Руфус закончил свой перекус. Отряхнулся и достал из кармана гармошку. Над дорогой поплыла мелодия. Как Йем и обещал, они добрались еще до того, как стемнело. Конечная цель их пути напоминала крепости мародеров у руин, только выглядело все более обжитым. Небольшая, чистая речушка делала тут поворот, огибая самодельные стены из бетонных блоков и обломков. Ворота стояли распахнуты, вокруг были распаханные поля. Многие хозяйственные строения были за стеной. Несмотря на стальные колья вокруг стены и колючей проволоке поверх, картинка была идиллической. Может, дело в том, что жители не ленились высаживать цветы вокруг укреплений. — Я не был тут почти девять лет, — вздохнул Йем. Сейчас они остановились на небольшом холме. Йем вышел и встал рядом с броневичком с лицом человека, вернувшегося домой. Руфус и Джим молчали. Йем стоял, разглядывая поселение впереди, довольно долго. Наконец, рейнджер сказал своим обычным бесстрастным голосом: — Все сильно изменилось. Йем сел обратно в машину и они молча поехали прямо к воротам. Их заметили. Уже у ворот их обступила целая толпа. Джим помнил торжественные встречи разведчиков, возращавшихся в Убежище с добычей и важными ресурсами. но и они не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Йем оставил броневичок у ворот, и пошел дальше пешком. Руфус и Джим, обменявшись недоуменными взглядами, пошли за ним, приотстав на полсотни шагов. Местные, все как один одетые в белое, заметили их еще с холма. И теперь, мужчины и женщины выстроились вдоль улицы. Дети и девушки подбегали к ему, обнимали его, целовали в щеку, гладили по лицу и отбегали прочь. Прибегали маленькие, пышно разодетые девочки и важно шествовали рядом с рейнджером, бросая перед ним лепестки цветов и яркие обрывки ткани и бумаги. откуда-то из далека послышалась веселая музыка. Центральная улица была не большая, поэтому Йем шествовал по ней не долго. Наконец, он дошел до мощного внутреннего укрепления, с вовзвышением перед ни. на это возвышение выбежал маленький, пухленький седой человечек с лицом мягким и ласковым, как булочка. Он сбежал вниз, навстречу к Йему, схватил его за плечи, обнял и расцеловал в щеки. — Добро пожаловать домой! — крикнул кто-то в толпе и люди подхватили этот крик, повторив фразу еще трижды. Йема подняли руки и понесли. но не внутри центрального укрепления, а в сторону. Маленький серьезный мальчуган подошел к Руфусу. Внимательно осмотрел его. Схватил за палец и потащил в ту же сторону. — Вы соратники ратаэштара? — раздался рядом мелодичный голосок. Джим обернулся на голос и увидел красивую девушку с огненно рыжими волосами. Он обжегся о её прямой взгляд, испуганно опустил взгляд и выдавил, чувствуя что стремительно краснеет: — Ну… Эээ… Я с Йемом… — Если вы разделяете все тяготы похода против зла, то тогда вам тоже надо отдохнуть с дороги. Пойдемте! — и точно так же, как тот мальчуган Руфуса, ухватила Джима за руку и с неожиданной силой потянула за собой. Джим некоторое время растерянно волочился следом, но потом собрался духом и уперся ногами в землю. Девушка, почувствовав сопротивление, обернулась, удивленно приподняв брови. — Куда ты… Вы… Я… — Джим запутался в своих мыслях, значительную часть которых крутилась рядом с глубоким вырезом на груди у девушки. — Я вас помою и накормлю. А потом вам надо будет отдохнуть и поспать, — улыбнулась девушка. — Ведь завтра праздник в вашу честь. Добро пожаловать домой! Глава 10. Трудная работа Ополчение Спрингвуда не были самыми умелыми или тренированными солдатами в Армии. Они даже не успели вкопать колья, вбить стальные штыри, отпугивающие горгон и мешающие мороку. Зато Спрингвуд был пограничным городом, поэтому