Преподобные Матери пробудились в памяти Алие, вспышками адаба заговорили: тихо, маленькая! Ты есть ты. Потому тебе и дано кое-что. Дано! Она жестом подозвала гхолу. Он встал перед нею, внимательный и терпеливый. — И что ты об этом думаешь? — спросила она. — Скорее всего мы никогда не узнаем, кто она, — отвечал он, — нет ни зубов, ни головы, они исчезли. Разве что руки… но ее генетические характеристики едва ли где-нибудь зарегистрированы. — А яд тлейлаксу? — продолжала она. — Что из этого следует? — Подобные яды покупают многие люди. — Верно. Но от этой почти ничего не осталось, нечего восстанавливать, с тобой было иначе. — Даже если бы вы решили доверить это тлейлаксу, — ответил он. Она кивнула, встала: — Теперь отвези меня в город. В воздухе, когда нос аппарата уже обратился к северу, она произнесла: — Ты пилотируешь совершенно как Дункан Айдахо. Он бросил на нее испытующий взгляд: — Мне уже говорили об этом. — О чем ты сейчас думаешь? — спросила она. — О многом. — Не смей, шайтан побери, уклоняться от вопроса! — Какого вопроса? Она яростно посмотрела на него. Встретив ее взгляд, он передернул плечами. «Жест Дункана», — подумала она. И хриплым обвиняющим тоном произнесла: — Я просто хотела услышать твое мнение, взвесить собственные соображения и сопоставить их. Гибель этой молодой женщины смущает меня. — Я думал не об этом. — О чем же? — О том странном чувстве, которое я испытываю всякий раз, когда слышу разговоры о том, кем я, возможно, был. — Возможно? — Тлейлаксу хитры… — Не настолько. Ты был Дунканом Айдахо. — Весьма вероятно. Это лежит на поверхности. — Итак, ты становишься эмоциональным? — В известной степени. Я чувствую нетерпение. Я волнуюсь. Меня просто трясет, и я едва сдерживаюсь. В голове моей… вспыхивают какие-то картинки. — И что же? — Они слишком быстро гаснут. Просто какие-то вспышки… Похожие на память. — А для тебя они представляют интерес? — Конечно же. Любопытство подталкивает, но я словно иду против ветра. Я думаю: что, если я не тот, за которого меня принимали? И мне не нравится эта мысль. — И это все, о чем ты думаешь? — Вы это лучше знаете, Алия. Как смеет он обращаться ко мне по имени? Обдумывая его слова, она чувствовала, как вскипает и отступает гнев, — на бьющую из обертонов его голоса возмутительную мужскую самоуверенность. На щеке ее дернулся мускул. Она стиснула зубы. — Там внизу не Эль-Кудс? — спросил он, коротко качнув крылом и мгновенно вспугнув всю стаю эскорта. Она поглядела вниз на тени, скользящие по взгорью возле перевала Харг, на скалу и укрывавшую череп ее отца пирамиду на ней… Эль-Кудс — святое место. — Это святое место, — отвечала она. — Надо будет когда-нибудь посетить его, — промолвил он, — возле останков твоего отца меня могут посетить воспоминания. Вдруг она впервые поняла, как сильна в нем потребность узнать, кем он был. Это желание было для гхолы главным. Она поглядела назад, на скалы. Утес обрывался прямо в море песка… коричневым обрывом скала, словно корабль, разрезала дюны. — Вернись назад, — приказала она. — А эскорт… — Развернись и проскользни под ними. Они последуют за нами. Он повиновался. — Ты и в самом деле верно служишь моему брату? — спросила она, когда топтер лег на новый курс, а эскорт пристроился следом. Я служу Атрейдесам, — отвечал он формальным тоном. Рука его поднялась, упала, почти в точности повторяя принятое на Каладане приветствие. Лицо его стало скорбным. Он глядел вниз, на гробницу, высящуюся среди скал. — Что с тобой? — спросила она. t Губы его шевельнулись. Ломким, напряженным голосом он произнес: — Он был… он был, — и слеза скользнула вниз по щеке. Фрименское благоговение заставило Алию примолкнуть. Он отдает воду мертвым! Она с сочувствием тронула его щеку пальцем, ощутив отданную влагу. — Дункан, — прошептала она. Руки его словно прилипли к рукояткам управления, взгляд не отрывался от пирамиды. Она повторила громче: — Дункан! Он сглотнул, качнул головой, сверкнув на нее металлическими глазами. — Я… почувствовал… руку… на моих плечах, — выдавил он. — Я чувствовал! Руку! — он справился с горлом. — Это был… друг. Это был… мой друг. — Кто? — Не знаю. Я думаю, это был… Не знаю. Перед Алией замигал огонек вызова, капитан эскорта желал знать, зачем они возвращаются в Пустыню. Взяв микрофон, она пояснила, что они просто поклонились гробнице ее отца. Капитан напомнил ей, что уже поздно. — Теперь прямиком в Арракин, — сказала она, опуская в гнездо микрофон. Глубоко вздохнув, Хейт заложил вираж обратно на север. — Так значит, это была рука отца, не так ли? — спросила она. — Быть может. В голосе его слышались интонации ментата, оценившего вероятности, она видела, что он уже взял себя в руки. — Понимаешь ли ты, насколько я знаю своего отца? — спросила она. — Только догадываюсь. — Тогда слушай, — произнесла она. И коротко объяснила, что обрела сознание Преподобной еще до рождения, что воспоминания бесчисленных жизней запечатлены в ее нервных клетках… пусть случилось все это после смерти отца. — Я знаю его таким, каким его знала моя мать, — проговорила она. — До всех мельчайших подробностей. В какой-то мере я сама — моя мать. Я помню все, что происходило с ней до того момента, когда она выпила воду жизни и вошла в транс переселения душ. — Ваш брат кое-что уже объяснил мне. — Он говорил об этом? Почему?