– Том, это совместное расследование. И я хотела бы завтра сама провести брифинг. Она ожидала услышать категорический отказ. Том Тревис был человеком гордым. Но то, что он ответил не сразу, вселило в нее надежду. – Я подумаю, – сказал ее напарник и вылез из машины. Ким осталась сидеть и смотреть, как в окне его дома отодвинулась штора, – это случалось каждый день. Что ж, если у него в семье установлен комендантский час, то сегодня его точно накажут. Отъезжая, инспектор постаралась оставить свою грусть на ступеньках его крыльца. Какая-то ее часть сожалела о том, что сегодня она увидела человека и, что важнее, офицера полиции, которого когда-то знала. Последние два года их жизни были полны вражды и горечи, так что Стоун уже стала забывать, что когда-то этот человек ей нравился и она уважала его – и даже иногда доверяла ему свою жизнь. Но теперь Ким поняла, что они никогда не смогут преодолеть того, что произошло между ними. И этот факт расстроил ее больше, чем она готова была признать. Глава 39 – Ну давай же, мальчик, помоги мне! – попросила Ким, глядя на Барни. Она уже приняла душ и переоделась и теперь сидела на «Кавасаки Ниндзя»[66], поставив босые ноги на упоры и рассматривая белую доску, которая занимала всю стену ее гаража. Барни взглянул на нее. Если б только его большие карие глаза и виляющий хвост могли ей помочь, загадка была бы давно решена! Дневные проблемы не хотели отпускать Ким, и их пришлось буквально оттирать щеткой. Но сейчас, когда у нее перед глазами была эта доска, отрицательные моменты стали постепенно отходить на второй план. Она перенесла буквы, их расположение и расстояние между ними с найденного листка на доску. С пропущенными буквами заполнить пробелы было практически невозможно, и инспектор чувствовала себя так, как будто играла в «Виселицу»[67] с минимальными шансами на выигрыш. Но в самой структуре написанного скрывалось что-то знакомое. Буквы были сосредоточены вокруг того, что располагалось в центре листа. Черт побери, если б это было только ее расследование, все эти буквы были бы изображены на доске в комнате ее отдела, чтобы все члены команды могли о них размышлять! Четыре головы, без сомнения, лучше, чем одна, – хотя здесь тоже многое зависит от того, кому они принадлежат. Ким знала, что никак не сможет вписаться в совместное расследование с тем успехом, на который рассчитывал Вуди. Каждый час ее участия в нем был результатом колоссального напряжения сил. Хуже всего было даже не то, что ей приходилось работать плечом к плечу с человеком, ненавидевшим ее больше, чем все преступники, которых она упекла за решетку, вместе взятые. Хуже всего был его неторопливый, методичный подход ко всякой вновь появляющейся информации. Казалось, что Тревис постоянно ищет островок безопасности посреди бушующего урагана. Хотя иногда надо не бояться испачкаться и продолжать делать свое дело, несмотря ни на что. Господи, как же ей не хватает ее команды! Хотя она никогда не признается в этом вслух. Но она знает их всех. Начиная новое дело, она уже видит, как распределить между ними задания. Она знает, что Стейси будет копать до тех пор, пока не найдет то, что ищет. Что Доусон будет доверять своему нюху и обнаружит железные улики. А Брайант… что ж, Брайант будет действовать на нее, как катализатор, а не как тормоз. Интересно, подумала Ким, она что, становится мягче с возрастом? Время от времени Стоун скучала даже по Вуди. Женщина вздохнула и вновь вернулась к головоломке. Было в ней что-то, что взывало к ее проницательности. Она застонала, когда зазвонил ее телефон, а увидев имя звонившего, и вовсе закатила глаза. – Да, Фрост, – сказала детектив, сидя на мотоцикле и покачивая ногами. – Я хотела бы знать, что ты предпринимаешь. – Журналистка даже не поздоровалась. – Чего уже добилась. Появились ли подозреваемые. – Черт побери, даже ты обычно ведешь себя поприличнее! – заметила Ким. – Ты же знаешь, что я не буду комментировать… – Ты что, издеваешься надо мной, Стоун? – Трейси говорила