Ланди пролистал фотографии к той, на которой была кроссовка целиком, и пожевал губами. – Сами скажете или сказать мне? – спросил я. – Что сказать? – улыбнулся он. – По тому, что я слышал о Лео Уиллерсе, это не та обувь, которую он стал бы носить. – Что вовсе не означает, что не носил. Случается, что люди прячут в своем гардеробе совершенно неожиданные вещи. – Например, красные носки. – Уверяю, это не тот вид одежды, который, по-моему, выбрал бы Уиллерс, но иногда бывает то, чего мы никак не ожидаем. Мы продолжаем убеждать отца Лео показать нам медицинскую карту сына, и пока не добились своего, я могу предположить, что парень был дальтоником. Никто не знает, что на нем было, когда он пропал. Нам не разрешают обыскать его дом, и мы не знаем, что там хранится. – Вам не разрешают обыскать дом? – удивился я. Препятствовать ознакомиться с медицинской картой человека до того, как он официально признан мертвым, – одно дело. Но я не понимал, как можно не разрешить провести в доме обыск, кто бы в нем ни жил. – А в том момент, когда исчезла Эмма Дерби? – У нас оказалось недостаточно улик, чтобы получить ордер. – Вспоминая обстоятельства дела, Ланди поморщился. – Адвокаты отца Лео встали стеной. Мы провели беглый осмотр, когда Лео пропал, чтобы убедиться, что в свободной комнате или где-нибудь еще нет его трупа. Этого нам запретить не могли. Но к тому времени там уже кто-то побывал. Экономка утверждает, что убиралась в доме до того, как поняла, что хозяин куда-то делся. Вычистила все сверху донизу. – Но это же препятствие следствию? Ланди достал новую пачку антацида и принялся срывать пластиковую упаковку. – У нас не было серьезных аргументов: мы не могли назвать, что конкретно хотим искать. Разве что труп Эммы Дерби. Поэтому мы не могли никого обвинить в сокрытии улик. Но я сейчас вот о чем: мы недостаточно знаем Лео Уиллерса, чтобы утверждать, что у него не было дешевых кроссовок и красных носков. Если он решил вышибить себе мозги из ружья, то вряд ли сильно заботился, что надеть на ноги. Ланди говорил так, словно хотел убедить самого себя. – Вас самого не устраивает ваша версия, – заметил я. – Что меня устраивает или не устраивает, совершенно не важно. – Он разгрыз две таблетки антацида, словно хотел сорвать на них злость. – Но, откровенно говоря, я полагаю, что у Уиллерса-младшего был на обувь достаточно хороший вкус, посему где-то в округе плавает еще один труп без ступни. Такая вероятность существовала, но сейчас было не время ее рассматривать. Кроме того, я не сомневался, что, если бы второй труп существовал, Ланди бы об этом знал. – Вам известно, когда Фриарс планирует исследовать ступню? Я хотел бы присутствовать. Ланди внезапно почувствовал неловкость. – Спасибо за предложение, но в этом нет необходимости. Я постарался скрыть разочарование. Стопа сама по себе способна хранить не так много информации, но я рассчитывал, что полиция попросит меня взглянуть на нее. И, прибыв в морг, я также осмотрю найденное в устье тело. Я все еще негодовал на себя за то, что не попал на вскрытие. И хотя не сумел бы ничего добавить к выводом патологоанатома, сохранил бы сознание, что сделал все, что от меня требовалось. Теперь я этого шанса лишился. – Это Кларк ополчилась на меня. Ланди вздохнул. – В этом деле и без того полно осложнений. Шеф не хочет их множить. – Не понимаю, как разрешение мне осмотреть стопу может добавить каких-то сложностей. – Кроме того, что вы пропустили вскрытие, вы остановились у родных пропавшей женщины и повели ее сестру искать в протоке часть трупа. Не много ли всего за одни сутки? В таком изложении многовато, но мы оба понимали, что это несправедливое изложение обстоятельств. – Кроме того, что я не знал, кто эти люди, вы объявили, что я исключен из расследования, до того, как я решил снять у них этот эллинг. – Знаю. И если бы не вы, мы не нашли бы стопу. Я с этим не спорю. Но таково решение шефа… – Ланди развел руками. – Она смягчится, когда успокоится. В будущем много расследований. Но сейчас вам лучше не высовываться. Это называется, я высовываюсь? Молчу в тряпочку, будто меня вовсе нет. Но ясно одно: стычка с