даже приседая за куст, они держали слипвэлл под рукой. По многолетней, въевшейся под кожу привычке, несмотря на близость реки и усталость от долгого марша, прежде чем развели костры и были отправлены люди за водой, повозки обоза были поставлены в круг. Тяжелые откидные борта из толстых досок были уже раскрыты, превращая просто повозки в дощатую стену высотой в в полтора человеческих роста. Люди взбирались на телеги, скидывая вниз все лишнее. Теперь, укрывшись за стеной и имея преимущество, люди могли дать бой. Отработанная поколениями технология. Даже у водовозов в Спрингвуде были накладные высокие борта на случай встречи с заплутавшей нежитью. Может люди и не были так живучи, как всякая пакость, зато они были куда изобретательнее. Главное успеть занять позиции до того, как Костяные Пауки доберутся до их линии защиты. Если бы Билли принадлежал к миру где у человека есть время на бессмысленные занятия, вроде филологии, а в его голове было много ненужного для выживания мусора, он бы наверняка задался вопросом, кто же мог назвать так опасную тварь. Костяной Паук. С древних времен люди избегали страшных названий, называя опасность иносказательно, боясь привлечь беду. Битву называли “жатвой”, свирепого зверя, бера называли тем “кто ведает мед", "медовым волком". Смягчая жутковатые ассоциации, подслащая опасность, отталкивая от себя беду. Но нет ничего мягкого в костях, нет ничего сладкого в жутких пауках. Но объяснение тут нашлось бы простое — Костяные Пауки не были пауками, не были и костяными. Они были ужаснее. Твари, извращенные темной силой, вызревшие из трупов, питающиеся болью и ужасом, состояли из частей людей и животных, уродливой пасти из многих челюстей и множеством лап из многих конечностей. Неестественно прочные поверхностные покровы похожие на белесый хитин, все же позволяли угадать в этих тварях те многие их части, что прежде принадлежали людям. Кадавры, "officinarum cadaverosum" как называли их тогда, когда латынь еще не была окончательно мертва, были быстрыми и опасными. Но часто спасало людей то, что их многочисленные, заплывшие блеклыми бельмами глаза видели очень плохо и реагировали Пауки скорее на движение. Плохая новость для спрингвудцев была в том что здесь, Костяных Пауков было слишком много. Костяные Пауки очень редко собирались в стаи — для этого нужен был вожак, который бы смог подчинить своей воли вечно рыщущих в поисках жертвы одиночек. Иногда им мог стать матерый гуль. Но обычно — кто-то из высших. Чудовищ которых видели только те, кто рисковал сунуться в города Древних. И поэтому несущаяся на стену повозок волна грязно-белых кадавров пугала Била не только сама по себе, но и тем, что могло прийти вслед за ними. — Держать строй! — надрывался Гарри Топор, уже взяв на себя левый фланг. — На телеги! Быстрее! И где твой слипвел, козлиная ты задница?! — перекрывал шум могучий рев Тихого Джефа. Рядом Болтун молча, но информативно, начальственными пинками направлял замешкавшихся ополченцев в слабые места обороны, успевая выписывать звонкие оплеухи тем, кто выглядел недостаточно собранным. Стрелки во главе с Валентином, выстроились на двух телегах с высокими бортами, в два человеческих роста. Эти телеги были специально приспособлены для стрельбы. Надо отдать Валентину должное, он все же сумел выдрессировать своих стрелков. Они уже были на местах. Споро зарядили ружья. Перекинули стволы через борт и дали залп в приближающихся тварей. Далеко впереди основной волны бежал один, наиболее крупный Паук. Билл мельком увидел сросшиеся грозди голов по бокам мерзости и больше не присматривался. Естественно, своими размерами и прытью этот Паук привлек к