– Так кто же из них нажал на спусковой крючок оружия, из которого застрелили Джейкоба Джеймса? – задала вопрос Стоун, пока между ними и Фионой втискивалась третья машина. – Джефф или его папаша? – Да мы вообще не знаем, были ли это они, – заметил ее пассажир. – Том, ты что, совсем позабыл, из чего состоит полицейская работа? Тебе дается ряд точек, и ты должен соединить их все одной линией. Джейкоб Джеймс исчез почти двадцать семь лет назад. Его скелет найден на земле Коули с дырой от пули. Пуля, найденная там же, соответствует пуле, которую извлекли из сына Джеффа. Тебе не кажется, что эти точки так и просятся быть соединенными? – Нет, пока у нас не появится оружие, из которого были произведены оба выстрела, – ответил Тревис. – Но кто еще мог это сделать? – не унималась Ким. – Тот, у кого это оружие сейчас. Стоун прекратила сопротивление. Она не была уверена, что они смогли бы договориться о точном времени, даже находясь в центре Гринвича[85]. – Так, больницу можно исключить, – заметил Том, когда Фиона пропустила левый поворот, который привел бы ее в Рассел-Холл. – Не слишком беспокоится о своем дорогом братике, а? – добавила Ким. Теперь уже и Тревис следил за «Ягуаром» не отрывая глаз. – А для того чтобы попасть в Киддерминстер, надо было воспользоваться первым съездом, – сказала Стоун, когда две машины перед ними съехали с трассы. От Фионы их теперь отделял только один «Лендровер Дискавери». Они продолжили молча ехать за красным «Ягуаром», пока мисс Коули не включила правый поворотник. Ким проехала мимо нее. – Этого я не ожидала, – сказала она, глядя, как машина Фионы исчезает вдали. Глава 54 – Так что же там произошло? – спросил Брайант, выезжая из Холлитри. – Ты среагировал на шрам, о котором сказала Айша? – Пока не уверен, – покачал головой Доусон. – В этом может что-то быть, а может и не быть ничего. Мне надо подумать. Брайант пожал плечами. Они увидели вывеску «Нексус», которую как раз устанавливали, когда Кевин остановился напротив автосалона на Хегли-роуд. Два фургона были припаркованы прямо перед зданием, в котором когда-то располагался банк. – Левее, левее, а теперь выше, еще… – руководил работой молодой человек в черных брюках, пурпурном свитере под горло и светоотражающем жилете. – Найджел Таунсенд? – спросил Доусон, когда они с напарником подошли к нему. Мужчина обернулся и внимательно осмотрел их. Ему понадобилось одно мгновение, чтобы определить в них офицеров полиции. Он кивнул и снял каску, под которой скрывались густые черные волосы, обрамлявшие его приятную на вид физиономию. – Прошу вас, пройдемте внутрь, – предложил он, входя в здание. Брайант с опаской взглянул наверх, прежде чем ступить под неоновую надпись, которая была ненадежно закреплена между двумя лестницами. Он прошел за хорошо видной фигурой Найджела через темное помещение, в котором велись работы, маневрируя между горами керамической плитки и дерева. – Вот сюда, – пригласил Таунсенд, поворачивая налево к мужским туалетам. Стены здесь были покрыты гладкой белой плиткой крупного размера. Четыре писсуара и два унитаза были сдвинуты к стене в углу, а в центре стоял стол. – Единственное место, где сейчас можно находиться, – объяснил Найджел, пристраиваясь на краю стола и предлагая Брайанту стул. Когда Доусон уселся на один из толчков, до его коллеги стал доходить весь идиотизм ситуации. – Когда это все закончится, я буду над этим громко смеяться. Но сейчас мне не до смеха… – вздохнул Таунсенд. – Мы здесь по поводу Баббы, – начал Брайант. – Ну, естественно. Только не называйте его так. Его звали Брэндон. А это имя он придумал себе сам, как и практически все остальное. Брайант не удивился, когда нижняя губа их симпатичного собеседника слегка задрожала. – Что