– Четырнадцать. – У-у, взрослый парень. – Василий задумчиво почесал в носу. Пепел с сигареты падал ему на тапки. Бабкин сообразил, что старик даже не узнает мальчика при встрече. – Вот его фотография. – Он вытащил из кармана сложенную вчетверо распечатку. Трясущейся рукой старик без особой охоты взял снимок. Всмотрелся и затем свернул в трубочку. «Задницу свою он подотрет этой фотографией», – зло подумал Сергей. – А я его маленьким помню, – неожиданно сказал Василий. – И брата его. Они тут с матерью бегали, в бочке плескались… Веселые были ребятки. И Нина была хорошая. На мгновение из старого бессердечного пня проглянуло что-то человеческое. Сергей спросил себя, не рассказать ли ему, что Нина жива или, по крайней мере, была жива вчера утром… Но старик с такой неприязнью смотрел на него и так равнодушно отнесся к судьбе Егора, что он передумал. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как только сыщик закрыл за собой калитку, Севостьянов утратил всю свою сонную медлительность. Он быстро запер сарай на ключ, нацепил очки и последовал за Бабкиным. Сыщик шел по деревне, стучась в дома. «Фотокарточку показывает, – сообразил Севостьянов. – Ну, это и без него уже участковый сделал, ничего страшного». Вовремя пацан уехал! Лишь бы не вернулся раньше времени. С отцом он поссорился, ага, как же! За дурака Севостьянова держать не надо. Может, Егор и повздорил с Юркой, но сбежал он не поэтому. Севостьянов видел, как сыщик, обойдя деревню, сел в свою огромную черную тачку и уехал. Ну вот и еще одного отвадили! Славненько. Однако ищут Егора всерьез! Сначала полиция приезжала, потом какие-то девахи. А теперь, значит, целый частный детектив. Что-то странное творится. Чтобы Тамара наняла сыщика? Да она за копейку удавится! Может, Егор у нее деньги украл? Это плохо, конечно. Но мальчонку он им не выдаст. Пусть пока живет здесь. Перезимует – а там ясно будет, куда его пристроить. Севостьянов пошел домой. Пару раз оглянулся – нет, никто не следит. Он продавал самогон последние двадцать лет. Жена плаксиво твердила: «Вася, под статьей ходишь». А куда деваться? На пенсию жить? Свой дом Севостьянов любил. Но изба, даже самая крепкая, постоянно требует денег. Недавно пришлось менять насос и чинить унитаз. Севостьянов столько отвалил – до сих пор больно вспомнить. А по морозу бегать в уличный сортир он слишком старый. Не хочется потом почками маяться. Еще и дороже выйдет, к слову сказать. К предыдущему участковому Севостьянов нашел подход. Пятнадцать лет оба не знали горя: участковый имел на столе самогон отличного качества, а Севостьянов – тишину и спокойствие. Никто его не тревожил. Но участковый вышел на пенсию, и на его место сел новый, хваткий и прыткий. Именно к нему и ходил Севостьянов в воскресенье, чтобы аккуратно договориться. Начал с подношения. Прежде чем говорить о делах, необходимо ублажить маленького районного божка. Про Егора участковый его почти не расспрашивал. Сунул небрежно Севостьянову под нос фото плохого качества, подержал две секунды и выдернул обратно. Волонтеры тоже отнеслись невнимательно к старику. А сыщик и вопросы задавал, и снимок оставил. Еще и по деревне прошелся, не стал полагаться на предшественников. Въедливый, гад. Что же все-таки натворил Егор?.. Когда Забелины купили дом, Севостьянов не обрадовался. Чужие любопытные морды под боком ему только во вред. А соседи всегда любопытствуют, особенно бабы. Баб в семействе было две. Тамара, старшая, тащила на себе все хозяйство. Севостьянов был поражен ее работоспособностью. Шесть утра – она уже на огороде. Вскопала, разрыхлила, полила, прополола. К восьми готовит завтрак, чтобы сыну, невестке и внукам подать свежее, горячее. Сырники пекла, блины. Запах – на всю округу. Мальчишки бегали по двору, как котята, с перемазанными сметаной мордашками. После завтрака снова на огороде. Севостьянов не раз наблюдал, как она таскает ведра, тяжеленные шланги, обрубки деревьев… Сильная баба, выносливая! Когда начинался ягодно-грибной сезон, часами пропадала в лесу. Ни разу не случалось, чтобы вернулась с пустыми руками. Даже когда опытные грибники кривили рожи: мол, пустое лето, ни сыроежки, ни подберезовика, – Тамара хоть небольшую корзинку, но приносила. Севостьянов уважал таких женщин. Хозяйка! Дома у Забелиных, правда, было неуютно, хоть и чисто. Анюта, его жена, почему-то невзлюбила Тамару. Казалось бы, соседки, почти ровесницы, – но от общения Аня уклонялась как могла. «У нее глаза холодные». Севостьянов пару раз присмотрелся: нормальные глаза. Ну, выпученные слегка. Зато вся Тамара ладная, плотная. В такую если ткнешь, то палец не провалится в дряблое, а спружинит, как от резинового мяча. Севостьянов эту приятную упругость в женщинах очень ценил. Но потом кое-что стал подмечать и сам. В начале сентября одна из деревенских старух ушла за грибами и не вернулась. Такое случалось не впервой. Все кто мог отправились на поиски. Лес с трех сторон ограничен дорогами, рано или поздно куда-нибудь выйдешь. Но человек старый, слабый… Могла и ногу сломать, и сознание потерять. Севостьянов оделся потеплее, рассовал по карманам фонарик, спички, компас