себе особенное внимание стрелков. Большая часть пуль полетели в него. От твари отлетели куски, она еще пробежала несколько шагов, но потом много суставчатые лапы подломились, Костяной Паук покатился, взрывая землю острыми, похожими на серпы когтями. “Один есть”, порадовался про себя Билл и тут послышались оглушающие удары, и громкий треск — пауки с разбегу таранили препятствие. Похоже, пара из них себе повредило то, что у них там вместо черепа и они выглядели оглушенными, остальные начали грызть и царапать деревянные щиты, закрывающие телеги. Билл знал, Костяные не тупы, просто у них нет инстинктов и осторожности. Скоро они сориентируются и начнут пытаться залезть наверх — и вот тогда начнется самое веселье. Билл повернулся к ополченцам. Лица многих были белее чем чудовища копошащиеся у повозок. И это несмотря на осевшую на их кожу серую дорожную пыль. Билл понял, что надо сказать ополченцам, что все идет по плану, успокоить, подбодрить. Билл помахал над головой своим слипвелом, привлекая внимание. Ничего не добился, и тогда крикнул “Слушай сюда!”, и в перерыве между монотонными залпами стрелков Валентина, выхаркнул комок мало связанных между собой ругательств. Спрингвурдцы ответили дружным ревом. Рев был скорее испуганным, чем одобрительным, к тому же несколько человек никак не переставали орать. Но уже через секунду Биллу стало не до признания своих талантов в ораторском мастерстве — у соседней повозки оказалось сразу несколько Пауков, и задние начали лезть на передних, обнаружив, что оттуда уже могут зацепиться за борт. Ополченцы на повозке орали, смотря как над темной доской борта появляются все больше костяных лап, оставляя зарубки от когтей. — Руби их, руби! — заорал Билл. Его, если и услышали, то виду не подали. Билл кинулся на помощь. По закону вселенской подлости, повозка куда полезли Пауки оказалась без ветеранов. Первый, самый ловкий Паук, наконец вскарабкался на борт повозки, медленно и с явным напряжением перевалил себя через него. А потом, стремительным рывком кинулся на ближайшего человека. Воткнул в парня два зазубренных костяных клинка на передних лапах, приподнял беднягу над собой и спрыгнул обратно, не обращая внимание на вялые попытки других ополченцев его рубить. Над дощатым щитом начал выбираться второй. С особо мерзкой рожей, составленной почти сплошь из человеческих лиц, уродливых, искаженных, с гроздьями выпученных глаз вращающихся в разнобой. Но Билл был уже рядом. Он с привычным хеканьем, вкладывая в удар инерцию бега, воткнул заостренный шип на конце своего слипвелла прямо в середину глазной грозди. Резко провернул, с треском ломая кость, не останавливаясь, словно в танце, хорошо отработанным движением выдернул свое оружие. Билл отработанным движением, широко размахнувшись ударил по лапе, которой паук вцепился в борт повозки. Костяной коготь сломился у основания и паук соскользнул вниз. Билл помотал головой, обшаривая взглядом борт повозки, но других чудовищ пока не увидел. Он перегнулся через борт, выставив перед собой слипвел, и несколько секунд смотрел вниз. Пауки обступили бедолагу, которого утащил первый из них и уже почти освежевали его — кожа осталась только на конечностях — и теперь вытягивали жилы, неожиданно ловкими, гибкими псевдожвалами. Вопящий на единой тонкой ноте окровавленный череп еще живого ополченца на секунду показался между спинами Костяных и тут же разлетелся на куски от попадания пули. Билл посмотрел в сторону стрелков. Увидел Валентина, который уже перезаряжал своё, еще дымящееся, ружье. Они синхронно кивнули друг другу. Пауки потеряли интерес к мертвецу и снова прильнули к повозке, ощутимо покачнув её. Билл посмотрел