Я понял, что повысил голос. Ланди нервно ерзал, Кларк холодно смотрела из-под рыжей шевелюры и блеклых ресниц. Сейчас начнется, подумал я. Из дома послышался шум. В дверях появились носилки, на них черный блестящий мешок, отражавший, пока его несли к похоронному фургону, проблески синих маячков. Кларк мгновение смотрела на эту картину, затем вздохнула: – Мне надо переговорить с Фреарсом. Ланди, последовав за шефом, покосился на меня, и его взгляд мог означать и упрек, и предостережение. Полицейские удалились в сторону залитого светом дома, и в это время послышался стук закрываемой двери черного фургона. Врач захлопнул другую дверь, отсекая от посторонних взглядов внутренность машины и ее груз. Меня отвезли в эллинг, но в постель я лег только после трех. Но даже тогда не мог заснуть. Возможно, играло мое воображение, но мне казалось, что я по-прежнему чувствую животный запах Эдгара Холлоуэя. И как только закрывал глаза, видел раздутое лицо Стейси Кокер, страшную неподвижность ее налитых кровью глаз. Я лежал без сна, когда яростно перелаивались тюлени, и потом, когда послышался предрассветный гомон чаек. Когда я наконец забылся беспокойным сном, небо уже светлело. Проснувшись от трели будильника, я чувствовал себя так, будто вовсе не спал. Но после долгого душа и завтрака наспех ощутил себя немного больше человеком. Рэйчел на телефонный звонок не ответила, но она, как и я, легла очень поздно. Кто знает, когда она сможет подняться. И ей предстоит незавидное утро: рассказать печальные новости Джемми. Надеясь, что с ней все в порядке, и оставив ей сообщение, я поехал в морг. Никто мне этого не запрещал, и, пока не запретят, я решил продолжать работу. Фреарса на месте не оказалось, но ему тоже пришлось возиться допоздна со вскрытием Стейси Кокер или готовиться к нему наутро. Я ему не завидовал. Следовательно, я мог спокойно заниматься делом без того, чтобы меня отрывали, и это меня устраивало. Лан предложила мне помочь, но я ее заверил, что справлюсь сам. Переодевшись в хирургический халат и резиновый передник, я вошел в прохладную, хорошо организованную тишину смотровой и с чувством облегчения закрыл за собой дверь. Кипение в течение ночи завершило процесс, начатый месяцы назад погружением в воду протоки. Остатки мягких тканей отпали с костей и суставов найденного в колючей проволоке человека. Я изъял их из бульона, в который превратился моющий раствор, очистил и, разложив сушиться, получил возможность осмотреть концы ребер грудины, ушковидную поверхность и лонное сочленение – то есть кости, способные дать представление, в каком возрасте умер человек. Работая, я старался не слишком думать о бывшем приятеле Эммы Дерби, владельце мотоцикла «Харлей-Дэвидсон». Обнаруженный труп мог принадлежать другому, а мотоциклетная куртка и сапоги оказаться всего лишь совпадением. Вскоре выяснится, если это не так. Сколь ни полезен рентгеновский снимок, он дает двухмерное изображение. Разные повреждения способны накладываться одно на другое и смазывать реальную картину случившегося. Именно это наблюдалось в нашем случае. Накануне, прежде чем поместить вымачиваться череп, я отделил от него сильно поврежденную, болтающуюся нижнюю челюсть. Еще до того, как челюстная кость была отмыта, я заметил глубокую бифуркацию в ее середине. Это означало, что у человека при жизни была на подбородке ямочка. Отложив кость в сторону, я острым скальпелем отсек позвоночный столб между вторым и третьим позвонками, а череп положил вымачиваться отдельно – не хотел, чтобы мелкие осколки от него смешались с другими откуда-нибудь еще. Рассмотрев отмытый череп, я пришел к выводу, что полицейский был недалек от истины, когда предположил, что удар был нанесен лодочным винтом. В хрупкие, как бальса, лицевые кости врубилось быстро вращающееся лезвие. Быстро вращающееся, потому что оставленный им пропил имел ровные края с очень малым числом сколов. И именно вращающееся, поскольку глубина пропила в середине была больше, чем по краям, что предполагает круговое движение. Раны располагались относительно горизонтально поперек лица. Одна, в несколько дюймов длиной, рассекла верхнюю сферу глазных орбит и располагающегося между ними, так называемого назиона – самой утопленной части переносицы. Другая шла под ней, нарушая целостность скуловых костей обеих щек. Ниже раны располагались настолько близко друг к другу, что было трудно отделить одну от другой. Носовая область раздроблена на несколько частей, верхняя