“Как же! Я еще третьего дня купил, и дорого, чорт возьми, дал”. “Да ведь ты был в это время на ярмарке”. “Ну, да, без меня тут мой приказчик и купил”. Гости возвратились тою же гадкою дорогою к дому. Ноздрев повел их в свой кабинет и небольшую в соседстве с ним комнатку, где показал им ружья, тоже с виду не очень казистые, но из которых одно стоило триста, а другое восемьсот рублей. Зять, обсмотревши, покачал только головою. Потом показал турецкие кинжалы, на одном из которых по ошибке было вырезано: [Тула, а на другом] мастер Савелий Сибиряков. За сим показал Ноздрев своим гостям шарманку и проиграл тут же перед ними несколько разных штук. Шарманка эта играла очень хорошо и имела весьма приятный голос, но в середине ее тоже случилось что-то особенное, ибо мазурка оканчивалась песнью: “Мальбруг в поход поехал”, а “Мальбруг в поход поехал”, в свою очередь, оканчивался тоже каким-то давно знакомым вальсом. Уже Ноздрев давно перестал вертеть, но в шарманке была одна дудка чрезвычайно бойкая, которая никак не хотела перестать и долго еще после того свистела одна. [дудка чрезвычайно бойкая и свистела очень еще долго после того, как перестали играть. “Уже Ноздрев ~ свистела одна” вписано. ] Потом показались гостям трубки, не так давно выигранный янтарный мундштук и кисет, вышитый ему какою-то графинею, где-то на почтовой станции влюбившей<ся> в него по уши, и у которой ручки, по словам его, были: самый рассубтильный деликатес. [Далее было: Гости набили трубки и выкурили какого-то табаку <1 нрзб.> прямо из Лондона. Чичиков взял одну трубку, для того только, чтобы держать ее во рту, не желая ссорить<ся> с хозяином] Потом Ноздрев велел подать привезенного им балыка. Закусивши балыком, они сели за стол близ пяти часов. Блюда за столом не играли важной роли, и сам хозяин мало на них обращал внимания, зато очень заботился о винах. Еще не подавали супа, он уже налил гостям по большому стакану портвейна и по другому Го-Сотерну, потому что в губернских и уездных городах не бывает простого сотерну [но всегда Го]. Потом Ноздрев велел принести бутылку мадеры, лучше которой не пивал сам фельдмаршал. Эта мадера была нестерпимо крепка, ибо купцы, зная уже вкус обитателей того округа, заправляли ее нещадно ромом и крепкою водкою. [была нестерпимо крепка, потому что в губернских городах заправляют ее нещадно ромом и крепкою водкою, зная, что чиновники и окружные помещики любят добрую мадеру. ] Потом Ноздрев велел еще принесть какую-то особенную бутылку, которая была, по словам его, и бургоньон и шампаньон вместе. Он подливал [ее] очень усердно в оба стакана, и направо и налево, и зятю и Чичикову, но сам показывал только для виду, будто наливает и пьет. Это Чичиков заметил и решился быть осторожным. Как только Ноздрев как-нибудь[Вместо “Он подливал ~ как-нибудь”: Ноздрев наливал гостям чрезвычайно щедро и упрашивал пить с большими заклинаниями: “Ты мне не друг и не товарищ, и не знайся со мною, и не езди ко мне, если не выпьешь”. Зять, несмотря на то, что оказывал большое сопротивление, к концу всегда почти выпивал. Чичиков однако ж заметил, что сам хозяин почти вовсе не пил и показывал только для виду, что наливал в свой стакан. Это заставило его быть осторожным, и потому как только замечал, что Ноздрев] заговаривался или наливал зятю, он опрокидывал[в тот же час он опрокидывал] свой стакан в тарелку. Ноздрев велел подать еще какую-то рябиновку, [Вместо “Ноздрев велел ~ рябиновку”: После пирожного Ноздрев велел подать рябиновку] которая, по словам его, имела совершенный вкус[имела совершенно вкус] сливок” но в которой кроме сильного запаха водки ничего [особенного] не было. Потом пили какой-то бальзам, носивший такое имя, которое трудно было припомнить, [но в которой однако ж был слышен один только вкус водки. Еще пили какой-то бальзам, которого названия уж никак нельзя припомнить] да и сам хозяин в другой раз назвал его другим именем. Хотя обед давно окончился, но гости всё еще сидели за столом. Чичиков давно бы хотел[а. Чичиков несколько раз уже хотел было] заговорить с Ноздревым насчет предмета, [Далее начато: близкого к] о котором читатель уже знает, и разведать, что и как у него и в каком числе. [а. и [расспросить] разведать, что и как у него мертвые души, в каком количестве внутренне, и если б можно, так и кончить бы всё скорее. ] Но казалось ему как-то неловко[Далее начато: при постороннем человеке] заговорить об этом при зяте, который все-таки здесь посторонний человек, хотя он[хотя зять] уже давно был в таком положении, что только зевал да клал[Далее начато: на стол] себе на локоть голову. Наконец, встали из-за стола. Зять почувствовал, что загулялся, и стал отпрашиваться домой, но так[а. но таким] лениво и вяло, как будто бы надевал на лошадь клещами хомут. [Вместо “Чичиков давно ~ хомут”: Зять почувствовал такую зевоту, что, зевнувши, целый час не мог закрыть своего рта. Чичиков имел дух встать из-за стола и освежиться стаканом воды. Зять, несмотря на шумевший в голове задор, смекнул тоже, что он слишком загулялся, и стал отпрашиваться домой чрезвычайно ленивым и расслабленным языком. ] “Не пущу, не пущу!”