на прикрепленные к повозке горшки с зажигательной смесью, остро желая сорвать один, дернуть шнур, зажигая серный запал и разбить об вон того, самого здорового. Но с усилием сдержался. Костяные Пауки не боялись огня. Если Костяных облить горящей нефтью, то это создаст больше трудностей людям, чем им. Над бортом повозки появился новый Паук — во второй раз чудовища сориентировались быстрее. Билл поудобней перехватил слипвел и с размаху ткнул им в пасть, составленную из жутко удлиненных лошадиных челюстей. Паук дернулся и закусил слипвел царапая и прогибая железные полосы, которым было оковано древко. И тут рядом промелькнул другой слипвел, попав точно по скопищу выпученных кровавокрасных шаров, заменяющих твари глаза. Несколько “глаз” лопнули, покрыв Билла мелкими розовыми брызгами. Это к нему на помощь пришел один из ополченцев. К удивлению Билла это был Упыреруб. Причем, новичек быстро вошел в темп. Снова широко размахнувшись, как при рубке толстого древесного ствола, он ударил паука по лапе. Та с влажным треском отломилась. Тварь от неожиданности выпустила слипвел из пасти, и начала сползать обратно за борт. Билл, вспомнив что он тут не один, развернулся к остальным, и заорал: — Руби! Руби! Бей! — и со всей силы ударил ближайшего по лицу ладонью. Ополченца, разумеется. Бедолага упал на доски телеги как подкошенный, но остальные ринулись на лезущих к ним пауков, лупя по ним без затей, как орудуют киянкой, забивая деревянные сваи для забора. Билл убедился в том, что дело у них пошло неплохо и отступил, осмотрелся. Мимо пробежал Тихий, со своей огромной бомбардой в руках. Вот он подбежал к одной повозке, в которой Пауки расщепили доску, и расширяли дыру. Бомбардир сунул прямо в пролом жерло своей бомбарды, уперев широченный приклад в живот. Придерживая ствол одной рукой, расставил пошире ноги, Тихий приложил к запальной полке тлеющий фитиль. Глухое “буммм” разнеслось по холму, оставляя после себя звенящую тишину. Пытающегося протиснуться в дыру паука расшвыряло на двадцать шагов. Тихий почти мгновенно вбил в широкий ствол новый кулек пороха, сверху уронил упакованную в пакет шрапнель — благо чистить воронкообразный ствол было не нужно. Сыпанул порох на полку — его большие руки двигались быстро и грациозно, как у пианиста в салуне. На все про все у Тихого ушло времени меньше, чем Биллу бы потребовалось перечислить все его действия вслух. Джефф перезаряжал, не переставая двигаться — и когда его мортирка снова была готова к бою, он уже оказался рядом с Биллом. Билл показал ему на кучу копошащихся у борта телеги Костяных. Джефф пристроился сбоку, опасно свесившись над краем, упер приклад в соседнюю повозку. Бумммм! Этот близкий выстрел заставил даже почти привычного Билла охнуть. Ополченцы присели. Костяные, попавшие под плеть шрапнели, кинулись врассыпную, оставляя за собой оторванные от тел куски. — Нормально! Держимся! — заорал Джефф, не забывая перезаряжать свою “малютку”. Обычно от его ора закладывало уши, но сейчас Билл едва слышал бомбардира. Тут его схватили за плечо и развернули назад, в сторону лагеря. Это был Упыреруб. Билл уже хотел съездить идиоту по морде, но тот показывал назад с таким выражением, что Билл решил все же посмотреть, что там, на секунду отвлекаясь от Костяных Пауков. И тогда впервые увидел Живоглота. Живоглот, судя по размеру, был матерый. Похожая на краба тварь, не спеша мяла уродливыми клешнями боевой грузовик Лейтенанта, словно зная, что это наиболее опасный враг. А может просто чуяла спрятавшегося внутри механика. В любом случае, им крупно повезло — живоглот, подкравшись со стороны почти вертикального обрыва, мог бы опрокинуть их