челюсть не только лишилась передних зубов, под носом вообще превратилась в крошево. Фрагменты обладали необычной, почти как у губки, пористостью. Чтобы понять, что случилось, требовалась кропотливая реконструкция. Много костей потерялось, осколки отвалились, либо их оторвали водяные падальщики. Немногие зубы остались в лунках, но даже те не избежали встречи с вращающимся лезвием. Но я хотел исследовать сами порезы, для чего размял порцию силиконовой замазки и вправил в два самых явных. Когда замазка затвердеет, ее форма отразит характер нанесенного костям урона. Оставив замазку затвердевать, я перенес внимание на предмет, опустившийся на дно кюветы. Его, почти не видимого, я заметил на рентгеновском снимке под грудой вышележащих черно-белых повреждений. Кость не тоньше листа, неровная со стороны, где ее оторвало от черепа. Я продолжал ее рассматривать, когда дверь распахнулась, и в смотровую внесло Фреарса. – Добрый день, Хантер. Не рассчитывал сегодня вас здесь встретить. Я поставил кювету с костями, размышляя, не сказала ли чего-нибудь Кларк насчет моего отстранения от дела. – Почему? – Не смотрите так серьезно. Я имел в виду: после всех вчерашних драм. Но вы трудоголик. Я с облегчением вздохнул, упрекая себя за нервозность. – Вскрыли? – Девушку? Закончил до ленча. – Похоже, настроение у патологоанатома стало лучше. – Почти никаких неожиданностей – все предсказуемо. Синяки на шее, раздавлено дыхательное горло, сломана подъязычная кость – все составляющие удушения. Другие повреждения соответствуют случаю: переломы ребер, ссадины, синяки. В черепе имеется трещина, но внутреннего кровотечения не было. Контузия не смертельная. – Она оставалась в сознании? – Трудно сказать. Ее состояние, скорее всего, не позволило бы ей самостоятельно выбраться из машины. Но если вы спрашиваете, была ли она в сознании, когда ее душили, здесь можно только гадать. Судя по тому, что отсутствуют следы борьбы, можно предположить, что нет. – Фреарс взял из ящика пару хирургических перчаток и принялся натягивать на руки. – Если угодно, вот единственная странность: при том, что она раздета, следы насилия отсутствуют. Никаких свидетельств полового контакта. Похоже, наш клиент глядел, но не трогал. Это уже что-то, хотя родным Стейси Кокер небольшое утешение. Я вспомнил скрючившееся накануне вечером на заднем сиденье «Лендровера» жалкое существо, как человек в страхе уходил от нас по дороге, как Рэйчел его успокаивала, словно ребенка или испуганнее животное. Не беспокойтесь, он не опасен. Фреарс поправил тугие нитриловые перчатки и подошел к кювете с черепом. – Разбираетесь с нашим другом с колючей проволоки? Вижу, делаете слепки с нанесенных винтом ран. – Их нанес не винт. Это его заинтересовало. – Вот как? – Нанесло что-то быстро вращающееся. Но повреждения больше похожи на прорези, чем на раны. – Все любопытнее и любопытнее. Когда будут готовы слепки? – Должны быть уже готовы. Я потрогал силиконовую замазку. Она застыла, и я осторожно извлек из черепа резиновый отпечаток повреждений. В поперечном сечении разрез был квадратным, стороны соединялись с плоским дном под прямым углом. Внутренняя поверхность была грубой, с явными признаками задиров. Я взял штангенциркуль измерить толщину слепка, а Фреарс, рассматривая другой, удивленно хмыкнул. – Понимаю, вы о чем. Я ждал, что рана от винта окажется гладкой, а тут все шероховато, как медвежья задница. Словно терли грубым абразивом. Какой-нибудь мощный инструмент? Может быть, циркулярная пила? – Я бы скорее сказал, угловая шлифовальная машина, – предположил я, откладывая в сторону штангенциркуль. – Ее рабочий диск имеет абразивную поверхность и плоскую внешнюю кромку. Семь миллиметров – стандартная толщина. Соответствует нанесенным ранам. – Вы, я смотрю, мастеровой. – Фреарс кивнул. – Задумано хитро. Повреждения специально подделаны под те, какие бы нанес лодочный винт, чтобы тело, если его найдут, не вызвало сильных подозрений. Хотя возникает вопрос: откуда у нашего клиента сломанные кости? Если исключить столкновение с лодкой, следует принять предположение, что когда к его лицу подносили шлифовальную машину, он был еще жив. Вдохновляющая мысль. И вот что еще пришло мне в голову: кости мертвеца сухие и ломкие и реагируют на силовое воздействие по-другому, чем кости живого человека. В нашем случае сколы и осколки выглядели так, как если бы обладали эластичностью, когда их ломали, что означало, что резали по живому либо сразу после смерти. Хотя