Ах нет, [Ах, нет] совсем не пестро <3 нрзб.>, нет, право, как вы ни говорите. Глазки и лапки. Глазки и лапки. Потом голубой фон через полосочки. Право пестро. Не думаю я и не могу именно сказать, что бы это могло быть (текст не закончен). ] “Какой веселенькой ситец!” воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы. “Но представьте же, Анна Григорьевна, что бы вы теперь сказали, если бы увидали матерчатое, которое мне привезла сестра. Вообразите полосочки узенькие, как только может представить себе воображение человеческое, фон голубой, и всё глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки… при свечах такое волшебство! Ну бесподобная, бесподобная! Можно сказать решительно, что ничего еще не было подобного на свете”. “И всё глазки да лапки?” “Всё глазки да лапки; но так распремило, что сказать нельзя”. “Только это, мне кажется, уж чересчур пестро. Я по крайней мере, не могу себе представить здесь ничего хорошего”. Нужно заметить, что во всех отношениях приятная дама была отчасти материалистка, склонна к отрицанию и сомнению и отвергала весьма многое в жизни. “Ах, нет, Анна Григорьевна, это просто нужно видеть… Да, поздравляю вас: оборок больше не носят”. “Как не носят?” “На место их фестончики”. “Как фестончики?” “Фестончики, всё фестончики, и сзади фестончики, и на рукавах фестончики, и вокруг плеч фестончики, и внизу фестончики, везде фестончики”. “Да это ж прескверно выйдет, если всё фестончики”. “Ах, вы не можете поверить, как [хорошо] мило: шьется в два рубчика и сверху нашивочка”. “Зачем же [здесь] нашивочка?” “А нашивочка-то и составляет главное очарованье. Но вот, Анна Григорьевна, вот уж когда вы испустите длинный ах, уж точно испустите длинный ах. Какой бы вы думали теперь самый модный покрой, которого еще и в Петербурге не все носят? Вообразите: лифчики длиннее, чем у мужчин”. “Не может быть?” “Длинные, длинные, и юбка[Вместо “Какой веселенькой ~ юбка”: “Какой веселенький ситец!” сказала тоже почтенная дама, глядя на платье просто почтенной дамы. “Да, не правда ли очень веселенькой”, сказала почтенная дама. “Ах, если б вы видели кисейку, которую привезла мне сестра! Вообразите: полоски узенькие и через клеточку всё глазки и лапки, глазки и лапки, т. е., вы ничего себе представить не можете, Анна Григорьевна, при свечах это такое обворожение. Бесподобная, бесподобная! Уж, точно, можно сказать, что никогда еще не было ничего подобного на свете”. “Только я не понимаю, Софья Ивановна, может ли этот узор быть хорош, когда всё глазки и лапки”. (Тоже почтенная чиновница, не мешает заметить, была решительный материалист и отвергала весьма многое в жизни). “Да, Анна Григорьевна, всё глазки и лапки. И вообразите, вместо оборки всё фестончики, и сзади фестончики и на рукавах фестончики”. “Но только я не полагаю, чтобы шли фестончики к кисейному платью.” “Ах, вы просто поверить себе не можете, как это распремило. Деликатно необыкновенно. И там еще что-то такое, трю-шу или шушу, — уж право, наверное не могу сказать, но бесподобно, а потом маленькие нашивочки”. “Ну, уж в нашивочках, я признаюсь, ничего не вижу”. “Да, Анна Григорьевна, нашивочки. А талии, Анна Григорьевна, уж так низки, вообразить себе не можете”. “Как же талии низки!” “Да, Анна Григорьевна, низки, низки, сзади] собирается так, как прежде бывало фижмы; даже[фижмы и даже] немножко подкладывают вату, чтобы была совершенная бельфам”. “Ну, уж как вы себе хотите, но я никак не стану подражать этому”. “Я сама тоже. Право, трудно даже вообразить, до чего иногда доходит мода. Подчас такие глупости выдумывают… Я однако же выпросила у сестры выкройку, посмотрю для смеха, как выйдет;[Я сама тоже. Только для одного курьезу выпросила у сестры выкройку, посмотрю, право, как выйдет. а. Начато: Я сама тоже. Ужасно странно! Я однако ж] Маланья моя принялась уже шить”. “Так у вас разве есть выкройка?” вскрикнула во всех отношениях приятная дама не без заметного движения. [“вскрискнула ~ движения” вписано. ] “Как же, сестра привезла”. “Душа моя, дайте ее мне, я попробую тоже для смеха, как оно выйдет”. “Только после Прасковьи Федоровны, потому что я уже ей обещала”. “Кто ж станет носить после Прасковьи Федоровны! Это уж со стороны вашей будет такое оскорбление… Вы сами знаете, в каком мы с вами отношении”.[Вместо “Душа моя ~ отношении”: