– Пожалуйста, – вежливо сказал я. – Видок у тебя… – пробормотал мужчина, протискиваясь в дверь. Как по мне, он и сам выглядел не слишком хорошо. То ли за бухлом в Комок пришел, то ли за чем-то «расширяющим сознание». Несколько мгновений я смотрел на него – и меня вдруг снова пробило понимание, рожденное чужим смыслом. …Женщина – ссора – брошенные в запале слова – пощечина – ответная оплеуха – захлопнутая дверь – долгая ругань на площадке – блуждание под дождем – звонок приятелю – выпивка – поход в Комок за добавкой – гуляем – собирался подарок ей, дуре, сделать – лучше пропью… Я постоял, глядя на лунное кольцо, вдыхая теплый влажный воздух. Дождя уже не было, и то ладно, только кое-где высыхали лужи. Дома. Дома, на Земле. Совсем рядом мой дом, мама и папа. Еще ближе Гнездо. Там Дарина. Где-то на соседней улице проехала машина, потом пронесся мотоцикл. Снова наступила тишина. Я понял, что стою и беззвучно плачу. Я вернулся, но ничего не закончилось и ничего не изменилось. Инсек захочет, чтобы я убрался с Земли. Может, мне так и делать? Туда-сюда. Земля—Саельм. Саельм—Земля. – Совсем тебя расколбасило, – сказал мужчина, выходя из Комка. Его заказ весело позвякивал в сумке, а сам мужчина явно подобрел. – Коньяк будешь? – Нет, – сказал я, вытирая лицо. – Но спасибо. И пошел к Гнезду. – Столетний! – крикнул мне вслед мужчина с явной обидой. Но я даже не стал оборачиваться. Я шел, смеялся и плакал одновременно. Два дня назад, на планете Трисгард, населенной розовокожими четырехпалыми людьми, где-то за немыслимые парсеки от Земли, я бежал по коридорам исполинского дирижабля, падающего в открывшийся между океаном и небом портал. Измененные, воюющие за Прежних и Инсеков, испепеляли друг друга в скоротечных схватках, а стража, бывшая когда-то маленьким сыном Виталия, уводила глайдер прочь. Комендант Мар и локальный тактик Ди направляли дирижабль в огненный столб, искупая свои ошибки и промахи… Коньяк, говоришь? Столетний? С женщиной своей помирился бы лучше, балбес. Я дошел до Гнезда. Постоял, глядя на слабо проступающие под паутиной буквы. Гнездо меня не чувствовало – потому что я так хотел. «Тихо, – попросил я, открываясь. – Тихо, свои…» Нахлынуло – тяжелой, валящей с ног волной, ледяной и обжигающей одновременно. Гнездо незримо ощупывало меня, принюхивалось, будто брошенный пес, дождавшийся хозяина и не знающий, радоваться ему или обижаться. «Все, все, я дома…» Я поднялся по ступенькам. Толкнул дверь. Темно, тепло, тихо. Мягко. Прелые запахи. У меня чуть ноги не подкосились – от усталости и нервов. Из темноты беззвучно выступила стража. Какая-то мелковатая, видно, совсем недавно прошла Изменение. – Призванный Макс, – сказала стража. Я кивнул. – Ты вернулся на Землю, – стража помолчала. – Это хорошо? – Не знаю, – честно ответил я. – Наверное, не очень. Но я вернулся. – Ты меня помнишь? Я внимательно посмотрел на стражу. Конечно, я сейчас вижу в темноте гораздо лучше, чем человек. Но стражи так сильно меняются… – Играешь на пианино? – спросил я. Стража, еще недавно бывшая человеческим мальчиком, покачала головой: – Стало неинтересно. – Понимаю. – У нас тридцать куколок, – похвасталась стража. – Два монаха, только они сами еще не очень умные. Шесть стражей, восемь жниц. Хранитель. – Дарина? – спросил я, хотя мне было очень страшно это произнести. – Пока Дарина. Но скоро хранителем станет Лю. Она очень хочет. Из окна выпрыгивала, чтобы к нам отвезли. – А, – сказал я, вспоминая. Как же давно все это было. – Вот ведь глупая. – Девчонки, – сказала стража с неизжитой еще мальчишеской заносчивостью. – Ты пойдешь к Дарине? Я кивнул. – Иди, – сказала стража. – Она грустная очень. Она обрадуется, когда ты придешь. – Спасибо… – Я на миг задумался и вспомнил. – Спасибо, Рома. – Ро, – поправила меня стража. – Теперь я Ро. Я похлопал его по руке и пошел вглубь Гнезда. Потом сообразил, остановился. – Хочешь шоколадку? Конечно же, он хотел. Я шел по Гнезду, мне даже странным казалось, что раньше я здесь плутал. Голос Гнезда, возбужденный и растревоженный, сопровождал меня. Надеюсь, Дарина его не слышит. Дверь в каморку под лестницей была прикрыта, но не заперта, как это принято у Измененных. Я постоял, собираясь с духом. И вошел. Дарина спала. Лежала на полу, на накиданных друг на друга матрасах, затянутая в черный комбинезон жницы. Измененным требуется куда меньше времени на сон, порой они просто лежат с закрытыми глазами, погруженные в легкую дрему, но сейчас Дарина действительно спала, я это чувствовал. Рядом с ней лежала открытая книжка, тускло светила включенная в розетку настольная лампа с выкрученным на минимум диммером. Я постоял, глядя на нее. Она была такая хрупкая и беззащитная. Я вспомнил, что боялся ее, когда первый раз обнял. И как она отдалась мне в пустом разрушенном Гнезде. Как светились ее глаза – восторгом и страхом. Я ведь даже сам не знаю, в какой момент понял, что люблю ее. Поставив пакет у дверей, я очень тихо присел рядом с Дариной, потом лег, обнял ее. Дарина пошевелилась, я замер, но она продолжала спать. Тогда я закрыл глаза и тоже уснул. * * * Вложенная Фортом память вновь догнала меня во сне. Наверное, это было какое-то виртуальное пространство – пузырь из света в черном космосе. Где-то далеко-далеко в стороне синей каплей мерцала Земля, рядом серой запятой – Луна. Инсек стоял на задних лапах, паря в облаке света. Нижняя часть его туловища мерцала красным, будто ошпаренная. Напротив него, раскинув руки, замерла человеческая фигура, вся из колеблющегося темного пламени. Вначале я подумал, что они сражаются. Потом понял, что битва уже закончилась. Точнее – была остановлена. «НЕПРИЕМЛЕМОЕ ПОВЕДЕНИЕ».