вы хотите этим сказать? – спросил из угла Доусон. – Вы должны знать его историю. Он рос в приемных семьях, – стал рассказывать Найджел. – Даже имя ему дал викарий, на порог дома которого его подбросили младенцем. Брэндон ничего не знал ни о своих родителях, ни о своем происхождении, и поэтому он сам придумал… – А он однажды говорил мне о своей бабушке, – прервал его Доусон. – О чьей-то бабушке, офицер, – покачал головой рассказчик, – но точно не его собственной. – А могу я спросить, как вы узнали о его смерти? – поинтересовался Брайант. – Звонок. За десять минут до того, как эта информация появилась на новостной ленте круглосуточного канала. Как видите, временные друзья не имеют никакого преимущества. – Кто вам позвонил? – уточнил Брайант. – Фрост? – добавил Доусон. – А это так важно? – спросил Таунсенд. – От этого он ведь не оживет, правда? – Он с трудом сглотнул. – Наверное, вы считаете меня моральным уродом за то, что я здесь всего через день после его смерти… – Да, в общем-то, нет, – ответил Брайант; он сам боролся с горем, с головой погружаясь в работу. – А вам не приходит в голову, кто мог бы хотеть причинить вред Ба… Брэндону? – Вы знаете, что он был геем? – печально спросил Таунсенд, покачав головой. – Разумеется, но… – Нет, я хочу сказать, что он был крутым геем. – Простите, но я не понимаю, о чем вы, – совсем запутался Брайант. – Я знал, что предпочитаю мужчин, с одиннадцати лет, офицер, – тяжело вздохнул Найджел. – Я не собираюсь извиняться за свою ориентацию, но, знаете ли, в душе́ я хочу точно того же, чего хочет вот этот ваш молодой коллега. Я хочу найти свою любовь, жениться, может быть, завести детей и вести нормальный образ жизни. А Брэндон всегда хотел быть просто геем. – И что это означает? – поинтересовался Брайант. – То, что он был агрессивно гомосексуален, офицер. Я тоже член местного сообщества, который размахивает флагом[86], но Брэндон был готов бросить вызов любому, кто не был согласен с нашим образом жизни. – А вы не готовы? – наклонился вперед Доусон. – Я просто хочу жить своей жизнью. И не испытывать на себе ненависть и отрицательные эмоции окружающих. А вот Брэндон наслаждался этим. Пользовался любой возможностью их вызвать. Иногда он хватал меня за руку и целовал при всем честном народе только для того, чтобы вызвать отрицательную реакцию присутствующих, а потом стать с ненавистниками лицом к лицу. – Не могу понять, что в этом плохого, – заметил Кевин из своего угла. – Почему ему нельзя было демонстрировать свои чувства на публике? Он был прав, бросая вызов фанатикам. – Если б все так думали… – улыбнулся Найджел. – А о каких-то конкретных его врагах вы знали? – продолжил допытываться Брайант. – Я вас умоляю! Мы с вами говорим о репортере-гомосексуалисте. Так что сами думайте. – Таунсенд замолчал, наморщив лоб, а потом покачал головой. – Я ведь говорил ему… – Тут он вытер глаза. – Говорил же, что когда-нибудь он нарвется, но Бабба был геем, который жаждал, чтобы на него обращали внимание. Десятки мыслей закрутились в голове Брайанта, когда в голову ему пришла непрошеная идея. Он оттолкнул стул и встал. Ему надо было выйти и подумать, надо было постараться собрать все эти мысли воедино. – Благодарю вас за ваше время, мистер Таунсенд, – протянул он руку Найджелу. – Мы очень сожалеем о вашей потере. Друг Баббы улыбнулся, и из глаз у него, наконец, потекли слезы. – Благодарю вас, офицер. Это много для меня значит. Брайант повернулся и пошел к выходу, чувствуя, как его охватывает ужас. – Неплохой мужик, – сказал Доусон, догоняя его. Его коллега согласно кивнул. – Да что с тобой, Брайант? У тебя лицо какого-то странноватого зеленого оттенка, – удивился Кевин. Его напарник облокотился на машину и глубоко вдохнул.