оборону за счет внезапности. А отвлекшись на грузовик, он дал им несколько драгоценных минут, чтобы приготовиться. Словно почувствовав взгляд живоглот вскинулся, и засеменил по направлению к стрелкам Валентина. Монстр двигался слишком плавно и ловко для такой угловатой громадины. Он скользил над землей грациозно как водомерка, высоко возносясь на своих длинных лапах. не сбавляя скорости Живоглот пригнулся к земле и сграбастал двух ополченцев, которые, похоже, пытались отсидеться во время боя за мешками. Монстр ловко закинул их себе на спину, где их тут же облепили тысячи крохотных жгутиков, пробираясь в поры, глаза, покрывая жертв тонким слоем псевдоплоти. Их вопль боли перекрыл шум битвы. И только сейчас от Живоглота разошлась волна ужаса. Нет ничего, что может сравниться с ужасом, который внушает Живоглот. Есть много способов сбить мороки — резкий звук, колокольный звон, умственные упражнения, шлем из кованого на холодную железа. И все все они бесполезны перед лицом пьющего душу страха, который испускает Живоглот. Этот чудовищное чувство вызывает моральную боль, которая сравнима с тем, как если бы в теле вдруг, одна за другой начали ломаться кости, от меньших к большим. В первый момент еще кажется, что можно хоть как-то облегчить свои страдания если кричать или корчится в припадке. Укусить себя, или сломать руку, чтобы хоть на секунду испытать облегчение отвлекшись на реальную, физическую боль. Увы, проходит десяток секунд и люди умирают внутри себя, превращаются в безвольный комок скрюченного в агонии ужаса тела, которое можно резать ножом — несчастный, попавший под вопль Живоглота будет пребывать в настолько плотном кошмаре, что даже не заметит этого. У каждого человека есть та грань, за которой он больше не терпеть. Просто не выдерживает. Сердце лопается. Все знают — от морока живоглота есть только один способ сбежать. Дверь, за которой можно спрятаться от любого кошмара, ведь любой ужас там не имеет смысла. Дверь в безумие. Билл смотрел на колышущееся над ним тело Живоглота, и чувствовал как все чем он был, его мыли, его чувства, его воспоминания, растворялись в адском ужасе. Вдруг громада уродливой, исковерканное, потерявшей любое сходство с настоящей, плоти монстра дрогнула. Словно пошла рябью. Морок отступил и на Била навалилась апатия. Он отстраненно отметил, что опустошил кишечник прямо себе в штаны, но не испытал в связи с этим фактом ни малейших эмоций. Живоглот заметался, пытаясь сбить с себя пламя. Оказывается, кто-то забрасывал его бутылками с горючей смесью. Первые две жертвы монстра, которых он сейчас пожирал, тоже корчились в огне. Однако, сквозь боль на их лицах, как показалось Биллу, проступало и облегчение. Пламя, пожирая уродливые образования на шкуре чудовища, истощала его силу, лишала его ауры ужаса. Сейчас, без морока он уже не казался таким огромным. Ну от силы высотой с всадника на большой кобыле. Его изъеденные временем, слишком тонкие лапы для такой массивной туши лапы засеменили, заскребли землю. Живоглод отшатнулся и попятился. Вдруг рядом с Биллом появился Джефф, присел на колено, уперев мортирку прикладом в землю, отвернул лицо — и под глухой “буммм” в брюхо монстра рванулся столб белого дыма. Там где в Жживоглота попала картечь, его плоть начала темнеть и дымиться. “Каменная соль” — наметанным глазом определил Билл. Над головой раздался залп. Похоже, стрелки тоже пришли в себя. Билл попытался сплюнуть кровь — в приступе он так стиснут челюсти, что раскрошил зубы, а потом порезал об них щеку и язык. Крови во рту собралось много. Сплюнуть не удалось. Кровавая слюна ручейком побежала по подбородку. Потрогав губу руками, он понял, что та