низким, чужим голосом. – Это совсем не обычное преступление, а если ты считаешь иначе, то я превращу твою жизнь… – Фрост, успокойся, – велела Ким и прекратила качать ногами. – О чем, черт возьми, идет речь? Старые кости, найденные в земле, явно не могли превратить журналистку в ту истеричную торговку рыбой, которая сейчас говорила с ней по телефону. В трубке повисла гробовая тишина. – Ты что, ничего не знаешь?! – недоверчиво воскликнула Трейси. – Не знаю о чем? – уточнила Стоун, слезая с мотоцикла. – Бабба, мой стажер, мертв… – Твою мать, Трейси! – сказала детектив, опершись на бензобак. – Мне очень жаль. Что, черт возьми, случилось? – Сегодня днем его нашли на рельсах с отрезанной головой. Ким замерла, пытаясь усвоить то, что сказала ей репортер. Не только мертв, но и убит… – Трейси, мне очень жаль. Я… Инспектор не хотела признаться в совершенно немыслимом – в том, что она ничего не знает. – И что же вы делаете по этому поводу? – спросила журналистка, сдерживая рыдания. – Того, кто это сделал, надо подвесить за яйца! Бабба был хорошим мальчиком, которого жизнь не всегда гладила по головке. Надеюсь, что ты нажмешь на все кнопки, чтобы поймать ублюдка. – Трейси, ты же знаешь, что полиция сделает все возможное… – Хватит говорить со мной, как офицер по связям с общественностью, Стоун! Если ты лично сейчас скажешь мне, что мерзавец будет пойман, я поверю, но заставь этих своих двоих оторвать задницу от стула и… – Моих двоих? – переспросила Ким, нахмурившись. – Брайанта и Доусона. Они были на месте преступления. Неожиданно Фрост замолчала. До нее наконец-то дошло. – Так ты что, ничего об этом не знаешь? – спросила она, потрясенная до глубины души. – Что, дьявол тебя забери, происходит с тобой и твоей командой, Стоун?! Ким постаралась разжать окаменевшие челюсти. – Фрост, я позвоню тебе завтра. И еще раз, мне очень жаль… – Проехали, Стоун. На этот раз я обратилась явно не по адресу. И линия замолчала. Итак, Бабба Джонс мертв. Репортер, которого они хорошо знали, был жестоко и беспощадно убит самым кошмарным способом. А она об этом ничего не знает. Ким мысленно повторила последние слова журналистки. Что, черт побери, происходит с ее командой?! Глава 40 Стоун сама назначила брифинг на семь часов утра, поэтому не удивилась, что ее люди были уже на местах и ждали ее. Удивили инспектора липкие бумажки с именами, которые были приклеены у них на груди. Она смяла ту, на которой было написано «босс» и выбросила ее в корзину для бумаг. В другое время над этим можно было бы посмеяться. Детектив видела, что теперь полностью овладела вниманием подчиненных. – Каким образом, объясните мне, случилось так, что я ничего не знаю об убийстве Баббы Джонса? – начала она, переводя взгляд с одного сотрудника на другого и ожидая их объяснений. Наконец, ее взгляд остановился на Брайанте. – Командир, вы же работаете по… – начал тот. – Но у меня есть телефон, электронная почта, факс, – перебила его начальница. – Вы, черт возьми, могли бы на худой конец послать мне почтового голубя, чтобы Фрост не пришлось раскрывать мне глаза в половине двенадцатого ночи! – Об этом кричали во всех выпусках новостей, – промямлил Доусон. – И ты, Кев, считаешь, что именно из новостей я должна все узнавать?! – Ким была вне себя. Если таким образом Доусон пытается защитить своего коллегу, то он выбрал не тот метод и не то время. – Простите меня за то, – напустилась Ким на сержанта, – что я позволила себе потратить час на саму себя после пятнадцати часов непрерывной работы! Наверное, сегодня надо будет провести брифинг в десять часов вечера, чтобы все были в курсе происходящего. Детектив немного покривила душой – ведь во время звонка Трейси она работала над листком бумаги, найденным Тревисом, – но ее вывело из себя умозаключение сержанта о том, что о деятельности своих людей она должна узнавать из выпусков этих гребаных новостей. – Вы правы, командир, – произнес Брайант. – Я должен был вам сообщить. Это моя обязанность, которую я не выполнил.