шефиней Ланди ничего мне не даст. Инспектор глотнул чаю и, закрывая тему, поставил на стол кружку и спросил: – Сколько времени вы намерены здесь провести? – Только до тех пор, когда починят мою машину. – Я поднял на него глаза. – Это намек? Ланди хмыкнул. – Нет. Просто поддерживаю вежливый треп. Честно говоря, удивлен, что Траск вас сюда поселил. Он не пытался обсуждать с вами дело? Вот мы и подошли к самому интересному. – Нет. Я дал ему ясно понять, что не намерен об этом говорить. – То есть он задавал вопросы? – А вы бы не задавали, если бы дело касалось вашей жены? Я не собирался грубить, но обретение стопы далось мне нелегко: я не только окончательно вымотался, но испытывал неприятное раздражение. Но Ланди как будто не обиделся. – Логично. Только я сомневаюсь, что именно в этом кроется причина его любезности. Вы слышали, что эллинг – любимое детище Эммы Дерби? А еще его сын вызвался чинить вашу машину. Не чересчур ли настойчивое стремление угодить? Возможно, Траск посчитал, что ему не помешает иметь на своей стороне консультанта полиции. Мне показалось, что слово «угодить» нисколько не вязалось с манерами Траска. – У меня не сложилось такого впечатления. Наоборот, кажется, что он вовсе не хотел меня сюда пускать и нисколько не пожалеет, когда я отсюда уеду. – Пожалуй. Но был бы он настолько сговорчив, если бы вы не были причастны к полицейскому расследованию? – Он об этом не знал, когда тащил меня на буксире. – Сказав это, я вспомнил, что «Лендровер» чуть не проехал мимо и водитель колебался, возвращаться ему ко мне или нет. А подтащить к своему дому предложил только после того, как узнал, почему я оказался у протоки. И при этом не скрывал своих чувств. – Похоже, он вам не слишком по душе. – Вопрос не в том, по душе он мне или нет. Он может быть каким угодно колючим, но все равно проникаешься чувством к нему и его родным. Они пережили трудный период в прошлом году. Пропала его жена, но одновременно всплыло, что у нее была любовная связь. – Ланди нахмурился и покачал головой. – Вот уж не повезло семейству. Первая жена Траска умерла вскоре после того, как появилась на свет дочь. Какие-то осложнения после родов. Траск в одиночку воспитывал ребенка и парнишку, что само по себе нелегко. Затем встретил гламурную красотку, штучку лондонского пошиба, женился на ней и привез хрен знает в какую глухомань, простите мой язык. Бог знает, о чем они думали и как собирались сосуществовать. – Траск узнал о связи жены с Лео Уиллерсом до того, как она пропала? – Я поздно спохватился, что не имею права задавать инспектору вопросы, раз больше не участвую в расследовании. Но Ланди только пожал плечами. – Утверждает, что до него доходили слухи, что жену с кем-то замечали, только он не знал, с кем. Все обнаружилось позднее, когда мы стали анализировать ее телефонные переговоры. Эмма часто созванивалась с Лео Уиллерсом, но незадолго до ее исчезновения звонки прекратились. После этого все указывало в одном направлении. – Вчера вы сказали, что в какой-то момент подозревали самого Траска. Инспектор улыбнулся, но без малейшего веселья. – Он как-никак муж, это было естественно. Но в момент исчезновения Эммы он был на конференции архитекторов в Дании. Несколько свидетелей видели ее или разговаривали с ней после того, как он уехал, а через пару дней она пропала с экрана радара. Детей дома не было: девочка отправилась на экскурсию со школой, парень гостил у одноклассника, и тревогу подняли только после того, как он возвратился к концу недели. Я вспомнил красивую, самоуверенную женщину на фотографии в раме. Если не случится неожиданной удачи, после смерти Лео Уиллерса никто не узнает, что с ней произошло. Кончина человека – горе для родных, но пропажа и того хуже. Если убийца избавился от трупа в Бэкуотерс, к этому времени вряд ли что-нибудь осталось, что можно опознать. Энергия, тщеславие, честолюбие – все, что формировало личность Эммы Дерби, давно улетучилось. Даже я, не знавший ее, испытал от этих мыслей некую опустошенность. Рубеж между жизнью и смертью – таинство, с которым я не мог примириться. И сейчас это было не легче, чем во время, когда