прокушена насквозь. К тому же, еще и левую ногу защемило в болезненном спазме. Кажется, неудачно повернулся, пока валялся тут на земле, корчась от страха как жалкий мудак. Билл сел и сосредоточился на ноге, распрямил её, помогая себе руками. Кровь стекала по подбородку и заливала хорошую, почти новую рубаху. Именно это, последнее обстоятельство, чуть не заставило Билла разрыдаться. Его отвлекла острая боль — коленный сустав вошел в пазуху с легким щелчком. Билл почувствовал облегчение, выдохнул. Почти улыбнулся. Прямо перед ним, глубоко войдя в землю, буквально в ладони от левой ноги, опустилась лапа Живоглота. Билл отполз в сторону, беспомощно пытаясь нащупать рядом оружие, ставшими очень неуклюжими руками. Выстрелы с повозки стрелков застучали часто и в разнобой. Объятая пламенем тварь металась и дергалась, задевая повозки, а потом споткнулась и рухнула на землю. Почти на Билла. Билл испуганно закричал и сунул в мешанину псевдоплоти свой слипвэлл. Билл даже не помнил, как он его наконец нашел. Удар был сделан из неудобного положения, без умения, на удачу. Но вышел весьма хорошим. По меньшей мере, чувствительным. Живоглот “закричал”, вскочил, побежал к обрыву, но уже на полпути его лапы подломились, он снова споткнулся, и с размаху врезался в боевой трак Лейтенанта. И остался догорать, мелко подергиваясь. Только после этого Билл позволил себе потерять сознание. Костяные Пауки, почувствовав гибель Живоглота, довольно быстро разбежались, оставив после себя девять своих упокоенных повторно и шестерых освежованых спрингвудцев. Билла оттащили на повозку к стрелкам, привели в чувство пощечинами, плеснули виски. Сначала, немного, в лицо и только потом в пасть. Но Билл впал в ступор и не реагировал. “Контузия” — непонятно выразился подъехавший позже дивизионный Медик. “Осоловел” — поняли парни. Билл таращился на окружающее, не делая попыток в него вмешаться, не слыша вопросов, не реагируя на резкие звуки. Его оставили в покое и он тихо сидел в углу, в своих засранных штанах, испуганно вращая головой по сторонам, как привязанная к полу сова. Забавно, но где-то внутри себя, Билл все понимал. Словно находился под водой. Там, за поверхностью водной глади, кипела жизнь, люди бегали туда-сюда, кричали, что-то делали. Но до Билла доходили только отдельные слова и совсем не доходил смысл этой суеты. Мысли текли медленно, не складываясь, впрочем в выводы. “О, Тихий Джефф” — думал Билл, увидев пробежавшего мимо бомардира. Но куда Джефф побежал, что он сказал Валентину, ткнув рукой в Билла — ему было всеравно. Да даже додумать мысль, что “Джефф побежал”, уже было слишком тяжело. “Ботинок”, — плыла мысль в голове Билла. Его кто-то задел, отчего голова Билла дернулась и он стал смотреть в небо. “Небо”, — подумал Билл. Как ни странно, но Биллу повезло. Постепенно, медленно но верно, он начал чувствовать боль. Закряхтел. начал ругаться. И тут же оказался в кругу заботливых угрюмых сержантских рож. Которые, впрочем, в этот конкретный момент, пока стягивали с Билла обосранные портки, были весьма жизнерадостны и скалились как старый ботинок. Помимо человека в говне, что само по себе всегда было невероятно глубоким источником взрывного юмора, радости им добавляло и то, что Билл начал приходить в себя. Ведь осоловение от Живоглота могло и не пройти. Кроме Билла, накрыло еще трех, но один сразу сломался, заскулил, скрутившись в комок, а потом перестал дышать. Умер еще до того, как убили Живоглота. А остальные, как и Билл, к утру немного пришли в себя. Но до этого времени про них забыли — утром стало не до них. Скоро выяснилось, что пусть ополчение города Спрингвуд не было самыми умелыми