– М-мы стар-раем-мся испол-льз-зов-вать ор-рг-ган-нические части м-максим-мал-льн-но д-дол-лг-го, – любезно сказал Продавец. – Это в-веж-жл-лив-вость по отн-ношен-нию к д-дон-нор-ру. Ин-ног-гд-да аб-бор-риг-ген-ны не пр-рием-мл-лют н-никог-го чуж-жог-го, н-но тэн-ни косм-мопол-литичн-ны. В-вас н-не см-мущает акцен-нт? – Нормально, – сказал я, быстро вспоминая школу. – «Умная голова, разбирай божьи дела!» – Ум-мн-ная г-гол-лов-ва, р-раз-зб-бир-рай б-бож-жьи д-дел-ла? – Даже на жабьем лице Продавца появилось недоумение. – Работает! – обрадовался я. Продавец часто закивал, издавая не то квакающие, не то смеющиеся звуки: – А! Шутка! Он замолчал, внимательно глядя на меня. – Так. Так-так… Мне показалось, что он пытается построить фразу, не используя звонких согласных, вырывающихся из жабьего рта со столь досадным удвоением. Но, наверное, это было сложно. Вообще-то Продавцы очень не любят, когда их передразнивают или пытаются ставить условия. Но я был зол. Не на этого Продавца и не на весь их род, а скорее на всю Вселенную. – В-вам-м письм-мо, – сказал он наконец. Достал из-под прилавка и протянул мне конверт. На планете психованных лавли Продавец от души надо мной поиздевался, выдав мятый конверт и клочок туалетной бумаги для письма. С Прежними, при всех их конфликтах, Продавцы так себя вести не рисковали. Этот конверт был чистый, из плотной бумаги, с небрежно наклеенной на самый край маркой – почему-то иностранной, древней, багрово-красной, с едва угадываемым силуэтом парусной шхуны. Я постарался открыть конверт аккуратно, хотя несчастную марку все-таки порвал. Достал лист глянцевой бумаги. Похоже было, что писали от руки, очень аккуратным, старомодным, каллиграфическим почерком. «Дорогой Максим! Мне было премного приятно получить от тебя весточку. Ты смог меня развеселить. Как ты, должно быть, понимаешь, помочь чем-либо я не могу. Ты не в моей юрисдикции. Мы не имеем к тебе никаких претензий, напротив, ты, пускай и невольно, уже неоднократно нам помог. Если тебе удастся вернуться – не будем против. Что же касается юного отпрыска покойного Виталия, то я не отказываюсь от своих обещаний. Если ты сумеешь его разыскать и убедить вернуться, то Продавцам открыт депозит на оплату его перемещения. Остаюсь искренне твой, Иван». Я молча протянул лист Продавцу. Тот лишь мельком глянул на письмо, даже не опустив головы, а лишь вывернув вниз выпуклые глаза. – Д-депоз-зит откр-рыт. Мы оба понимали, что это лишь начало разговора. И оба собирались перед торгом. – Не хочу я возвращаться, Максим, – сказал Вик. Зрение у Измененных отличное. – Что мне там делать? В Гнезде у дверей стоять? Я даже отвечать не стал. Стоял и смотрел на Продавца. – Чем-м в-вы хотите м-мен-ня з-заин-нтер-ресов-вать? – спросил он. – Сами знаете, – ответил я. – Локальный тактик Ди перед своей гибелью передал мне контейнер. Комбинезон открылся под рукой, я достал контейнер и положил на прилавок. – Не в-вер-рю, – сказал Продавец. – В-вы в-вед-дь осоз-зн-наете цен-н-н-ность кр-ристал-л-л-ла. – Отправьте нас на Землю, – попросил я. – Обоих. Вик затоптался за спиной. – Я м-мог-гу отпр-рав-вить стр-раж-жу, есл-ли он-на