трудно установить: непосредственно до или непосредственно после. У меня не было иллюзий по поводу жестокости людей, и как бы ни была страшна версия Фреарса, мне приходилось видеть дела и похуже. Но мне казалось, что в данном случае нечто иное. – Сомневаюсь, – сказал я. – У меня еще не было возможности основательно исследовать материал, однако не похоже, чтобы травмы большой и малой берцовых костей были следствием столкновения с неким предметом. Скорее они следствие сдвигающего усилия. Нижняя часть ноги в чем-то застряла, а тело подверглось выкручивающему моменту и достаточно мощному, чтобы вывихнуть бедро и разрушить кости. Еще мы имеем сломанную шею. Раздроблены два позвонка, но череп нет. Как могло произойти, что позвонки сломаны, а он не тронут? Патологоанатом взял череп. – Полагаете, результат падения? – Не могу представить ничего иного. Падение с мотоцикла на большой скорости или столкновение с машиной могли бы привести к подобным результатам, но ни на теле, ни на одежде нет следов истирания. Падение более вероятно: если мотоциклист обо что-то ударился голенью или нога в чем-то застряла, может наблюдаться такой эффект. Мое предположение таково: рука или плечо смягчило удар по голове, но внезапное резкое движение сломало шею. Фреарс кивнул. – А затем кто-то при помощи шлифовальной машины попытался сделать его неузнаваемым и навести на мысль тех, кто его найдет, что он стал жертвой лодочного гребного винта. – Тут не только это. – Я показал патологоанатому тонкую в форме листа кость. – Что скажете об этом? Он нахмурился, принимая кость. – Осколок сошника. – Его затолкало внутрь черепа. – Не понимаю… О! – Фреарс кинулся к светящемуся экрану с рентгеновскими снимками, некоторое время разглядывал, затем покачал головой. – Черт возьми! Такое не каждый день увидишь! Сошник – тонкая костная пластина, вертикально расположенная в глубине носовой полости и делящая ее пополам. На рентгеновских снимках ее скрывала мешанина последствий более очевидных травм. Но разглядеть все-таки было можно – призрачную белую тень с кончиком в лобной доле разложившегося мозга. – Впервые увидев, я предположил, что ее туда затолкало вращающееся лезвие или диск, – сказал я. – Но оно бы рассекло кость, а не пропихнуло сошник внутрь, да еще под таким вертикальным углом. – Справедливо. – Судя по голосу, Фреарс был недоволен собой. – Но и падение не натворило бы подобных дел. Я тоже так считал. Для этого мотоциклист должен был падать лицом вперед, что само по себе привело бы к значительным травмам. А их не наблюдалось. И удар, чтобы сошник оказался в таком положении, должен был прийтись под прямым углом. Что было бы крайне странным. Или это была расправа. Глава 23 – Удар ладонью. Ланди высморкался. День клонился к вечеру, и солнце судорожно выглянуло из-за темных облаков. Инспектор сидел в пассажирском кресле моей машины еще немного сонный после эндоскопии. Забыв, что у Ланди в этот день медицинская процедура, я позвонил ему, чтобы рассказать о том, что удалось выяснить. Но только начал, как он извинился и сообщил, что до сих пор находится в больнице и не может свободно говорить. Ему дали успокоительное и велели не садиться в этот день за руль. Предполагалось, что за ним приедет жена, но она задержалась, забирая внучку из школы с продленного дня. Больница находилась неподалеку от морга, и я выполнил все, что планировал на этот день. Отмытые кости жертвы с колючей проволоки, очищены и оставлены сушиться. Самые главные и особенно те, что были с повреждениями, я предварительно осмотрел, а с реконструкцией решил повременить до утра. Недосып и события вчерашнего вечера давали себя знать, поэтому лучше отложить все на завтра и отдохнуть, чтобы не пропустить что-то важное из-за усталости и невнимательности. Я сказал, что отвезу Ланди домой, и обрадовался его компании и возможности развеяться. Рэйчел не давала о себе знать. Я снова пытался ей звонить, но она не отвечала. А я не хотел докучать – после смерти Стейси Кокер у нее и без меня прибавилось забот. Но ее молчание действовало на нервы. Когда я подхватил Ланди у входа в больницу, он выглядел усталым. А на вопрос, как прошла процедура, ответил: – Нормально, – но с видом человека, который не хочет обсуждать свои проблемы. И в свою очередь спросил, что удалось выяснить, изучая останки. И заметно оживился после того, как я упомянул о сошнике, и объяснил мне, что только очень умелый или случайный удар мог привести к подобным результатам.