бойцами. Не могли они похвастать и роскошным вооружением. Зато в мужестве они не уступали лучшим. Глава 11. Путь Ормузда Йем, Руфус и Джим находились в крепости Ордена уже третий день. Хотя, какая же это крепость. Довольно многочисленное поселение вокруг центрального поселения. Если Руфус и Джим, похоже, пребывали в полном восторге от окружавших их заботой и почитанием местных, то Йем испытывал беспокойство. Он прошел ряд очистительных ритуалов, прежде чем его пустили к Учителю. На это и ушло почти три дня. Йем встретился с главой ордена уже вечером. Тот сам пришел к Рейнджеру, который сидел в комнате подземного храма, у священного огня. Помня, что Учитель не любит суету, Йем едва сдержался, чтобы не засыпать его вопросами. А их у него накопилось много. С другой стороны, как Йем помнил еще из своего детства, если Учитель вдруг решит заговорить, то бывает трудно его переслушать. Учитель пристроился на теплом коврике рядом с Йемом, который сидел в одной белой священной рубахе, подпоясанный шнуром из переплетенных серебряных нитей. Безоговорочный и бессменный глава Ордена пыхтел и устраивался поудобнее. Мягкое, добродушное лицо с морщинками вокруг глаз от постоянных улыбок, полноватое тело с нежными ручками — Учитель был полной противоположностью застывшей в неподвижности мрачной и мускулистой фигуре рейнджера. Как сдобная булочка на фоне узловатого пустынного дерева. Учитель мужественно вытерпел несколько минут на коленях, но потом разохался, плюхнулся на задницу и начал растирать колени. — Годы берут свое, — оправдался он перед неподвижным Йемом. Йем едва заметно улыбнулся. Глава Ордена никогда не скрывал свои слабости, зато редко показывал силу. Йем хорошо помнил Учителя, когда тот обучал его в детстве. Может, конечно, память играла с Йемом, но в его детских воспоминаниях Учитель выглядел сильно старше, чем сейчас. — Знаешь, что тут было раньше? — вдруг спросил Учитель и обвел рукой помещение. Йем привычно промолчал. Учитель всегда лучше всего отвечал на свои собственные вопросы. — Тут был склад. В Древнем Мире тоже были войны, кто бы что сейчас не говорил. А для войны было нужно оружие. А оружие надо где-то хранить. Сверху был лагерь военных. Это такие люди, которые только и делают, что готовятся к войне. Вроде офицеров Дивизии. А тут у них был склад. Мы уже давно пустили все в дело, как ты понимаешь. Еще до твоего рождения. Сейчас это убежище и священное место. Пока тебя не было, мы прокопали подземный ход, который начинается вон в том углу. На всякий случай. Люблю, когда у людей есть выход. Ведет прямо к реке. Надо бы сделать лодок. Если придется бежать, то лучше делать это по реке. Но где их хранить. Может отгородить тут часть помещения? Учитель задумчиво осмотрелся. — Меня не было девять лет, — осторожно сказал Йем, желая подтолкнуть Учителя в нужном направлении. — Да. И за это время, как ты видишь, почти ничего не изменилось. И в то же время, изменилось все. Больше всего Йема беспокоило два вопроса. Где остальные рейнджеры? В Ордене их было больше трех сотен. Да, их странствия обычноо затягивались на месяцы, часто на годы, иногда даже на десятки лет. Но почти всегда в крепости Ордена находилось не меньше нескольких десятков. Тут воины Ордена набирались сил, делились опытом и новостями, чинили транспорт и оружие. Сейчас в домах, где раньше сохранялись комнаты для рейнджеров, жили местные. Это обескураживало. — Дивизия нашла способ делать людей, похожих на нас, — сказал Учитель. — Называют их паладинами. Это действительно странно, вот уж не думал, что кто-то еще помнит это слово. — Это все объясняет. Но не делает ничего понятней, — не удержался от завуалированной