– Удар ладонью? – переспросил я. – Этот прием изучают на занятиях по рукопашному бою или другим боевым искусствам. Вместо того, чтобы ломать пальцы, тыкая ими в человека, бьют по лицу основанием ладони. – Он поднял руку, выставив вперед ладонь и слегка согнув на манер когтей пальцы. – Подлый удар, но действенный, если требуется остановить кого-нибудь, кто не в меру разыгрался. Ему вместе с другими грязными приемчиками меня научил бывший десантник, когда я был в территориальной армии. – Вы были в территориальной армии? Ланди хмыкнул. – Тогда меня было не так много. На кольцевой развязке третий поворот направо. Инспектор заверил меня, что навигатор не потребуется. Он жил почти по дороге, но движение было плотным. – Значит, удар ладонью может нанести подобные повреждения? – спросил я, съезжая с кольца. – Теоретически да, но мне не приходилось сталкиваться. Может, его огрели дубинкой? Я не мог утверждать, чем ударили жертву, но сомневался, что воспользовались каким-либо оружием. Твердый предмет, как то: кирпич или молоток, оставил бы отпечатки по своей форме. – Не думаю. – Тогда, если предположить, что действовали голыми руками, удар ладонью – самая вероятная версия. Но нанести его требовалось с невероятной силой и под точным углом. Обычно дело кончается расквашенным носом или сломанными передними зубами. – От этого пострадали не только зубы. Вдавилась челюстная кость под носом. – В мой ряд, не включив указателя поворота, сместился грузовик, и мне пришлось притормозить. – Большая часть кости пропала, а та, что осталась, пористее, чем обычно. – Пористее? – В ней много мелких отверстий, как в ириске с воздушной начинкой. Может, генетический дефект, а может, инфекционное заболевание. Что бы там ни было, это серьезно ослабило структуру кости, и удар ладонью или чем-то еще вбил сошник в самый мозг. Ланди задумчиво кивал. – Что, возможно, послужило причиной смерти? Мы обсуждали это с Фреарсом и не пришли к единому мнению. – После такой травмы не выживают, но не обязательно она убила его. Если не ошибаюсь по поводу осколков, падение само по себе было смертельно. Предположение таково: удар в лицо предшествовал падению, ибо человека с такими повреждениями нет смысла бить. Однако не могу сказать, сколько времени прошло между первым и вторым. – По крайней мере, он был мертв или без сознания, когда неизвестный отмахнул шлифовалкой половину его лица. – Ланди нахмурился. – За этим просматривается умысел: человека случайно или нарочно убили в драке, а затем попытались придать инциденту вид несчастного случая – мол, жертва угодила под винт моторки. И скрыли внешность, чтобы воспрепятствовать опознанию. Затем запутали труп в колючей проволоке и утопили в глубоком месте протоки в надежде, что, если его найдут, все спишут на случайность. – Не удалось бы, – возразил я. – Исключено, если останки стали бы исследовать должным образом. – Удалось, не удалось, но попытаться можно. Здесь налево. Я свернул, и мы оказались в жилом районе с окруженными вишневыми деревьями и травяными газонами симпатичными, соединенными общей стеной домами на одну семью. Бело-розовое цветение придавало улице вид, словно ее украсили к свадьбе. Ланди поглаживал усы, что означало, как я уже понял, что он думает. – Что вам еще удалось обнаружить? – Немного. Он был высок – дюйм или пара сверх шести футов, возраст между тридцатью и сорока. Пока все, что могу вам сказать. – Есть соображения, сколько времени тело провело под водой? – Вероятно, несколько месяцев, но если не знать, плавало оно или находилось под водой, опутанное колючей проволокой, это не больше, чем догадки. – Предположим, находилось под водой в проволоке, что тогда? Я ответил не сразу. – Памятуя, что была зима, которую сменила холодная весна, где-то между шестью и восьмью месяцами. Ланди кивнул. – Эмма Дерби пропала больше семи месяцев назад. Этот факт от меня не ускользнул. – Нашелся след ее бывшего приятеля? – Я понимал, куда нас заведет мой вопрос. – Пока нет. Я поручил это дело сотруднику, а самому пришлось идти глотать треклятую кишку. Даже не имел возможности взглянуть на фотографию мотоцикла, о которой вы мне говорили. – Но вы полагаете, что Уиллерс мог убить и Марка Чэпла, и Эмму Дерби? – Я полагаю, что звезды выстроились таким образом, что это не исключено. Если обнаружится, что Чэпл жив, придется возвращаться