и бутылку с водой. Общий сбор закончился полчаса назад. Юрий и Тамара Забелины на нем тоже присутствовали. Нина по какой-то надобности уехала с сыновьями в город. Обычно молчаливый Юрий даже выступил: предложил на будущее закупить рации, чтобы поисковые группы могли связываться друг с другом. Предложение, конечно, никто не поддержал, да и не ко времени оно было. Но все запомнили, что новое семейство активно участвует в жизни деревни. Небольшими группками потянулись к лесу. Севостьянов задержался и вдруг увидел соседа. Тот подправлял засов на калитке. – Юрий! – окликнул он. – А ты чего не собираешься? Тот что-то забормотал в ответ. Севостьянов вдруг понял: да Забелин и не планировал идти на поиски! Выступил – и обратно на свой огородик. Недоверчиво усмехаясь, он рассматривал Юрия. И тут как чертик из табакерки выскочила Тамара. – Василий, да ведь незачем в лес идти, – очень убедительно сказала она. – Почему незачем? – не понял он. – А какая разница, найдут ее или не найдут? Севостьянов усмехнулся: – Ну, разница очень даже есть. Если найдут, будет тетка Лиза живая. А не найдут, будет мертвая. – Вот я и спрашиваю тебя, Василий Семеныч: какая разница? – вкрадчиво повторила Тамара. Севостьянов непонимающе замолчал. – У вашей Лизы ни детей, ни внуков, – напомнила Тамара. – Ей сколько? Восемьдесят четыре? – Восемьдесят шесть, – неохотно сказал Севостьянов. – Ну вот! Восемьдесят шесть… Развалина! Если не сегодня помрет, то через месяц-другой. Может, еще будет мучиться перед смертью от какой-нибудь опухоли. А в лесу вечерком на закате уснет тихонечко головушкой во мху, а утром не проснется. Разве плохо? Тамара так светло и безмятежно описывала лесную смерть Елизаветы, что Севостьянов дрогнул. Ему представилось, как долговязая Елизавета снимает с головы платок и ложится в густой изумрудный мох с умиротворенной улыбкой на губах. Он тряхнул головой. – Пасторальную картинку рисуешь, Тамара. Себе бы, поди, такой смерти не захотела? Лучше в теплой постели умирать, нет? – А это каждому свое, – снисходительно сказала Тамара. – Может, Елизавете господь бог судил в лесу помереть. – Или она просто дура старая, – сказал Севостьянов. – Насчет господа бога я не в курсе, а в старых дур верю. Навидался за свою жизнь. Он косо глянул на молча стоящего с отверткой Юрия и ушел. Перепуганную Елизавету нашли на втором часу поисков. Самое неприятное, что все вышло так, как говорила Тамара. Старуха умерла спустя четыре месяца. Смерть ее прошла почти незамеченной. Мальчишки у Забелиных росли шебутные, веселые. Севостьянов был равнодушен к детям, но за этими двумя ему нравилось наблюдать. Годовалые они были неотличимы друг от друга. Чуть подросли, стала заостряться разница. Один – головастый увалень, крупный, как медвежонок, повсюду лезет. Второй – чисто олененок. Ножки тоненькие, шейка длинная. Взбрыкнул и поскакал. Потом замер, разглядывает что-то в траве, ресницами машет. Смешные! В Нине Севостьянов так и не разобрался. Она целыми днями присматривала за детьми. Когда сыновья спали, сидела с книжкой, расстелив покрывало на лужайке. Приветливая, улыбчивая. Часто спрашивала, не мешают ли им с женой мальчишки. Но за этой приветливостью Севостьянову чудилось что-то странное. Несколько раз он видел, как она, направляясь куда-то, останавливается и замирает, словно забыла, куда шла. Смотрит в пустоту, и взгляд как у лунатика. Жена сказала, у женщин такое случается от недосыпа. Может, и правда дело в недосыпе. Но у Севостьянова от ее лица мороз бежал по коже. Однажды после такого «замирания» Нина очнулась и повела мальчишек ловить головастиков в пожарном пруду. Севостьянову до сих пор неловко было вспоминать, как он тайком потащился за ними. Ему привиделись, будто кошмар наяву, двое утонувших пацанят и Нина на берегу пруда все с тем же сонным, ничего не выражающим взглядом. Никто, естественно, не утонул. Наловили головастиков в банку и отправились домой, по уши в грязи. Когда у Якимовых на другом конце деревни случился пожар, погорельцы пошли просить денег по соседям. Тамара не дала ни копейки. Севостьянов при случае спросил: почему? – Государство им выплатит страховку. – Тамара пожала плечами. – Нам-то за что расплачиваться? Не меня надо спрашивать, а тебя. Ты, Василий, почему дал им денег? – Пока они ту страховку выбьют, пройдет много времени. Людям надо где-то жить, одеваться… – У этих людей родственники в Казани. Пускай туда едут и живут. А они на чужом горбу хотят прокатиться. Про родственников в Казани Севостьянов не знал и заткнулся. Тамара с ее прагматичным подходом к действительности занимала его. Севостьянов восхищался тем, как ловко она балансировала, чтобы не вызвать осуждение общества и в то же время соблюсти свои интересы. К его удивлению, они с Юрием быстро заслужили славу отзывчивых соседей. Тамара умела одарить ненужным кабачком так, что человек чувствовал себя облагодетельствованным. Она нравилась людям. Не была болтливой, но умела высказаться вовремя и к месту. Севостьянов заметил, что меньше чем через год все вокруг были уверены, что Забелины принимали участие в поисках заблудившейся старухи наравне с остальными.