[Не пущу, не пущу! и не думай себе этого!] говорил Ноздрев: “право, не пущу!” “Нет, поеду, мой друг, право, поеду”, говорил зять: “не обижай меня таким образом, ты меня очень обидишь”. “Пустяки, пустяки! Мы соорудим сию минуту банчишку”.[Мы сейчас состроим банчишку и гальбек. ] “Нет, брат, ей богу, не могу. Жена будет в большой претензии, право будет в претензии, я ей должен еще рассказать о ярмарке. Нужно, брат, право нужно доставить ей удовольствие. Нет, ты не держи меня. Право поеду, как честный человек поеду”. “Вздор, вздор жена. Важное дело вы станете с ней делать!”[Вздор, вздор! Нашел отговорку: жена. Очень важное дело будешь с ней делать!] “Нельзя, брат, право, нельзя! Она такая, право, добрая жена. Уж, точно, примерная, такая почтенная и верная! Услуги оказывает такие… что даже, поверишь, у меня слезы на глазах. Нет, ты не держи меня; как честный человек, поеду. Я тебя в этом уверяю по истинной совести”. “Да отпусти его”,[Вместо “Да отпусти его”: В самом деле, если нужно ехать, ] сказал Чичиков, и потом прибавил Ноздреву на ухо: “что в нем толку?”[Отпусти его, что в нем толку] “А и в правду”,[“Ты прав, Чичиков”] сказал Ноздрев: “Смерть не люблю таких нюнь. Ну [ступай], чорт с тобой, поезжай[Вместо “Ну, чорт со поезжай”: Пожалуй, поезжай себе] бабиться с женою. Я тебя не держу”.[“Я тебя не держу” вписано. ] “Нет, брат, ты не говори так”, отвечал зять. “Я ей, можно сказать, жизнью своею обязан. Такая, право, добрая, милая, такие ласки оказывает… до слез разбирает… Спросит, что видел на ярмарке, нужно всё подробно рассказать, чтобы ее утешить; такая, право, милая”. “Ну, поезжай, ври ей чепуху, [“Поезжай, поезжай. Рассказывай ей чепуху, ] вот картуз твой”. “Нет, брат, ты не отзывайся так о ней: этим ты, можно сказать, меня самого обижаешь. Она такая милая”. “Ну, так и убирайся к ней скорее!” “Да, брат, поеду, извини, что не могу остаться. [остаться с тобою. ] Душой рад бы был, но не могу”. Зять еще долго повторял свои извинения, уже сидя в бричке, и раскланивался, не замечая, что уже давно перед ним были одни пустые поля. [Вместо “Зять еще ~ поля”: Чичиков и Ноздрев проводили зятя к бричке. Он взлез и, поместившись, очень учтиво извинился, что не мог провести с ним вечера. Эти извинения повторял он еще очень долго, не замечая, что гостей пред ним не было, и что бричка выехала давно со двора. ] Должно думать, что жена не много слышала от него подробностей о ярмарке. “Такая дрянь!” говорил Ноздрев, стоя перед окном и глядя на уезжавший экипаж. [говорил Ноздрев, глядя вслед удалявшейся бричке. ] “Вишь [ты], как потащился! Пристяжной не дурен;[Вороной конёк на пристяжке не дурен, ] я давно хотел подцепить его. Да ведь такая жила; с ним никак нельзя сойтиться”.[Далее было: как водится между хорошими товарищами. Чорт с ним. Не правда ли, брат, лучше, что он убрался. Мы без него можем поспокойнее в банчишку или в другую какую-нибудь игорку”.] За сим вошли они в комнату. Порфирий подал свечи и Чичиков[Вместо “Порфирий ~ Чичиков”: Ноздрев велел подать свечи, потому что были уже совершенные сумерки. Порфирий поставил перед ними опять бутылку с каким-то прекрепким вином. Когда стаканы были наполнены, Чичиков] заметил в руках хозяина неизвестно откуда взявшуюся колоду карт. “А что, брат”, говорил Ноздрев, прижавши бока колоды пальцами и несколько погнувши ее, так что треснула и отскочила бумажка. [“А что, брат, не обновить ли ее, говорил Ноздрев тасуя] “Чорт возьми, для препровождения времени, держу триста рублей банку”.[“для препровождения времени. Так уж и быть, держу триста рублей банку. Чтобы не разориться слишком, потому что я знаю, что с тобою опасно играть”.] Но Чичиков вовсе не был расположен ни пунтировать, ни держать банку. Ему хотелось скорее кончить дело за которым приехал, и потому он тут же сказал: “Прежде [всего] позволь, у меня есть к тебе маленькая просьба”. “Какая?” “Дай мне слово, [а. Но Чичиков вовсе не был расположен играть в банк, даже хотя бы на место Ноздрева был и другой игрок. “Ну банк можно и <1 нрзб.> сказал он. “[Я теперь] [Мне давно хотелось. ] А вот знаешь что, душа? мне давно хотелось у тебя попросить об одном”. “О чем?” сказал Ноздрев “Дай мне слово] что ты сделаешь то, о чем тебя стану просить”. “Да что ж ты хочешь просить?” “Ну, да уж дай слово”. “Изволь”. “Честное слово?” “Честное слово!” “Послушай, ведь у тебя, я чай, есть довольно умерших крестьян, таких, которые не вычеркнуты из ревизии”. “Ну, есть, а что?..” “Переведи их на меня, на мое имя”. “А на что тебе?” “Ну, да мне нужно”.