колкости Йем. — После первых ста лет жизни начинаешь немножко думать на перед. Не хочу сказать, что я очень уж проницателен. Но тут и не надо таким быть. Дивизия терпела наш Орден, пока нуждалась в нем. Теперь мы просто непонятные фанатики, которые могут быть опасны. — Они убивают нас? — вскинулся Йем. — Нет, что ты! Конечно же нет! — замахал руками Учитель. — До этого еще далеко. Сначала, я думаю, им захочется испытать свою силу в бою за сокровища Старого Мира. — Они уже собрали армию и идут куда-то на юг, к руинам Древних Городов, — сказал Йем. — Это большой секрет, — улыбнулся Учитель. — Про который все знают. Я надеюсь, Ормузд поможет им одержать победу. Йем обескураженно молчал. Почему? Только что Учитель сказал, что Дивизия опасна для Ордена и тут же желает им победы. — Не делай ошибку человека, отринь свой эгоизм и посмотри на мир такой. какой он есть, — наставительно произнес Учитель, — Наша цель истребление чудовищ. Увы, некоторые люди похожи на них. Их зло тоже надо остановить. Души людей забота Ормузда, мы тут бессильны, поэтому мы можем сразить лишь то зло, что направлено на нас, поскольку мы не можем читать в сердцах людей. Мы просто защищаем людей, но не судим их. Йем слышал это высказывание сотни раз еще в детстве. И ничего не ответил. — В конце концов, как бы мы не относились к Дивизии, это ведь государство, — полузнакомое слово заставило Йем бросить короткий недоуменный взгляд на Учителя. Тот заметил и попытался объяснить. — Дивизия несет единый закон, создает правило и в конце концов делает жизнь людей спокойнее, предсказуемее и главное, безопаснее. Может это не так очевидно сейчас, но становится очевидным, если сравнить с прошлым и будущим. — Орден ушел из этих мест, — вдруг догадался Йем. — Ты остался встречать тех, кто возвращается из странствий, потому как никто другой не заставил бы рейнджеров бросить людей и бежать от надменных идиотов, что жаждут власти! — Хорошее, понятное и простое объяснение. Которое объясняет все. И, как это обычно и бывает с хорошими и понятными объяснениями, на самом деле ложь, — мягко ответил Учитель, но в последних словах в его голосе проскочили холодные, непреклонные нотки. Йем молчал, ожидая. И его терпение было вознаграждено. — Лет пять назад, я вдруг понял, что слишком много важности придаю себе. Это не случилось вдруг. Медленно, с трудом, путем медитаций и постов, я смог усмирить гордыню, этот дар Ахримана, и увидеть мир таким, какой он есть. И тогда я понял, что я сделал даже больше, чем надеялся. Зато перестал делать, что должен. Учитель совсем уж неподобающе крякнул, уселся поудобнее, вытянув ноги. — Может пойдем наверх, попросим чая и сладостей, посидим на вечерней прохладе в удобных креслах и поговорим там? Нет? Ну ладно. Видишь ли, Йем… Когда я основал Орден, я совсем не надеялся на успех Я готовился к вечному поражению. Это ведь довольно опасное дело, охотиться на чудовищ. Да, Ормузд помог мне в том, что я могу одаривать людей силой и скоростью. Я могу дать человеку крепость тела и долголетие. Я не могу одарить этом весь мир, поэтому тех, кого я смог наделить этими дарами я также и обременял целью. Рассказывая о вечной битве Ормузда и Аримана я делал из вас Воинов огня, что должны были очистить эту страдающую землю от порождений тьмы. Я был готов к вечной войне. И я оказался не готов к тому, что мы можем победить. Это ведь трудное дело, убивать чудовищ. И очень опасное. Признаться, мне казалось, что этот путь слишком опасен. И так оно и было. Сколько тебе, Йем? Шестьдесят лет? ты, пожалуй самый старый из рейнджеров, кто все еще уходит в странствия. Скольких я посвятил в Воины Огня вместе с тобой? Семерых?