— Чикамас — блеск, утром брал! Попросил меня приглядеть за огнем. Завел разговор о том, что говорят в Ряженом о раскопе и нападении. И зачем я сам приехал сюда, неужели только по этому делу? — Приехал я из-за гибели девушки. Слышали, верно? Я пошевелил дрова, подняв снопик искр. — Я ее видел пару раз. Довольно милая, — сказал Сушкин. — Товарищ Турщ хочет привлечь членов партии к лекциям в клубе. Затевают месячник против религии. Гросс сговорился с ним насчет выступлений. — Гросс умеет найти подход к чинушам и бюрократам. Добыл бумагу о том, что наша работа поддержана. Каким-то чудом убедил этого самого Турща не слишком мешать, даже наоборот, — вставил Сведыня. — А с чего бы Турщу быть против раскопок? — Такой уж человек! Поначалу заявился, чтобы дать понять, кто тут первый номер. Ощущает себя не иначе царьком. К тому же ожидал, как и все, от раскопок золота. — Тут Мирон снова сбился на древнюю бронзу и миски. Покивав ради приличия, я сумел снова вернуться к смерти Рудиной. — Я все думаю о девушке. В общем, случайная смерть. Но вот место и обстановка… Может, это несерьезно, но нет ли совпадений с местными обрядами, ритуалами? Например, погребальными? — Выходка эта — форменное свинство! — Мирон задумался. — Что вам сказать? Обряды, да и вообще погребальная культура, те же жертвенники, конечно, будоражат воображение. Ряженое и вообще эти места… непростые. Может, мысль ваша вовсе не глупа. Знаете, эта местная легенда, нечто вроде подношения змею. Я упомянул свою находку, змеевую луну, признался, что нашел амулет на теле девушки. — Любопытно. В захоронениях они, бывает, попадаются. А то и ерик принесет. — Мелкие находки, монеты или, к примеру, бусины — коленца этого самого «змея». Вроде как он их с умыслом разбрасывает. Поднять-то такую штуку можно, но — перекрестясь! — ввернул Сведыня. Мирон поднялся, ушел и вернулся, держа в руках широкий черепок. Повернул боком, подсветил от костра — по черепку шел рисунок, изогнутые линии, кольца волной. — Змей в этих местах изображали часто. У ямников, очевидно, было что-то вроде змеиного культа. Скифы, как известно из рассказа Геродота, и вовсе считали змею своей прародительницей. Очевидно, и «змеевик» — часть давних верований. Тех, откуда пошло нынешнее суеверие. Я попросил рассказать легенду. — Если коротко, то красный, или багровый, Змей стережет курганы. В одном из них скрыто несметное богатство. Но в каком именно зарыт клад, не знает никто. Только сам Змей. Тревожить его категорически нельзя. Он осторожно отложил черепок и продолжил, посматривая на закипающую в ведре воду. — Где, вы говорите, ее нашли? Гадючий кут? Тоже любопытно. Если верить легенде, то хребет и голова «змея» здесь, — Мирон притопнул ногой. — А вот хвост как раз там. Уж и не спрашивайте, как это возможно с точки зрения животной анатомии, — он хмыкнул. — Многие здесь убеждены, что гибель девушки и другие вещи, — он показал на воду, где в темноте колыхались пятна водорослей, — связаны с суеверием. Слова Сушкина наводили на размышления. Положим, «змей» — местная сказка. Но ткань-то вполне реальна. Что значит этот компот, нагромождение символов? Что шутник или преступник, устроивший представление с телом, все же не совсем нормален? Или, наоборот, расчетлив? Сведыня окликнул тех, кто стоял в отдалении, позвал к костру. Вынул полено из костра и сунул в ведро: — Для аромата! Чтоб с дымком ушица. Эх, тут не справить, как казаки с тузлуком, с чеснока и перца заправка — это б было дело! Но и без тузлука горячая уха с разварной картошкой пахла великолепно. — Где одна бутылочка, там и вторая милочка, — Сведыня с присказкой развернул мокрую ткань, вынул холодные бутылки. Местное вино — красное, крепкое и исключительно сладкое. Разложили маринованный сочный чеснок, круглый серый хлеб. — Шумеры считали, что боги создали людей, чтобы самим не работать. Но и человек не дурак, раз умеет работу сочетать вот с таким удовольствием, — Мирон разыскал для меня ложку, — давайте, пока не остыла. Гросс ужинал в своей палатке. Остальные у костра обменивались репликами, распаляя аппетит. — Ох, тут хозяйки рыбу готовят, ум отъешь! — Начиняют ее со спины капустой. — А как же чешуя, внутренности? — А, от все вынимаешь… * * * Со Сведыней мы спустились к реке вычистить песком ведро и ложки. Вокруг костра остались несколько рабочих. Солнце свалилось в сумеречную степь, широкую и светлую от ковыля. Разговор то гас, то разгорался. Я расспрашивал о Ряженом, о местных, о раскопе. Хотел проверить свою догадку, раздумывая о возможной связи нападений на артель и партию. Сведыня, облокотившись на бревно, сидел, вытянув ноги к огню. Подкидывал в общий разговор замечания: — В усадьбе хозяина рыбзавода хранилось кое-что из местных находок. Пропало, конечно, когда хозяин бежал. — От большевиков? — кто-то из рабочих из темноты. — Хуже! К нему собирались приехать жена и теща, которых он отправил в Харьков, — подмигнув мне, отозвался Сведыня. В ответ раздался хохот, выкрики «брешешь». — Теперь из старых служащих никого и не осталось, — продолжал Сведыня, прищурясь. — Один, может, этот мордатый — управляющий. На деле он-то всем и заправлял. Во всякую мелочь вникал! — Псеков? — Он. — А вы и раньше бывали здесь? — Бывал. С