к начальной точке. Но если бывший приятель Эммы в игре, это многое объясняет. Уиллерс не потерпел бы соперника, и вот вам мотив для убийства. Удар ладонью может быть наследием его военного прошлого. Даже если человека с души воротит от солдатчины, он не мог не запомнить, чему его научили. Ланди показал на дом по другой стороне улицы. – Наш. Остановитесь у подъездной аллеи. Я прижался к бордюрному камню, но мотор не заглушил, готовый двинуться дальше. Когда Ланди открыл дверцу, в салон ворвался аромат вишневого цвета. Но инспектор не вышел. – Спасибо, что подвезли. Может, зайдете на чашку чаю? Жена еще не вернулась, и я могу запустить руку в запасы с печеньем без опасения, что на меня наорут. – Спасибо. Пожалуй, поеду. Я не хотел вторгаться в личную жизнь полицейского и подумал, что, когда его жена вернется, ей захочется услышать полный отчет о визите мужа в больницу. Но Ланди не двинулся с места. – Я был бы благодарен, если бы вы зашли. – Его голубые глаза прямодушно смотрели на меня из-за стекол очков. – Есть кое-что еще, о чем я хочу перемолвиться с вами. Дом оказался не таким, как я предполагал. Послевоенный, одноквартирный, он был перестроен и расширен. Садик с фасада превратили в средиземноморское патио, а внутри все было по-современному светло, с удобной, но отвечающей нынешним вкусам мебелью. Я сидел в маленькой оранжерее, а Ланди, отказавшись от моей помощи, хлопотал, заваривая в примыкающей кухне чай. – Мне сказали только не водить машину, а с чайником я способен управиться. Он не спешил излить то, что накипело у него на душе, и я его не торопил. – Как Кокер принял печальное известие? – спросил я, когда он разливал в кружки кипяток. – Можете представить. Я ходил кругами у его дома – никак не решался войти и все ему рассказать. Больно подумать, что он чувствует теперь. Неудивительно, что инспектор выглядел таким измученным. Домой он попал почти на рассвете. – У него есть еще родные? – Сын служит в армии. Был за границей, но вернулся в Англию. Наверное, после всего случившегося получит отпуск. Я порадовался, что у Кокера есть родня. Большого облегчения это не принесет, но все-таки лучше, чем если бы он был один. – Что с Эдгаром? Ланди, входя с чайником и пачкой шоколадного печенья, поморщился. – Трудно добиться от него чего-либо вразумительного. Требуется полноценная помощь психиатра, но из того, что мы от него узнали, вы были правы: он находился на дороге. Чтобы его не сбить, Стейси Кокер резко свернула – судя по следам колес, это был внезапный маневр – и ударилась головой, когда машина покатилась в протоку. Холлоуэй вытащил ее из автомобиля и отнес домой. До этого места все достаточно очевидно, но дальше несколько запутано. – В каком смысле запутано? Ланди положил сахар в чай. – Возникает вопрос: зачем он ее спасал и тащил домой, если собирался убить? Если даже было таково его намерение, он не способен на столь сложное планирование. Отсюда возникает мысль: сначала он хотел ей помочь, возможно, перепутав с некогда пропавшей дочерью, а возможно, нет. Но обнаружив, насколько она беспомощна, ушел. – Вы так считаете? Инспектор сложил губы трубочкой и сделал глоток чаю. – Такое возможно. – Но? – Есть кое-что, что не вписывается в подобную схему. Фреарс вам сказал, что признаки изнасилования отсутствуют? – Инспектор потеребил усы и поставил кружку с чаем. – Это неожиданность номер один. Если обнаруживается задушенная, раздетая ниже пояса женщина, это, как правило, означает нечто определенное. Даже если Холлоуэй ее не насиловал, должны были остаться следы, как он ее раздевал. Но таковых нет. Это удивило меня не меньше открытия, что он не насиловал Стейси. – Вообще ничего? – Ниже пояса ничего. На свитере девушки обнаружили волос Эдгара, есть отпечаток его пальца на ее часах – видимо, оставил, когда извлекал из машины или тащил домой. И это все. При том, что ее джинсы расстегнуты, а не сорваны, ни на молнии, ни на ее замочке ничего нет. Нет и на золотой цепочке, которую Стейси носила на шее, а когда ее душили, закинули вверх и перекрутили. Нет даже частичных отпечатков пальцев. – Он мог действовать в перчатках, – предположил я, хотя сомневался, что Эдгару могло прийти в голову заметать следы. – В его кармане лежали не перчатки, а варежки – грязные, все в птичьем помете. Если бы он трогал Стейси Кокер в них, то всю бы испачкал.