потерял свою семью. – Доктор Хантер, – забеспокоился Ланди, – с вами все в порядке? Оказывается, я устал больше, чем показалось сначала. Поплыл, и теперь приходилось приходить в себя. – Извините, задумался. Он допил чай и снова поставил кружку на стол. – Пожалуй, откланяюсь. Сегодня иду на день рождения к внучке. Она обещала сберечь для меня кусок торта, хотя это вовсе не то, отчего у меня текут слюнки. – Согласен. – На меня нахлынули сладкие с горечью воспоминания о праздновании дней рождений собственной дочери. – Сколько ей лет? – Четыре. Истинная маленькая госпожа эта Келли. Уже научилась вертеть мною, как ей угодно. – Еще внуки у вас есть? – Пока нет. Но следующий на подходе. Моя дочь Ли – это мать Келли – ожидает второго. – Инспектор покачал головой. – Кажется, только что сама задувала на своих днях рождения свечи. А что у вас… какие планы после возвращения домой? Ланди быстро поправился, но я понял, о чем он собирался спросить. У вас есть дети? Значит, либо сам проделал домашнюю работу, изучая мою персону, либо о моем прошлом ему кто-то рассказал. Но я привык к подобному вопросу, и хотя он причиняет боль, больше не застает врасплох. Зато Ланди пришел в ужас, и его без того красное лицо вспыхнуло еще ярче. – Никаких планов. – Я подыграл ему, чтобы было легче справиться со смущением. – Хорошо. Еще раз спасибо. – Он протянул мне мясистую руку. – Счастливого пути, доктор Хантер. После того, как он ушел, я вылил холодный чай и заварил новую кружку. Хотя чувствовал себя неважно, не испытывал ни озноба, ни лихорадки, которые могли бы свидетельствовать, что во мне развивается инфекция. Но визит инспектора оставил неприятное, угнетающее ощущение. Я не собирался винить Кларк за то, что меня отстранили от расследования, – должен был честно признать, что до сих пор не покрыл себя славой открытий, но не мог избавиться от щемящего разочарования. Какими сомнительными ни казались бы мои поступки, я до некоторой степени искупил промахи тем, что нашел стопу. Пусть мой поход на болото был опрометчивым, возвращаясь в Лондон, я, по крайней мере, буду сознавать, что сделал что-то полезное. Он был еще полезен тем, что я лучше узнал Рэйчел. Уладив недоразумения, мы с ней поладили, и, несмотря ни на какие обстоятельства, мне было с ней приятно. У меня сложилось впечатление, что она испытывала то же самое. Ведь ничто так не сближает людей, как поиски гниющей стопы. Я пил чай, сидя на стуле у арочного окна, и наблюдал за плавающими в полноводной протоке птицами. Говорил себе, что нужно позвонить, узнать, как обстоят дела с моей машиной, но решил, что звонок несколько минут подождет. Траск сказал, что меня известят, когда автомобиль починят, и сколько бы я им ни надоедал, это не ускорит процесс. К тому же я не спешил возвращаться в Лондон. Перспектива провести остаток выходных одному в пустой квартире наводила тоску. Можно, конечно, отправиться к Джейсону и Анже, но путь к ним был не близким, и пока я туда доберусь, в этом уже не будет смысла. Я сел поудобнее, вытянул ноги и наблюдал за послеполуденной жизнью на улице. Мне удалось посмотреть только маленький кусочек Бэкуотерса, но здесь мне понравилось. Стелящиеся солончаковые болота под высоким небом наводили на спокойный, созерцательный лад. Казалось, что отсюда до Лондона, где зелень можно видеть только в парках, окруженных магистральными дорогами, очень далекий путь. Я даже не сознавал, насколько погружен и втиснут в молотильню ежедневного мотания по городу и уличного шума. Эллинг – славное место, чтобы от этого отдохнуть: простое, но со всем необходимым. Жаль будет покидать здешние покой и тишину. Это все, с чем тебе будет жаль расставаться. Я не сознавал, что задремал, пока меня не разбудил звук автомобильного мотора. Распрямившись, я протер глаза и сверился с часами: оказалось, что я вырубился больше, чем на час. Сон пошел мне на пользу – я по-прежнему чувствовал усталость, но зато просветлело в голове. Решив, что приехал Джемми с моей машиной, я вскочил со стула и чуть не опрокинулся, наступив на что-то под ковриком. Выругался и поскакал к двери открывать, и в этот момент в нее постучали.