первой партией, но совсем недолго. Я мальчишкой был. Тогда местные тоже бузили. Против раскопок. Неймется им. Притом что сами роют повсюду. Пройтись по оврагам, вон сколько ям накопано. — Не все ведь так настроены, — вмешался Мирон, — Рогинский, местный фельдшер, интересуется историей и раскопом вполне искренне. Хоть и порядочный растяпа, бродил всюду, едва не сверзился в яму! — Неужели помогал с раскопками? — Да нет. У нас тут были случаи дизентерии, условия полевые. Забавный типус. Такой человек «в недоумении», — весело продекламировал Сушкин. — Человек с лицом «Пожалуйста, извините и помилуйте». — Вы его точно описали. — Я рассмеялся. — А я думал, что все местное население держится подальше. — В основном да. Бывает, нанимаются пропойцы. На простые работы — копать, таскать. Но неохотно. Курганов сторонятся. — Пару раз тут пропадала скотина. Объяснение простое: свалилась с обрыва, а может, и заблудилась. Или вот — перевернулся баркас. Ясное дело, рыбаки эти утонули с пьяных глаз, — вставил Сведыня. — Да уж. Слухам здесь, как и всюду, не нужно много… — Пацанята, конечно, ничего не боятся, — продолжал Сушкин. — Еще священник появлялся — пробовал унять народ. В самом начале работ была чехарда, кто тут побывал, и не вспомнить. Да и я, знаете, погружен в раскоп в буквальном смысле. Рабочие разошлись. Я решил искупаться. Весенняя ледяная вода отлично бодрила. Доплыл до островка в камышах. Сидя на отмели, до боли растирал мышцы. Впереди на воде колыхались багровые пятна. Ветер шевелил серый песок, приносил кислый металлический запах водорослей вперемешку с терпким ароматом степной травы. Запахи вернее всего оживляют воспоминания. И такого грубого и резкого, каким обладает ковыльная степь, я не встречал никогда. Вернувшись, устроился один у почти догоревшего костра. Но даже усталость и ледяная вода не помогли отключить поршень мыслей в голове. Повернув голову на шорох шагов, успел заметить неестественно вытянутую тень. Та сместилась и стала Гроссом. Он держал длинную, шириной чуть не в мою руку змею. — Полоз. Он неядовит. Сдох совсем недавно. Правда, я таких размеров давно не видел, отнесу подальше от лагеря — привлекает животных. Под его ногами захрустел ракушечник. Гросс вернулся и сел, отряхивая руки. — Первые люди не боялись звезд, они жили под ними. А мы спрятались в домах. — Он поднял голову, рассматривая на ночном небе бледные звезды. — Как думаете, разыщете нападавших? Через неделю-другую соберем новую партию находок. Хотелось бы понимать, сможем ли довезти ее в целости. — Разбираемся понемногу. Скажите, как вы подбирали участников для экспедиции? Он повернулся ко мне удивленно. — При чем тут мои сотрудники? Состав довольно пестрый, но всех я хорошо знаю. Кое-кто с небольшим опытом примкнул в Ростове, энтузиасты. — Я записал пару фамилий. Гросс продолжил: — Действительно грамотных несколько человек, к примеру, Мирон Сушкин, он помогает с каталогами в музее. Тот же Федор Сведыня. — Вот кому я, признаюсь, позавидовал даже. Где он только не был! Как попал к вам? — Его рекомендовал мне старый товарищ. Федор очень расторопный, я им доволен. Правда, сам он несколько разочарован тем, что среди находок маловато ценностей. Но записи ведет аккуратно, знающий. — Гросс уставился мне в лицо. — Сведыня сказал, вы смотрели описи. Зачем? Я мог сам вам сказать, что пропало. У меня за плечами больше десятка экспедиций. Подобного рода инциденты не в новинку. — В вашей работе ведь есть свои особенности и правила. Так и в моей. Описи — это документы, я обязан их проверить. — Прежде чем Гросс перебил меня, я добавил: — Мешать работе партии я не намерен. Да и полномочий таких у меня нет. Вы, верно, знаете, я вызван сюда совсем по иному делу. Разобраться в смерти местной девушки. Мы с вами похожи больше, чем кажется. Я — судебный врач. Беспокою мертвых, ищу ответы. Согласитесь, как и вы. Ищете ответы, беспокоя курганы. Гросс помолчал, усмехнулся сравнению, заметил, что слышал о девушке. Но тут же решительно поднялся, отряхнув штаны, и в свете луны, глядя прямо в глаза, твердо резюмировал: — Допустим, я приму, что вы здесь действительно по другому делу. Но, будьте уверены, находки отправятся в Ростов, и никуда больше. И я не допущу вмешательств в работу партии. Далее он резко продолжил, что у него есть точные сведения, что все ценные и значимые находки хотят передать в Петроград (уже Ленинград, но Гросс упрямо называл по-старому). И что они уйдут сначала в Эрмитаж, где большевики снова открыли для публики музей. А потом и вовсе будут проданы за границу[68]. Интересные новости. О продаже ценностей из дворцов и частных собраний за границу я мельком слышал. — Вы не поверите, как мне надоели чужие сокровища, — сказал я примирительно. — Если честно, главная драгоценность, которую я хотел бы получить сейчас, — это сон. Даже палатку занимать не стану, переночую на свежем воздухе. Гросс пожелал мне спокойной ночи, едко прибавив, что в некоторых древних культурах практиковали сон в «священном» месте (тут он ткнул ладонью в сторону курганов), чтобы в сновидении получить предвидение будущего. Может, и мне придет предсказание во сне… И это все, чем он и участники партии могут «посодействовать» моему делу.