хочет, – сказал Продавец. – Пер-рем-мещен-ние опл-лачен-но. – Не она, он, – поправил я. – Свое я оплачу. Из жабьего рта выстрелил длинный розовый язык, облизнул губы. – Это кон-нфл-ликт. С Ин-нсекам-ми. С Пр-реж-жним-ми. Есл-ли м-мы з-заб-бер-рем-м укр-рад-ден-н-н-ный кр-ристал-л-л-л… «Украденный кристалл» далось ему особенно тяжело. – Кто сказал, что я собираюсь вам его отдать? – спросил я с наигранным удивлением. Продавец тихо зашипел. Звук больше подошел бы змее или ящерице. – Тог-гд-да что ты пр-ред-дл-лаг-гаешь? – Посмотреть на него, – сказал я и улыбнулся. – Только посмотреть. Тебе ведь очень этого хочется. – Ум-мн-ный? – спросил Продавец после паузы. – Как ты пон-нял-л? – Вы бы никогда его не отдали, если могли бы использовать сами, – сказал я. – Вы бы на все наплевали и на всех. Не сообщали бы о кристалле, никогда. К тому же вы наверняка знали, что Мар работает на Прежних и на Сопротивление. Вы не могли взять кристалл, но постарались сделать так, чтобы началась заварушка. Едва не столкнули Прежних с Инсеками напрямую. – М-мы их н-не л-люб-бим-м, – признал Продавец. – А кто любит? – пожал я плечами. – Ну так что? Полюбуешься бесцветным кристаллом… и ставки поднимутся. Неожиданно Продавец улыбнулся. – Ты ум-меешь уб-беж-жд-дать. Д-да, я хочу н-на н-нег-го посм-мотр-реть. Это тр-ретий сл-лучай в из-зв-вестн-ной н-нам-м истор-рии, з-знаешь л-ли… И пр-ро под-дн-нятые став-вки ты пр-рав-в. М-мы б-буд-дем-м н-наб-бл-люд-дать з-за тем-м, что стан-нет пр-роисход-дить д-дал-льше… – Мало развлечений? – посочувствовал я. – Н-не пер-рег-гиб-бай, – серьезно сказал Продавец. – Ты кр-райн-не ин-нтер-ресен-н, н-но н-не считай себ-бя цен-нтр-ром-м В-всел-лен-н-н-ной… Показ-зыв-вай! – Максим… – сказал за спиной Вик. – Подожди, – отмахнулся я. Взял контейнер под пристальным взглядом Продавца. Потянул за оба конца. – Он откр-ручив-вается, – сказал Продавец насмешливо. Я повернул – и контейнер открылся. На мягкой красной подложке лежал в углублении сверкающий прозрачный кристалл. Продавец смотрел на него несколько секунд. Потом начал мелко хохотать – на горле раздувался мешок, как у квакающей лягушки. – Это… это кр-ристал-л-л-лический уг-гл-лер-род-д… Тебя над-дул-ли, М-максим-м! Я смотрел на бриллиант в полном остолбенении. Как? Ди обманул меня? Нет, я же чувствовал его, он все понимал, он не должен был… Он сказал, что кристалл у него… Нет. Ди сказал: «Кристалл у нас». – Максим… – виновато произнес Вик. – Вот… У него даже контейнера не было, бесценный кристалл лежал просто в кармашке комбинезона. Викентий шагнул вперед и вытянул широченную ладонь. Он не сверкал, как бриллиант. Он не светился. Это был просто-напросто прозрачный шарик размером с крупную вишню. От него нельзя было оторвать взгляд. Кристалл втягивал в себя, мгновенно став центром комнаты, фокусом взглядов, единственным значимым элементом мироздания, альфой и омегой. Ему не нужно было светиться или переливаться. Викентий сжал ладонь, скрывая кристалл, и я понял, что стоял не дыша. Кажется, как и Продавец, – у того глаза выкатились еще больше. – Долго нельзя смотреть, – наставительно произнес Вик. – Плохо становится.