет вскользь, а не войдет в тело. Однако оба инспектора знали, что пуля в него вошла. Они все еще ждали ответа от баллистиков, которые должны были подтвердить, что выстрел был произведен именно из найденного ружья. До этого Ким не могла броситься к Джеффри Коули с криком: «Лжец! Лжец!» Стоун вздохнула и двинулась в сторону того места, где стояли Фиона и ее взволнованный отец. Телефон тренькнул – ей пришло сообщение. Она достала его и прочитала одну короткую фразу, а затем, улыбнувшись Тревису, вернулась к членам семейства и спросила: – Вам ничего не показалось знакомым из того, что мы сейчас делали, мистер Коули? – Показалось, – с готовностью ответил Джефф. – Когда вы положили палку на плечо. Мне кажется, что ружье было у Билли на плече. Фиона сделала шаг вперед. Ким давно уже удивляло, что она так долго хранит молчание. – Офицер, каким образом это все связано с костями, которые нашли на нашей земле? Здесь не было совершено никакого преступления. С моим братом произошел несчастный случай, что он и подтвердил. – Что вы подтвердили вместо него, – напомнила ей Стоун. Самого Билли Коули ей еще только предстояло услышать. – Но мой отец… – Пересказывает все то, что вы ему сказали. – Голос Ким был холоден. – Как вы смеете… – Нет, это как вы смеете? – огрызнулась инспектор. – Как вы смеете так нагло нам врать? Вы что, думали, что мы поверим вам на слово, несмотря на то что в деле фигурирует огнестрельное оружие? – Это все правда, – проворчала Коули. – Значит, несмотря на то что это физически практически невозможно, – Ким глубоко вздохнула, – и несмотря на тот факт, что нам только что сообщили из больницы, что на руках вашего брата нет никаких следов пороха, вы продолжаете настаивать на том, что выстрел был сделан случайно? – Да, инспектор, мы на этом настаиваем. – Фиона посмотрела Ким прямо в глаза. Глава 38 Стоун не стала сразу уезжать с фермы. – Тревис, что, черт побери, у нас с тобой происходит? – спросила она, пытаясь понять, почему они упорно цепляются за то, чего в действительности никогда не было. – Я думал, ты ее арестуешь, – заметил Том. – Собиралась, – призналась его напарница. – А за что? – За самодовольство, – услышал в ответ Тревис. Ким была готова поклясться, что он чуть не рассмеялся, но вместо этого закашлялся. – Ну что, нашел что-нибудь? – поинтересовалась она. Когда в прошлом они работали вместе, у Тревиса был бзик проверять диваны. Он утверждал, что даже хозяева не знают, что могло завалиться за их валики. В девяти случаях из десяти Том ничего не находил, но однажды ему удалось разыскать сережку жертвы нападения, которая утверждала, что ее изнасиловали и насильно удерживали в доме как заложницу. Сорокасемилетний мужчина, живший в этом доме, категорически все отрицал. До тех пор пока Тревис не нашел сережку за внутренней обивкой дивана. – Кое-что есть, – сказал Том, засовывая руку в карман брюк. Ким свернула к автобусной остановке и остановилась. На ладони у ее коллеги лежала измятая и порванная в нескольких местах бумажка. Тревис сдул с нее налипшие волосы, грязь и труху. – Ты же знаешь, что ее надо было положить в пакет и оставить криминалистам, – заметила Ким. – Она прилипла к моей руке, – сбивчиво пояснил ее напарник. По грязи на бумажке было видно, что она уже давно валяется за диванной подкладкой. Размером со стандартный лист писчей бумаги для конверта средней величины. На таких обычно банки рассылают свои отчеты. Одна сторона листка была пустой, а на другой были напечатаны какие-то заглавные буквы. В левом верхнем углу бумажки красовалось коричневое пятно, а в самом центре был вырван целый клок. Ким несколько раз внимательно посмотрела на буквы, стараясь додумать недостающие слова. – Это может быть все, что угодно, – сказала она, наконец. – И тем не менее ты засунула листок к себе в карман, – уныло заметил Тревис, – хотя нашел его я. В том, что он сказал, был определенный смысл, но Стоун не собиралась возвращать ему его находку. Они замолчали, и на какое-то время, очень короткое, все стало как в старые времена. – Куда теперь? – спросила Ким. – Отвези меня домой. – Ее соперник застегнул молнию на папке. Женщина тяжело вздохнула. – Том, а мы когда-нибудь обсудим то, что произошло тогда… – Нет, Стоун, не обсудим, – с нажимом произнес Тревис. – Да чтоб тебя, Том! Сколько можно обижаться?! – завелась Ким от его упрямства. – Ты ведь даже не извинилась! – крикнул мужчина в ответ. – Потому что мне не за что было извиняться! – огрызнулась детектив, и они снова замолчали. Это молчание было гораздо хуже, чем их крики. Пока детективы обвиняли друг друга, оставался шанс, что они придут к какому-то соглашению. А вот молчание говорило о том, что этого никогда не произойдет. Через несколько минут раздался размеренный голос Тревиса: – Повторю еще раз, прежде чем выйти и начать ловить такси: отвези меня домой. Ким поняла, что все ее попытки продолжить разговор ни к чему не приведут, и молча поехала в сторону Киддерминстера. Остановившись возле его дома, она произнесла то, что мучило ее всю дорогу: